Другой

Бородач взглянул на Сергея:

— Не знаю, как это объяснить, но… — Про леску и ребенка — это мой старый сон… и, вот… — Вытащил из кармана, положил на стул бумажку.

— Что там? — настороженно спросил Игорь. — Я возьму.

— Возьми.

— Интересно.

Игорь развернул, сложенный в несколько раз рисунок.

На весь лист — шар головы, рядом маленькие овалы ушей. Глазки узенькие, как у китайца. Нос — две дырочки. Рот приоткрыт, внутри молния, которая заканчивается гигантской иголкой.

— Откуда это у тебя? — испуганно спросил белорус.

— В кармане был.

— Сам и нарисовал, не помнишь просто…

— Бред. Концовка твоей истории — ребенок. Ребенок из моего сна. Ты нарисовал! И подсунул… Но, откуда ты знаешь?

— Во-первых, я ничего не подсовывал. Теоретически, конечно, я могу знать твои сны, ведь ты проспорил мне душу. Но зачем мне — это? У меня, на нее, совсем другие планы…

— Так, все! — сказал Антон. — Мне надо туда.

— Куда? — спрашиваю.

Антон ткнул пальцем в темноту: — В самое логово. Кто со мной?

— Дураков нет, — говорю. — И тебе, отходить от лагеря, не советую.

— И что мне делать?

— Терпи.

— Час терплю… Глеб, а ведь мне надо тебе, кое-что сказать.

— Надо — говори.

— Тет-а-тет.

— Ребятам не понравится, что у нас секреты. Это не по товарищески. Ребята! — крикнул я зычным голосом пионер вожатого. — У некоторых наших товарищей появились секретики. Я не стану молчать! Подобная близорукость, в условиях тотального противостояния общественных единиц, была бы непростительной ошибкой? Консолидация, монолит, единоцентрие — под угрозой. В преддверии митинга, я как глава комитета, как избранный лидер ячейки требую: пригвоздить к позорному столбу: нерадивых, отколовшихся, единоличников и прочих заблудших овечек…

Антон потянул меня за руку:

— Пойдем… Это интересно. По дороге расскажешь…

— Возьми Серегу. Я боюсь тебя… У тебя в карманах странные рисунки…

— Пойдем…

— Почему, я?

— Ты, нужен. Именно ты. Есть разговор. Пошли…

Отошли метров двадцать, но до туалета не дошли. Антон сошел с тропинки, уперся рукой в дерево, и…

— Ааа..! Когда, долго терпишь… Секс отдыхает!

— Подозреваю, ты сказал, все, что хотел?

— Погоди-погоди…

Капитан вернулся на тропинку.

— Странные вещи у нас происходят, — говорит.

— Ты, про бродячих покойничков? Для этих широт, это нормально… Они ж после дождя, как грибы…

— А я серьезно.

Антон закурил. Я тоже.

— Игорь — мистификатор! — говорит. — Сатанист. Он готовит какую-то колоссальную каверзу… И птица эта странная, знаешь, я ее не ел…

— Бензин в баках есть?

— Да, а что?

— Ты кидаешься в ноги, я бью стулом по голове. Хорошо, что ты сам предложил. Думал, ты с ними за одно… Тела сожжем… Прах расфасуем в чайные пакетики…

— Не веришь… Я понимаю…

— Сделаем свою религию. Братство белых капитанов, а?!

— Помнишь, сумку, которою ты уронил?

— Не ронял никаких сумок.

— У нас аккумулятор подсел, а вы пошли за Сашей… Позвонил Игорь. Говорит Сергею: надо Глеба разыграть, он, говорит, сумку уронил, и перечислил все, что в ней якобы разбилось… Было такое?

— Ах вот оно что! Ах вы сволочи… А я ее все выглядываю. Переживаю. Все, думаю, про сумку эту как-то быстро забыли? А шуму-то, шуму было…

— А вот картинка — это не фокус. Это сон. Он не мог знать…

— Ладно. Спи спокойно, — говорю. — Ты в первую ночь на пристани, напился, и сон рассказал…

Антон выдохнул облегченно: Правда?

— Кажется, да.

— Кажется?

— Я тоже, не сильно трезвый был. Так что живи… Заводи детей… Только осторожней с леской и иголками…

— Знать бы точно, рассказывал или нет…

— Ты, правда, врач?

— Да.

— Хирург?

— Ну.

— Пойдем, выпьем "сорокогРадостной" жидкости. Чтобы люди никогда-никогда не болели… А-то ведь, не дай бог, они к тебе придут…

Вернулись. Игорь опять что-то рассказывал.

Я перебил:

— Вы еще долго планируете этим заниматься? Спать никто не хочет?

— Ага… спать, — сказала Саша. — Вам-то хорошо, а мне ведь, тоже туда надо…

— Проводить?

— Ладно. Дотерплю.

Сергей встал, взял ее за руку: — Пошли… Тоже, будешь терпеть…

— А если он выскочит?

— Если выскочит… Ты главное беги за мной, старайся не отстать…

— Только быстро не беги, — попросила Саша.

— А ты не кричи и не цепляйся за одежду. И не бойся. Если что, я тебя утром найду.

— Возьми фонарик.

Сергей полез в палатку за фонарем; Антон налил мне и себе водки, Саше в стакан вылил остатки вина: — Для храбрости, Сашенька.

— Думаешь, храбрых не едят?

— Анестезия, — говорю. — Алкоголь, хотя бы, притупит боль.

— Говорите тост, — потребовала девушка.

— Актуальный или банальный? — спрашиваю.

— Добрый.

— Соседка моя, по этажу, работала в морге техничкой. Мыла всякие тележки, каталки, инструменты кипятила…

— Добрый тост?

— Очень добрый… Вот… И вот в холодильник привезли новеньких, свежатинки — как у них говорят. Увидела она, что у одного старичка — золотой зуб. Не позолоченный, а именно золотой. Взяла плоскогубцы, отвертки разные, и за дело. И так и сяк — не подступиться к зубу: челюсть сжал как Пикбуль. Через пол часа, таки разжала, быстренько вставила между челюстей отвертку, тыльной стороной — за которую держатся, и значит, плоскогубцами зуб тянет. Дерг-дерг, дерг-дерг, — никак, но вдруг пошел; от радости хватку ослабила, зуб выскользнул из зубцов, и в рот упал. Она палец в рот, а рукоятка у отвертки скользкая, не удержалась, выскочила, и, челюсть — клац. Палец, там и остался. Так и ходит теперь, без пальца.

А пожелание мое такое: Выпьем за то, чтобы мы всегда, в любой ситуации, при любих раскладах, могли за себя постоять.

Выпили.

— Все ребята, спокойной ночи, — говорю. — Вы скоро?

— Да. Сейчас, только быль одну дорасскажу, — сказал Игорь.

— Сашенька с вами ляжет, конечно, а я в ее палатку… Удобно, никто не храпит под боком…

— Цепочку возьми, ты ж хотел.

— Ааа… Ну, давай.

Цепочку с кулоном положил в нагрудный карман.