Друзья и любовники

– Это было бы хорошо, мэм, но я сам должен ему большую сумму денег.

– Вы должны… ему? – Глаза туристки стали еще больше. – За что?

– Это как бы небольшой кредит. Ну, например, аренда этой лошади.

Блондинка пришла в ужас, а Мадлен едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

– Он заставляет рабочих платить за аренду лошадей… своих собственных лошадей, с тем чтобы они обслуживали его же скот! – возмутилась блондинка.

– Скот, надо сказать, приносит ему не так уж много, и поэтому, очевидно, он всячески исхитряется добывать деньги любым другим способом. Нетрудно понять, отчего он богатеет, если посчитать, сколько у нас скопилось не выплаченных ему карточных долгов…

– Карточных долгов?

– Да, к сожалению, мэм, – продолжал как ни в чем не бывало Джон. – Он спаивает нас каждую пятницу после работы и обманом вовлекает в игру. Я, слава Богу, должен ему меньше, чем другие, часть я уже выплатил, и мне осталось еще немногим более двадцати тысяч долларов.

– Бог мой! – испуганно воскликнула туристка.

Джон добродушно покачал головой. – Могло быть и хуже, – заверил он ее.

– Куда уж хуже!

Джон совсем разошелся:

– Он мог бы заставить меня ночевать в палатке с парнями. А тут змеи водятся в десять футов длиной, здоровые, с мою ногу. – Он шлепнул себя по широкому бедру, обтянутому холщовыми штанами. – Так и не нашлось хорошего ружья пристрелить этих гадов – поэтому только и остается, что приручить их, но ко мне змеи не так привыкают, как к другим парням, потому-то Большой Джон и разрешил мне ночевать в доме.

У блондинки возникли подозрения.

– Змеи в десять футов длиной? – недоверчиво переспросила она. – Уж не техасские ли это байки?

– Нет, что вы, мэм, я вру, только когда мне Большой Джон велит, когда налоговые инспектора задают вопросы о его поездках в Европу и о тридцати иждивенцах, которые, как он утверждает, его незаконные дети. Вы только представьте себе, мэм, его младшей дочери уже двадцать лет.

Блондинка вдруг расхохоталась. Она смеялась так, что по щекам у нее катились слезы. Спутница ее тоже начала смеяться, а что касается Мадлен, то она наконец перестала сдерживаться и присоединилась к общему хохоту.

– Благодарю за краткий биографический очерк, мистер Дуранго, – проговорила блондинка сквозь смех. – В следующий раз, когда я прочитаю о вас в каком-нибудь журнале, я буду среди немногих избранных, кто знает, что вы за негодяй. Брать с рабочих арендную плату за лошадей!..

Он усмехнулся.

– Я иногда об этом подумываю. – Он достал бумажник и протянул ей визитную карточку. – У меня всегда найдется работа для хорошего адвоката. Если соскучитесь без дела, позвоните. – Он подмигнул ей. – Дорогая, вы так чертовски молоды, вам еще рано на покой.

Мадлен была готова расцеловать его, увидев, как вспыхнуло лицо пожилой женщины.

– Спасибо, – сказала та прочувствованно. – А теперь расскажите, как нам добраться до Хьюстона.

После того как туристки уехали, Джон вскочил на лошадь и подождал, пока сядет Мадлен. Затем он спокойно зажег сигарету и направился к амбару, где лучшие быки жили истинно по-королевски, с кондиционером и отоплением в зимнее время.

– Эй, негодяй! – шутливо окликнула его Мадлен, пытаясь вывести его из мрачного состояния, в которое он снова впал.

Но он даже не удостоил ее взглядом. Он по-прежнему был в ярости, а она не знала, как лучше объяснить ему свой поступок, который и сама толком не могла понять.

– Расскажи, что за человек был твой отец? – неожиданно попросила она, поравнявшись с ним.

Он внимательно поглядел на нее.

– С чего ты вдруг спрашиваешь? Она пожала плечами.

– Сама не знаю. Ты никогда о нем не говорил. И я… просто мне интересно.

Он сделал глубокую затяжку и задумчиво устремил глаза вдаль.

– Он был несгибаемый, жесткий. Очень организованный и целеустремленный. В детстве он был лишен всего и поэтому решил показать всему миру, что способен делать деньги не хуже других. Он служил на флоте до того, как купил Большую Сабину и начал бурить нефть. – Он горько ухмыльнулся. – Сначала отец нашел совсем немного, но мы все это скрупулезно выжали, купили еще земли. И тут нам повезло.

– А твоя мать? – спросила она осторожно.

– Она умерла, когда я родился.

– Прости, я не знала. – Мадлен уставилась на рыжие спины быков. – А ранчо назвали в честь битвы?

– Да, битвы в ущелье Сабина, где родился мой отец. Когда в 1863 году во время Гражданской войны войска сторонников федерации пытались войти в Техас через это ущелье, два лейтенанта, Ричард Доулинг и Н. Г. Смит, защищали тамошнюю крепость, имея всего шесть пушек и сорок два солдата. И оборонялись они так успешно, что никто больше уже не пытался пробраться через это ущелье.

– Я не сомневаюсь, что твоему отцу понравилась бы эта история. Я права? – Она улыбнулась ему.

– Эти чудаки? – Он задумался. – Пожалуй, что да. Единственное, что ему не нравилось, так это отцовство. Первые двадцать лет моей жизни он только и делал, что винил меня в смерти матери. Так что никакой трагедии не было, когда он пошел служить и оставил меня у дяди.

Она с любопытством смотрела на его четкий профиль. Ей хотелось знать, что за обстоятельства сделали из него такого человека, каким он был.

Он спешился, поставил ногу в высоком сапоге на нижнюю перекладину забора и, облокотившись о верхнюю, стал смотреть, как неуклюже топчется на своем одиноком пастбище крупный племенной бык.

Мадлен тоже слезла с лошади и присоединилась к нему. Каким большим и сильным он вырос, снова удивилась она, думая об одиноком мальчике, каким, очевидно, он был. Она рада была встать поближе к нему, оправдываясь перед собой тем, что стало свежо, а от Джона всегда исходило тепло. Она окинула его взглядом, снизу вверх – от длинных сильных ног до широкого кожаного пояса на тонкой талии, массивной груди и мускулистых рук. Руки его, темные из-за волосков, что густо покрывали все тело, были удивительно красивые – широкие, загорелые, с длинными пальцами. Ногти всегда были тщательно подстрижены и безупречно чисты, несмотря на то что ему приходилось много трудиться на ранчо. Он носил лишь тонкие золотые часы, никаких колец.

– Ты что, решила взяться за кисть? – бросил он раздраженно. – По-моему, за столько времени мой портрет уже должен был бы отпечататься в твоей памяти.

Она перевела взгляд на быка.

– Я просто думала, – сказала она.

– Думала о чем? Об очередной жертве преступления?

Это была первая капель в леднике, который он возвел вокруг себя. И она ответила ему робкой улыбкой.

– Не совсем. Думала, какие гнусные орудия мне могут для этого понадобиться, и о кое-каких деталях, весьма устрашающих.

Он тихо рассмеялся и наклонил голову, чтобы зажечь сигарету.

– А в кого на этот раз всадят топор? Она бросила на него быстрый взгляд.

– Я подумывала, а не убить ли мне самого сыщика?

– Твои поклонники повесят тебя на первом же суку.

Он поглядел на ее слегка растрепанные рыже-золотые волосы, горящие щеки и огоньки в зеленых глазах. Зрачки его сузились.

– Ты так мало похожа на убийцу… – пробормотал он.

Она дерзко улыбнулась.

– Я всегда любила детективы, – возразила она. – Следить, как распутываются преступления. Я хотела идти работать в полицию, но в журнале было дел невпроворот.