Друзья и соседи

— Понятно. Вот что, Стёпа, не в службу, а в дружбу, возьми лопату и накопай вон там картошки. Управишься, закусишь, и поедем.

— Ну что ж, это можно, — водитель взял лопату.

Жена Антона Ивановича любовалась супругом, который после отпуска стал уже совершенно неотразимым мужчиной.

— Антоша, — сказала жена, — ты его попроси, пусть он заодно пару вёдер воды принесёт из колодца.

— Стёпа!

— Я вас слушаю.

— Довольно копать. Видишь, ведёрки стоят. А вон колодец. Сообрази и действуй.

Водитель взял вёдра и пошёл за водой.

«Исполнительный малый», — подумал Антон Иванович и повернулся к жене.

— Лиза, налей-ка ему стопку и закусить дай.

Водитель принёс воды.

— А ну-ка заходи, садись, — пригласил Антон Иванович.

— Спасибо. Я позавтракал.

— Давай-ка за здоровье начальства.

— Не пью. Спасибо.

Антон Иванович выпил один.

— Правильно. Водителю пить не положено. Вдруг нарушение, милиционер подойдёт, скажет — а ну-ка дыхни, а ну давай права!

— Вот именно, — подтвердил водитель.

— Мне-то, я полагаю, можно как пассажиру. А? Как думаешь?

Антон Иванович выпил, закусил огурчиком и встал.

Когда они выехали на шоссе, солнце начало пригревать сильнее. Водитель напряжённо сидел за рулём, на отрывая глаз от дороги.

Антон Иванович достал из портфеля коробку папирос «Абхазия». На коробке была нарисована пальма на фоне моря.

— На, возьми. Это я оттуда привёз. С юга.

— Спасибо.

Водитель сунул папиросы в карман.

— Ну как новый начальник-то? Строгий?

— Как вам сказать?

— Работу требует?

— Обязательно.

— Новая метла чисто метёт. Стёпа, ну-ка тормозни. Маленько пройдёмся.

— Неудобно. Там вас, наверное, посетители дожидаются.

— Ничего. Чем посетитель ждёт дольше, тем на* чальству авторитета больше. Тормози!

Водитель остановил машину. Антон Иванович вышел. Вдоль шоссе тянулся молодой лесок, тронутый осенним огнём.

— Ты смотри — живопись!.. Какие, к лешему, посетители, когда кругом природа такая, Я тебе по секрету скажу, не такой я человек, чтобы без дела помер. Ходят к нам, люди, ходят. Одному ремонт, другому ремонт. А я что, железный, что ли?

Водитель взглянул на ручные часы.

— Человек придёт, — продолжал Антон Иванович, — а я ему говорю: «Заходи через недельку. Сейчас не могу. Срочно вызывает руководство», — и так пальцем наверх укажу. Дескать — высокое руководство. Ну, и безусловно у человека уважение. Видит; не с мальчиком дело имеет. Понял?

— Понял.

— Заводи!..

Не доезжая до конторы, Антон Иванович скомандовал:

— Стоп!». Сойду. Проветрюсь. А то вдруг новое начальство скажет — а ну дыхни!..

В контору Антон Иванович явился через полчаса. Поздоровавшись с секретаршей и выслушав комплименты по части загара и внешнего вида, он спросил:

— Новый у себя?

— Сейчас будет. Вышел на минутку.

— Как он — ничего?

— Симпатичный. И характер весёлый.

Антон Иванович вошёл в кабинет, сел в кресло для посетителей и закурил. Оглядывая знакомую обстановку кабинета, он увидел на столе начальника коробку папирос «Абхазия».

«Надо же, — покачал головой Антон Иванович, — шофёр-то, оказывается, подхалим. Не успел явиться, а уже начальству папиросы поднёс!»

Размышления Антона Ивановича прервал скрип двери. В кабинет вошёл водитель.

— Ты что же это, голубчик, — ехидно сказал Антон Иванович, — я тебе дал сувенир, а ты его начальству сунул?

— Вы ошибаетесь. Это мои папиросы.

— Твои? А стол чей?

— И стол мой. Вы меня уж извините, товарищ Перцов, я шофёр-любитель. Месяц как получил права. При каждом удобном случае езжу. Огромное удовольствие получаю!.. Вот и сегодня решил проехать за город. Потому раньше времени и прибыл.

Антон Иванович вытер платком лоб.

— Ну и как, Степан… Михайлович, — чугунным голосом спросил он, — как машина?

— Очень славная машинка. Приёмистая. Восемьдесят километров идёт — не чувствуешь.

— Вы меня извините, — сказал Антон Иванович, — я сегодня…

— Нет, это уж вы меня извините, что я сейчас заставил вас ждать.

«Издевается!» — подумал Антон Иванович и сказал: — Ничего. Я тут сидел, как говорится, курил…

— Да, кстати, позвольте вернуть вам папиросы. Я ведь не курю, товарищ Перцов.

— Правильно делаете, — жалобно сказал Антон Иванович и взял протянутую ему коробку.

На коробке была нарисована пальма на фоне моря.

Море было неспокойным. Оно предвещало бурю.

Волшебная палочка

До чего же он был правильный человек, этот Волобуев! Каждое утро, без пяти девять, он появлялся в коридоре, ровно в девять за ним закрывалась обитая клеёнкой дверь с табличкой «Отдел кадров».

Краснолицый, бритый наголо, Волобуев был строг, даже суров. «Имейте в виду, что я вас всех вижу насквозь», — говорил его пронзительный, осуждающий взгляд.

Как-то у нас в клубе был конкурс на лучшее исполнение современных танцев. Первый приз получили инженер Михалев и машинистка Нина Воронина. На следующий день, выступая на профсоюзном собрании, Волобуев сказал:

— Я думаю, что тозарищ Михалев и проходизшзя с ним по одному танцу Воронина должны малость призадуматься, Не этому их учило родное государство. Невелика заслуга в наши дни побойчей других сплясать. Невелика мораль, товарищи, выносить свои личные объятия на коллектив. Я думаю, товарищи, это всем ясно.

Не так давно механик Шумилин, получив кзартиру, отпраздновал новоселье. Назавтра в буфете к Шумилину подошёл Волобуев:

— Нарзанчик пьёте, товарищ Шумилин. Освежаетесь после вчерашнего. Я у вас в гостях не присутствовал, но имею сведения, что вы во дворе хоровод вертели, исполняли «Я цыганский барон…».

— Что правда, то правда. Было.

— И что же, красиво это? Если вы цыганский барон, вам, конечно, всё простительно. Какой же вы пример людям подаёте? Не для того мы дома строим, чтобы на виду у коллектива пьянство разводить? Давайте, товарищ Шумилин, о морали забывать не будем. Мораль для нас — всё!