Друзья по переписке

Но, будто почувствовав, что за ним наблюдают, Люциус внезапно отвернулся от окна и, обведя взглядом зал ресторанчика, почти сразу увидел ее. Резко вздохнув, Гермиона мысленно прокляла себя за то, что не успела отвернуться. А он, словно разгадав ее безмолвную досаду, чуть насмешливо ухмыльнулся, поднял левую руку и махнул Гермионе, приглашая ту за свой столик.

«Уходи! Уходи отсюда, сейчас же… Просто помаши ему в ответ, извиняюще улыбнись и иди к выходу. Тебе уже давно пора в свой книжный магазин!» — тут же раздался голос рассудка.

«О, да брось, Гермиона! Как ты можешь сопротивляться такому мужчине? Эм-м-м… Такому красивому мужчине…» — настойчиво противоречил оппоненту голос какого-то неясного чувства, которому она и названия не могла подобрать.

«Прекрати! Этот человек — злодей! Во всяком случае, злодеяний на его совести более чем достаточно. Держись от него подальше! И помни: он, без сомнения, может причинить тебе боль. Очень большую боль».

«Да… Но в последнее время он не сделал ничего предосудительного. Наоборот, этот мужчина предельно корректен с тобой и даже… заботлив!»

«Да заткнитесь вы, оба!» — мысленно закричала Гермиона, серьезно опасаясь за собственный рассудок.

Но, чтобы не показаться совсем уж невежливой, сделала несколько неуверенных шагов в сторону столика, за которым сидел Малфой. Она была уже недалеко, когда персональная неуклюжесть, снова решив напомнить о себе, сыграла с ней очередную злую шутку.

Понятно, что, собираясь поужинать в ресторане с Гарри и Роном, одеться Гермиона постаралась красиво и элегантно. И это ей действительно удалось: в симпатичном платье цвета лаванды, крошечных жемчужных сережках и новеньких туфельках выглядела она по-настоящему очаровательно, что, в общем-то, и подтвердили искренние комплименты друзей.

Но! У этих новеньких туфелек имелись высоченные каблуки, а еще их размер был чуточку великоват, поэтому туфли нет-нет да и норовили соскользнуть с ног. Поначалу Гермиона даже сомневалась, а стоит ли надевать их нынче вечером, но, решив, что собирается не на пешую прогулку, все-таки рискнула. Что и стало ее огромной ошибкой…

Она уже почти приблизилась к Люциусу, когда посетитель, сидевший за соседним столиком, вдруг резко поднялся, и Гермиона быстро шагнула в сторону, чтобы не столкнуться с ним. Правая нога тут же подвернулась, туфелька соскользнула, а общее равновесие оказалось безвозвратно утерянным. Зашатавшись, Гермиона неловко взмахнула руками и, чтобы хоть как-то устоять, схватилась за первое, что могло поддержать ее. Что поделать… подвернулась лишь скатерть того самого (соседнего) стола. И уже спустя мгновение еда, посуда, приборы — все, что находилось на столешнице — с грохотом оказалось на полу. А следом, что было еще обидней, и сама Гермиона.

Ей казалось, что невероятный звон и звуки бьющегося стекла раздаются целую вечность!

Обидно было ужасно. Гермиона понимала, что такого непревзойденного, можно сказать, эпического унижения она не испытывала никогда. И что еще неприятней, оказалась в центре внимания, и теперь (окруженная сбежавшимися официантами и вскочившими со своих мест посетителями) вынуждена была выслушивать сочувственные реплики, да еще и благодарить за них.

Когда же ей наконец помогли подняться на ноги (помог, кстати, тот самый мужчина, который и стал виновником этой ужасной и нелепой ситуации), она почувствовала, что сил повернуть голову и посмотреть на Люциуса Малфоя у нее нет. Просто нет.

«Все! Хватит! Больше никогда в жизни я не взгляну на этого человека. А если и взгляну, то этот день станет моим последним днем. Потому что обязательно случится еще что-нибудь, и тогда от стыда мне придется уже умереть. Да! И как только доберусь до своего магазина, сразу повешу на двери табличку, что вход ему туда запрещен! И… в моей жизни больше не будет Люциуса Малфоя… и это прекрасно! У каждого есть чаша унижения, которую приходится в жизни испить до дна. Так вот… я свою уже выпила. Полностью!»

Держась из последних сил, Гермиона понимала, что сейчас больше всего на свете ей хочется плакать. И, конечно же, не собиралась отказывать себе в подобной мелочи.

«Только не здесь! Не перед ним…»

Измученная стыдом, она аппарировала прочь прямо из ресторана.

_______________________________________________________________________

Приветствую вас, милая Афина!

Примите мои самые глубокие соболезнования, которые хочу послать не только вам, но и вашей семье. Пусть ваш дядюшка покоится с миром, и пусть новое его путешествие будет намного приятней и интересней, чем то, которое он завершил, покинув эту землю. Я отправил вам небольшой подарок, так, пустячок, но надеюсь, что он хотя бы на пару минут заставит ваше прекрасное лицо проясниться.

Итак, вы маглорожденная волшебница. И не побоялись признаться мне в этом. М-м-м… а что если, несмотря на мой (само собой разумеющийся) эльфийский шарм и характерное для этой расы дружелюбие, на самом деле я чистокровный сноб, презирающий маглов и все, что с ними связано?

По правде сказать, я бесконечно уважаю вас за эту откровенность. Я восхищен и очень польщен вашим доверием. Поэтому хочу сделать ответное признание, сообщив, что, к сожалению, много лет был яростным сторонником чистокровного превосходства. И все эти годы презирал — нет, скорее даже, не презирал, а откровенно не знал и не понимал маглов. Не скажу, что ненавидел их, все-таки ненависть — это достаточно сильное чувство. Правильней будет сказать: пренебрегал маглами, не уважая ни их историю, ни их достижения, ни их культуру. Они казались мне слабыми, никчемными, жадными и бесчестными. И когда я вспоминал, сколько веков эти… существа вели охоту (заметьте, кровавую охоту) на колдунов и ведьм исключительно из-за собственного невежественного страха, то испытывал к ним еще большее отвращение. Да и как мог я чувствовать что-то другое, зная, что столетие за столетием они ненавидели и мечтали уничтожить тех, кого всего-навсего не могли понять?

Время шло, и мое отвращение к маглам, увы, продолжало расти… Даже несмотря на случившееся разочарование в былых идолах и былых идеалах. Пока… пока я не встретил (точней, не узнал лучше) одну… необыкновенную маглорожденную ведьму. О, она великолепна… Бескорыстная, прекрасная, благородная душой. И, как ни странно, все ее существование настолько противоречило моей философии, что дало толчок к осознанию, насколько же я заблуждался, относясь к маглам столь же непримиримо, как и они к волшебникам. Уничтожая то, чего не мог понять сам.

А теперь… я безумно хочу, чтобы она узнала, насколько серьезно я пересмотрел свои взгляды. Но не уверен, что эта ведьма предоставит мне такую возможность. Остается лишь надеяться. И можно сказать, что только на чудо.

Я не знаю, кто вы, Афина, но зато знаю, кем был сам. Поэтому, как человек, который вполне мог походя оскорбить вас этим словом, я искренне прошу простить меня и надеюсь, что вы сделаете это. Что сможете найти в своем сердце прощение.

Леголас.

_____________________________________________________________________

Опустив письмо на стол, Гермиона перевела взгляд на небольшую посылку, доставленную вместе с ним. Перед ней стояла маленькая коробочка с надписью «Афина», воспроизведенной на крышке ажурной вычурной вязью. Обуреваемая любопытством, она взяла ее в руки и, открыв, обнаружила лежащие внутри на зеленоватой шелковой подложке шоколадные конфеты. Гермиона развернула упаковку и глянула внимательней — еще одна надпись на той гласила «Дживаро».

«Боже мой… Это же… самый дорогой шоколад, продающийся в волшебном мире…»