Друзья встречаются

–  Постой!
– вступился Митя.
– Сломать всегда успеем. Погодим, может быть, хозяин подойдет или рабочие. Сколько сейчас времени?

Часов ни у кого не оказалось, но у старика был свой, никому неведомый способ узнавать время. Он поднял к темному небу растрепанную бороденку и, прищуря один глаз, сказал с уверенностью:

–  Надо быть, через час работу начинать!

–  А во сколько у вас начинают работу?
– спросил Маенков.

–  А когда придут, тогда и начинают.

–  Ну, а придут-то во сколько?
– зарычал Маенков, вытирая смокшее лицо.

– Ох, папаша! Чую я, помрешь ты не своей смертью!

–  Свят, свят!
– закрестился старик, тряся бородой.
– В осмь придут, богородица-дева, радуйся. В осмь, говорю.

–  Ишь, контра!
– засмеялся Маенков.
– Всё знает, а прихиляется. Хитрый лешак!

–  Хитрый, - согласился старик, ободренный смехом Маенкова, - хитрый, милок. Поживешь с моё, и ты простоту кинешь.

–  Ладно, - вмешался Митя.
– Будет! Так через час, говоришь, придут?

–  Нет уж, - сказал старик.
– Это нет!

–  То есть как нет?
– обеспокоился Митя.
– Что ты говоришь?

–  А то и говорю, что и третьего дни с пушек палили, и вчерась, почитай, весь день. Так что все как есть распуганы, не ходят.

–  Работнички!
– презрительно кинул Маенков и в замешательстве почесал затылок.

Тогда выступил вперед неунывающий Черняк. Он ловко стреканул окурок с ногтя на крышу сарайчика и, ласково оглаживая рукой ремень винтовки, спросил медовым голосом:

–  А что, полупочтеннейший, не укажете ли вы, случаем, местожительства дорогого Василь Васильича?

–  А чего ж не указать, - сказал старик, пугаясь медовой вежливости Черняка больше, чем рычанья Маенкова.
– Указать завсегда можно! Пошто не указать? Они вот тут, как раз напротив и живут, за палисадом.

–  А может, кого укажете из рабочего класса?
– Черняк прищурился.
– Одним словом, адресок - кто поближе живет из типографских?

–  Можно и из типографских, - засуетился старик.
– Зуева Ваську можно - он поблизости. Как на улицу выйти, то и взять направо. Потом, как увидите - на углу лесина сломанная стоит, то за неё и заворотитесь, а тут в аккурат и есть дом с галдареей, что в запрошлом годе горел, ещё Ваську как раз и зашибло на пожаре. Так вы, значится, в тот дом не ходите, а рядом калитка. Так вы и в калитку не ходите, а прямо в ворота - они сломанные с пожара, и все так и ходят через них. Там уже вы и спросите Ваську Зуева.

–  Премного благодарен, Мафусаил Иванович, - откозырнул Черняк, показывая в мимолетной усмешке ровные белые зубы.
– Революция вас не забудет по гроб жизни и далее.

Черняк вопросительно поглядел на Митю.

–  Вопрос ясен, - сказал Митя, поправляя на руке повязку.
– Давай, Ефим, к Василь Васильичу за ключами, а Маенков за Васькой Зуевым отправится. Я тут с дедом посижу в его сторожке. Только без проволочек и чтоб все втихую было сделано, без скандалов.

–  Есть без скандалов!
– ответили дружки в один голос и, выйдя со двора, разошлись в разные стороны.

Глава тринадцатая. ПРАЗДНИЧНЫЕ БУДНИ

Первым вернулся Черняк, ведя за собой перепугано-лебезящего Василь Васильича. Хозяин типографии оказался человеком невзрачной наружности, с мышиными глазками и юркими движениями. Эту невзрачность он, казалось, не только не старался затушевать, но нарочно подчеркивал. Он явился в типографию в облезлой кацавейке, в потертой шапке и старых стоптанных валенках. Новые добротные бурки, хорьковую шубу плотного штиглицовского сукна, с седым бобровым воротником, и боярскую бобровую шапку он почел за лучшее оставить дома.

Митя не видел вчерашнего надутого, придирчивого и властного Василь Васильича и ничего не знал о бурках, бобрах и хорьковой шубе, спешно укрытых вместе с другим добром в темном леднике; тем не менее он сразу учуял маскарад и во внешности, и в обращении Василь Васильича, составлявшем густую смесь угодливости, страха и напускной простоватости.

В ответ на требование Мити открыть типографию Василь Васильич высказал полную готовность повиноваться, рысцой затрусил к двери и мигом отомкнул её. Все вошли в полутемную конторку. Василь Васильич суетливо забегал по углам, что-то прибирая и приводя в порядок. Черняк, стоя на пороге, зорко следил за всеми его движениями. Митя сел за стол и, вынув из кармана листовку, положил её перед собой.

В эту минуту за спиной Черняка появился высокий худощавый парень, которого сначала никто не заметил. Он оглядел с уважением винтовку Черняка, усмехнулся не без злорадства на суетливые хлопоты Василь Васильича и решительно шагнул через порог к Мите.

Митя, решив, что перед ним один из типографских рабочих, спросил поспешно:

–  Ваша фамилия Зуев?

–  Моя фамилия Вагин, - ответил парень, отирая рот длинным ухом чебака.
– Я тут в типографии работаю, так и подумал, раз теперь наша взяла, дай пойду узнаю, может, чем помочь надо.

–  Надо, надо, - подхватил Митя.
– Дело есть, и очень важное. Спасибо, что пришел, товарищ.

–  Давай, давай скорее!
– закричал Черняк, завидев с порога подходящего Маенкова.
– У нас тут пролетариат, пришел.

–  Эге!
– отозвался Маенков, подступая к крылечку.
– Дела идут, контора пишет.

Он шумно вошел в контору вместе с приведенным им Васькой Зуевым, оказавшимся тихим старичком с узкой грудью, неспешными движениями и тяжелыми медными очками на тонком остреньком носу. Зуев сразу проявил большую распорядительность. После кратких объяснений Мити Зуев немедля завладел листовкой, отошел к окну и вместе с Вагиным принялся колдовать над нею, часто поминая о шпонах, разбивке и прочих таинственных вещах. Митя, прислушиваясь к их разговору, понимал только малую часть его, но одно и самое главное он понял: обращение к населению Шенкурска будет выпущено.

Однако важно было не только выпустить его, но и выпустить как можно скорее. Это и стало главной заботой Мити.

–  Вы как насчет сроков?
– спросил он у Василь Васильича, шуршавшего в углу свернутой в трубку бумагой. Василь Васильич оставил бумагу и подошел к Мите.

–  Сроки, знаете, сейчас определить трудно, - сказал он осторожно.
– Сами видите, рабочих рук нет, у машин никого…

–  Час!
– нетерпеливо оборвал его Митя.
– В котором часу можно выпустить обращение?

Василь Васильич покорно проглотил конец объяснений и, беззвучно шевеля губами, погрузился в сложные расчеты.

–  Ну как?
– снова спросил Митя.

–  Что ж, - ответил Василь Васильич, окончив расчеты.
– К ночи выпустим обязательно.

–  К ночи?
– насмешливо переспросил Митя.
– К ночи мы спать пойдем. Ты как думаешь, Маенков?

–  Эге, - отозвался Маенков, подмигивая Мите,- часов в семь завалимся. Выходит, дело сладить надо часам к шести.