Дрянной декан

– Не ваше дело!
– я мотнула головой и ничего не ответила. Не могла же я рассказать ему о том, что залезла в его телефон и нашла переписку с другой женщиной. Что просто-напросто... Приревновала?!

– Со мной все понятно: я потерял рассудок и забыл все свои обещания, - мягко продолжил он.
– Но отчего наша маленькая недотрога не смогла придержать руки?..

– Потому что вы меня допекли!
– вспылила я и чуть было не ткнула кисточкой, которой наносила пудру поверх тоналки, ему в глаз - случайно, конечно.

Стоило признать, макияж получался ужасным: краснота так и проглядывала, зато поверху легло жирноватое бежевое пятно. Тогда я решила сменить тактику и обмакнула кисть в палетку с румянами. Взяла Вениамина за шею пониже затылка, чтобы легче было стоять, нагнувшись, и повернула его лицо другой стороной к себе.

– Вы преследуете меня в вузе, разрушаете наши с Ромой отношения...
– зашипела я. Обвинения были не совсем заслуженными, но я бубнила первое, что приходило в голову, лишь бы не думать о том, что шея у него, хоть и крепкая, тоже приятно бархатистая на ощупь.
– А теперь и вовсе заявились ко мне домой?!

– А разве?..
– он хотел возразить, но я одернула его и непроизвольно сжала левую руку, вонзив ногти в нежную кожу.

– Не спорьте!!!

Верстовский втянул воздух сквозь сомкнутые зубы и закрыл глаза, затаив дыхание.

– Я только хотел спросить: разве след от заслуженной пощечины не на другой щеке?
– с еле скрываемым возбуждением прошептал декан.

– Мне придётся нарисовать вам румянец, - уверенно заявила я, сама краснея.
– Так будет естественней...

Что-то подсказывало: естественней не будет, будет только кошмарнее. Время поджимало, но я внезапно вошла во вкус, нависая над своим мучителем и вырисовывая на его девственно-белой скуле розовые круги.

– Зачем вы все это устроили, Вениамин Эдуардович? Зачем пришли знакомиться с моими родителями... Правда хотите, чтобы мы с Ромой поженились?

Декан помолчал.

– Если благодаря этому я смогу видеть вас и переживать такие моменты, как сейчас, то почему бы и нет.

Кисточка выпала из моей руки, а сама я отпрянула от Верстовского, будто обожглась об нашу непозволительную близость. Взгляд сам собой опустился ниже, к паху развалившегося на кресле декана, и я отпрыгнула еще дальше.

– Все! Больше ничем не могу помочь, - я схватила с полки зеркало на ручке и заставила себя еще раз глянуть на декана, в этот раз - сугубо с профессиональной точки зрения.

Вынуждена признать, макияж ситуацию только усугубил... Либо я слишком спешила и нервничала в процессе, либо руки мои растут совсем не из того места. Малиновые "яблоки" румянца на щеках декана совсем не красили.

– Теперь вы выглядите смешно...
– с сожалением заключила я и, в подтверждение своих слов, хихикнула. Ситуация была хуже некуда, мне же внезапно стало весело. Я протянула зеркало Верстовскому, втягивая голову в плечи и с нездоровым любопытством ожидая его реакции.

– Увиваться за юной девушкой... Я и так уже смешон дальше некуда, - вздохнул декан. Правда, через мгновение он поменял точку, взглянув на свое отражение.
– Но сейчас вы сделали из меня настоящего ШУТА!!!

– Вы правы. Сотрите это все поскорее, - я кинула ему коробку с салфетками, давясь от смеха.
– А знаете, что...
– мне в голову пришла еще одна "гениальная" идея.
– Идите в туалет и посидите там минут пять. Я пока кое-что устрою.

Я открыла дверь, убедилась, что снаружи все спокойно, и затолкала пытающегося сопротивляться декана в санузел. После прошла в зал и направилась прямиком к мебельной стенке. Мне повезло, и старые свечи-таблетки, которые я видела несколько дней назад, все еще покоились на своем богом забытом месте. Они валялись в дальнем ящике не меньше нескольких лет, но вот настал их звездной час.

Присутствующие не выглядели обеспокоенными нашим отсутствием. Папа, воспользовавшись паузой, уткнулся в свой ноутбук, мама с Ромой увлеченно беседовали. Парень расставлял чашки на столе, а она примеривалась ножом к торту, думая, как его лучше порезать, чтобы не поломать декоративных розочек из крема.

– Марго, где Вениамин Эдуардович? Мы его заждались.

– В туалете, - заявила я, посмеиваясь. Надеюсь, декан не услышит моих слов, иначе его самолюбие ждет очередной удар.
– Кажется, у него что-то с животом. Звуки оттуда доносятся ужасающие...

– Ничего смешного, Марго!
– ужаснулась мама.
– Юра, я ведь говорила, нужно класть меньше соуса в салат!

Родители пришли в оживление. Пока они препирались, я спокойно расставила на столу свечи, сбегала на кухню за спичками и щелкнула выключателем, предполагая, что Верстовскому скоро надоест сидеть в туалете. Так и получилось. Все притихли, сраженные внезапно опустившейся на зал темнотой. В этот момент в гостиную вошел декан.

– Что такое, Рита?
– спросил папа.
– Зачем ты выключила свет?

– Я так давно ничего не отмечала в кругу семьи, в праздничной и торжественной обстановке!
– заявила я, чиркая спичкой и поднося ее к первой свечке.
– Пожалуйста, можно мы посидим вот так?..

22.1. Это кто у нас не любит гостей?!

Оставшиеся минут сорок от встречи прошли без особых эксцессов. Красовские и Верстовские чинно ели торт при свечах, и я могла лишь надеяться, что за это время краснота, цветущая на щеке преподавателя зарубежной литературы, немного спадет.

Если в начале вечера я маялась от смущения и не могла дождаться момента, когда же гостям придет пора "и честь знать", то на моменте со свечами сломалась и даже начала получать некое удовольствие от происходящего, вслушиваясь в разговоры и принимая участие в них сама. Но говорила я редко - внезапное безбашенное веселье и неуместные шутки "будущей невесты" немало шокировали присутствующих.

А еще было удивительно прислушиваться к себе и своей реакции на голос декана: каждый раз, когда над столом звучал теплый, будто бархатный, баритон, мое тело откликалось весьма недвусмысленным образом - сердце сбивалось с ритма и пускалось вскачь, дыхание спиралось в груди, а пальцы свободной руки принимались выводить крохотные круги по белоснежной скатерти.

Непроизвольно вспоминая то, как они скользили по щеке декана...

Но мужчина теперь говорил нечасто, а в диалог вступал скорее из вежливости, как мне показалось. В полузатемненной гостиной, в колеблющемся сиянии стремительно умирающих свечей, чья твердая основа размягчалась, текла и превращались в обжигающие лужицы воска, в которых один за одним тонули вспыхивающие в последний раз фитильки, творилось молчаливое волшебство. Сплетались невидимые глазу ниточки, тянущиеся между мной и Верстовским, вибрировали на высокой ноте оголенные, бесстыдно дрожащие в припадке страсти нервы...