Дубль два

Ехать в такое путешествие на Нивейке, не будь другого выбора, пришлось бы с другими чувствами, но Мастер не подвёл. Заслуженный, мятый и исцарапанный боевой автомобиль только доставил до Брянска нас с Сергием и Осей, который постоянно нудел. Так как явно чувствовал себя не в своей тарелке. Потому что ехал в трёхлитровой банке. Лину с Алисой и Павликом забрал Шарукан, за которым приехал тонированный наглухо Прадик. Поэтому мозги Древо выносило только нам с Хранителем.

Я даже близко себе не мог представить, что могло чувствовать существо, которое провело на одном месте десятки тысяч лет, когда пришлось бросить родную землю, державшуюся на его корнях, и впервые пуститься в путешествие в компании социопата-Хранителя и недоучки-Странника. Поэтому на изводящий бубнёж старался не обижаться. Хотя Ося временами сам себя превосходил в язвительности и людоедском сарказме. Хорошо хоть, на мозги не давил, как раньше — той мощи, что пёрла из него в «месте постоянной дислокации», не было и в помине.

Ночевали в апартаментах над Шарукановым подвалом бытовых услуг населению. Нам с Линой снова выдали отдельный номер. Выспаться предсказуемо не удалось, но это, кажется, не смущало ни её, ни, тем более, меня. За ранним завтраком все перешучивались и улыбались. Почти так же светло и чисто, как лучи восходящего Солнца над крышей дома напротив. На лице Хранителя такая улыбка смотрелась тревожно и странно. Но, раз уж человек, повидавший на своих веках столько разного мог смотреть в сторону грядущего с подобным выражением — нам-то, пионерам, сам Бог велел.

Ося начал было привычно зудеть про «всё не то, и всё не так», но Сергий поставил его на подоконник, поближе к Солнышку. Три ростка за запотевшим стеклом, торчавшие из земли, что наполняла банку до середины, повернулись к лучам, расправляя нежные листочки. И шум Осины утих.

Я отдал Шарукану все оставшиеся золотые червонцы и современные деньги. Новые он отодвинул от себя обратно, придавив сверху ещё парой банковских пачек с оранжевыми бумажками.

— В дороге пригодится. Почитай, по чисту полю на голое пустое место едешь, да со всей семьёй. Желтяки возьму, а ты бумагу забирай. Поменялись, считай.

Я кивнул с благодарностью. И приложился ко второй чашке кофе, который Венера варила потрясающе вкусным и крепким.

— До Твери к обеду доберёшься. Не гони, нечего на рекорды идти. Заночуйте там где-нибудь. Документы ваши на вас не выведут. Телефоны тоже. А назавтра уж Кольке поклон от меня передашь. Там, над Онегой, воздух чище — глядишь, и половчей чего выдумает… Крэнг-то ваш, — хмыкнул он, украдкой кивнув на трёхлитровую банку на подоконнике.

Я фыркнул и облился кофе. От Мастера точно не ждал такого сравнения. Хотя, мало ли что он смотрел с внуками-правнуками по телевизору? А на злодейский скандальный преступный супермозг из мультфильма про черепашек ниндзя Ося и вправду был похож. Особенно характером.

Историю Лины в разных по полноте вариантах знали все. Наиболее развернуто — наверняка Древо и Хранитель. Но вопросов, зачем да почему она так легко собралась с нами, не было. Даже у неё самой. Особенно после того, как сгорели в банной топке остатки её Пятна, воняя жжёной шерстью. Машка, что приходилась ей сводной сестрой, дочь отца от первого брака, да и сама она перестали интересовать её мать с рождением третьей дочки, поздней, любимой, кровиночки и лапочки, лет семь назад. Отчим, зубной техник, в жене и дочурке души не чаял, заваливая их подарками. Обеих на руках бы носил, кабы жена не была тяжелее него почти втрое. Лина была уверена, что про старших дочек мама вспомнит нескоро. А бабу Лиду, как рассказал Шарукан, вчера утром нашли дома соседи. Уже холодную.

В машину грузились с любопытством и восторгом. После заслуженной Нивы, в которой покатались все, кроме Лины, новый транспорт был встречен репликами «ух ты!» и «классная!». Пожилой Вольво ХС90, шведский серьезный и обстоятельный автомобиль, покорил с первого взгляда и меня. Как-то удивительно всё на своих местах в нём было, и прямо веяло от машины спокойствием и уверенностью. Настоящий северный рыцарь в доспехах вместе с конём. Места внутри было, может, и поменьше, чем в Форде, но нам всем хватило с лихвой.

— На «ручке»? — удивился я, заглядывая в салон. Будто не веря своим глазам и не разрешая себе даже думать, что в путешествие мы отправимся на этом большом и основательном скандинавском драккаре.

— Ага. Ратмир, внук мой, слово дал, что проблем с ней знать не будешь. Двести десять лошадок, может, и немного, но должно хватить. Привод полный, по лесам, как на Ниве, не прокатишься, конечно, зато на дальнюю дорогу — лучше точно не придумаешь, — Шарукан нахваливал «коня» так, что его кочевые гены сомнений не вызывали.

— Спасибо, Мастер, не машина, а дворец на колёсах! Ну что, грузимся, родные, не стоим, — скомандовал я.

Все расселись важно, вольготно, по-барски. Даже Павлик, которому единственному досталось то же посадочное место — кресло-люлька была та самая, в которой он катался ещё в Нивейке. Сергий только что не за руку выдернул с заднего сидения Лину, что собиралась усаживаться рядом с Алисой, и, кряхтя, влез туда сам. Но даже с его размахом плеч места на диване всем хватило с запасом.

Энджи замерла справа от меня, как в музее, осторожно трогая пальчиком чёрную кожу сидения рядом с бедром, оглядывая «парящую» переднюю панель и вставки на дверях из полированного алюминия. Я не смог удержаться — перевалился через неё, отрегулировал кресло так, чтобы ей было удобнее, пристегнул ремнём и звонко чмокнул между ключиц. Не стал отказывать себе в удовольствии. В простой, хоть и великоватой, белой футболке и шортах-велосипедках она выглядела потрясающе.

— Ас-с-сь Пидь! — со знанием дела вслух сообщил сзади Павлик. И рассмеялись все, даже Шарукан и Венера, что тоже вышла провожать нашу компанию.

Мимо летели деревья, стоявшие вдоль обочин, будто провожая нас в дальний путь, крестя вслед ветками. Солнце светило справа, запутавшись в светлых волосах Лины. С такими спецэффектами она была ещё больше похожа на ангела. Моего ангела.

Дед Сергий отобрал у Алиски смартфон, поразительно быстро научился пользоваться поиском и теперь выводил на аудиосистему один древний шлягер за другим. Там было забавно:

— Буквы у вас теперь простые, да дурацкие какие-то, раньше лучше были, — бубнил он, отставив трубку в вытянутой левой руке, сощурившись дальнозорко, и давя пальцем правой в экран так, что тот, кажется, жалобно похрустывал. И ругаясь тихо, когда вместо одной буквы нажимал все соседние. И особенно — когда телефон сам пробовал подсказывать, какое именно слово имел, вероятно, в виду Хранитель.

— Чего «вертел»? Какая «вертушка»? Ах ты, срамной кусок пластмассы! Я же тебе говорю по-людски: Вер-тин-ский! — гудел старик.

— Деда, а ты вот сюда нажми, и скажи ему вслух, — показала Алиса на значок с микрофоном.

Хранитель сощурился ещё сильнее, пытаясь разглядеть иконку голосового поиска. Нашёл. Надавил мизинцем.

— Прошу завести пластинку Александра Николаевича Вертинского, — раздельно и отчётливо, с подчёркнутой вежливостью и тактом обратился он к срамному куску пластмассы.

— Вот, что я нашла! — радостно и звонко ответила трубка, которую дёрнувшийся всем телом от неожиданности дед тут же и уронил вниз. Прямо на банку с Осиной, что зажимал ступнями, не доверив другу ехать в багажнике. Ося немедленно сообщил всё, что думал на тот момент о грациозности косоруких стариков, бесовских пластмассовых коробках и ситуации в целом.