Дубль два

Слушать про то, как издавна велось на Руси, и уж тем более про древних греков и иудеев от старого татарина было неожиданно. Но сомневаться в его правоте не получалось.

Деда в баню мы вели под руки с Шаруканом. Сказать по нему, что он в одно богатырское лицо почти уболтал весь кег, было сложно: шёл и говорил он вполне нормально, пусть и медленно. На мумию точно похож не был, а про болезненную худобу уверенно сказал Ося. В три слова. «Отожрётся, не впервой». Когда после помывки Сергий вышел из бани на свет костра, в чистом исподнем, подстриженный и чисто выбритый, я ему не то, что семидесяти — и шестьдесят едва дал бы. Хотя, признаться, темновато было.

Алиса с Павликом парились первыми. И сразу пошли спать, румяные и довольные, чистые до скрипа. В одной снежно-белой облачно-крылатой простыне на двоих. Потом дед уработал нас с Шаруканом, в две руки. В нас, как показало Осино МРТ, спор не было, поэтому казалось, что избивал нас вениками старик просто так, для души, из любви к искусству. Говорить стало технически возможно только после пары кружек горького травяного отвара. Но не хотелось.

С Линой Сергий возился дольше. Она раза четыре выходила из бани отдышаться, завёрнутая в какую-то рогожу. Я старался даже не смотреть на белевшие в темноте ноги и плечи — сердце тут же пускалось в такой пляс, что хоть руками держи. И не только его. На шестой раз Хранитель вынес её, как куль с мукой, и прислонил ко мне, скользнув в приоткрытую низкую дверь со скоростью, никак не подходившей очень, Очень пожилому мужчине, едва вставшему на ноги. Прямо из могилы. За стеной слышалось шипение кипятка, шкрябание веников и низкий басовитый гул. Слов было не различить. Наверное, молитвы читал. Или матерился.

Я обнял Энджи, внимательно следя, чтобы с неё не сползала простыня. Румяная и глубоко дышавшая, она выглядела так, что слов подобрать не выходило. Тёмная и тёплая ночь, пляска лепестков пламени, отражавшихся в наших белых простынях, девушка на плече — казалось, что это уже когда-то было. И не один десяток раз. И не только со мной, но и со всеми, чью память хранили моё тело и мой разум. Какие-то несказанно древние воспоминания пробуждались в подсознании, но на поверхность не выплывали. Зато наполняли душу какой-то необъяснимой живительной силой и кипящей белым живым ключом энергией. Даже петь захотелось.

Дед наконец вышел наружу, утирая со лба пот широкой, как лопата, ладонью. «В такой только меч-кладенец держать» — подумалось мне.

— Двуручные они, кладенцы-то. Одной рукой неудобно с ними. А тот, что Дуб Илейке, о ком давеча рассказывал, подарил — я и двумя руками не поднял бы. Тяжёлый, как рельса, — Сергий снова ответил на вопрос, которого не было.

— Отцы, разрешите музыку завести? Вечер такой, что душа поёт, — спросил я.

— Чего ж не завести-то, заводи. Только чур русскую и со словами! — поднял палец Хранитель, — а то слыхал я давеча, подо что нынче пляшут молодые. Тогда, правда, Томка ещё под стол пешком ходила. Но всё равно — срамота одна! Чтоб без шызгары и прочих хали-гали мне тут!

Шарукан только кивнул, не открывая глаз, показывая, что с дедом согласен всей душой. Я спорить и не думал. Чтоб в такой вечер, возле старой бани, у живого огня слушать что-то импортное — это кем быть надо? Не мной точно.

Осторожно выпростав руку из-за спины Лины, поправив попутно ей простыню на бедре, на что она только бессильно, но благодарно кивнула, поднялся и нашарил в висевших на верёвке джинсах трубку. Сообразная моменту песня уже играла в голове, осталось только найти её в плейлисте. Это было несложно.

Протяжно запела гармонь. Мужской голос, к которому подключались с каждой строчкой два других, поплыл над двором, отражаясь от еле различимых в темноте стен построек, скользя над сырой травой. Песня про «Ясного сокола»* заставила Мастера раскрыть глаза шире обычного, а Сергий напрягся, не сводя глаз с трубки, что продолжала играть и петь.

На словах «перед вами я в долгу, мои верные друзья», дед хлопнул меня по плечу так, что голова дёрнулась.

Когда низкий голос запел про «чистый спирт на всех разлить, пить из кружки у костра», Шарукан крякнул, наклонился и достал из-под лавки фляжку приличного размера. При словах «путь — мой брат, судьба — сестра» глаза у них блестели.

Услышав про «Гроздья алые рябин заметает белый снег. Ты одна и я один, без тебя мне жизни нет», Лина положила голову мне на левое плечо. Волосы её пахли мятой и полынью.

— Ещё раз поставь, — хрипло попросил Сергий. А Шарукан снова молча кивнул. И протянул мне фляжку.

Во второй раз подпевали вполголоса на повторах. На третий — полноценно пели хором. Лина шмыгала носом, промакивая слёзы уголком простыни.

— Умеют, — уважительно кивнул на замолчавший телефон Хранитель. — Нет, точно поживу ещё. Думал, после Козина никто уж петь нормально не научится. А вот поди ж ты?

— Не уходи, ещё не спето столько песен, Ещё звенит в гитаре каждая струна**, — никогда бы не подумал, что эту песню можно петь басом. Но Сергий справился чудесно, Лина даже захлопала. И тут на столе зажужжала смартфон.

Я посмотрел на появившиеся на экране цифры. И понял сразу несколько вещей. Что поднимать трубку точно не буду. И что переходить по ссылке на плейлист моего старого аккаунта было глупо. И что завтра нам всем надо ночевать в другом месте. Потому что номер этот знал отлично. Он от моего предыдущего на одну цифру отличался. Я симки тогда сразу две купил, себе и Кате. То есть бывшей.

Толкнув пальцем красный кружочек «отбоя», зажал кнопку питания на боку трубки. Посмотрел, как поморгал и погас странный непривычный логотип: слово «Иной», написанное латиницей.

— О чём задумался, Яр? — вернул меня голос Сергия. В глазах которого шевелились отблески костра, и не факт, что только снаружи.

— Шабаш концерту. Завтра, если дотянем, надо менять лёжку.

— Чёрные? — Шарукан как-то весь подобрался и стал вроде бы даже меньше места на лавке занимать, будто вот-вот вскочит.

— Ну. С лёгким паром, твою мать, — рассеянно проговорил я, глядя на тёмный кусок мёртвого пластика, подарок Мастера Виталика. И думал, что из него и батарейку-то не вынуть, как раньше всегда советовали в кино.

— Сергий, пошли. Яр, я трубку заберу, симку достану. И есть у меня мысль одна, должно помочь. А вы сидите пока, воздухом дышите, да о плохом не думайте. О хорошем думайте. Вся жизнь впереди, сколько бы её ни оставалось. Вперёд смерти ещё никто не помер, вон, Серый соврать не даст, — кивнул он на удалявшуюся широкую спину Хранителя. — А вам Алиска в сенях постелила. Ночи тёплые стоят, а изба всё равно маленькая. Доброй ночи. И выше нос!

Уходя, он, кажется, подмигнул. И, кажется, Лине. Хотя в потёмках да по его узким глазам — поди пойми.

* Любэ — Ясный Сокол: https://music.yandex.ru/album/219830/track/42668192

** Вадим Козин — Осень, прозрачное утро: https://music.yandex.ru/album/11299632/track/36812650

Эпилог

Машина шла легко, плавно, уверенно. Павлик восхищённо угукал в соску, глядя вокруг во все глаза. Ему нравилось абсолютно всё. Мне, пожалуй, тоже.