Дублер

И уехала. А Григорьева пошла в метро.

Эскалатор был любимым аттракционом Григорьевой. Она спускалась вниз и наблюдала за теми, кто ехал вверх. Вот пара: приличные люди, время рабочее, очевидно, любовники, сбежали из офиса. Обоим около сорока, он ее обнял, как не обнимают жен, женщина плакала. У нее на пальце кольцо, у него – нет. Бедняга, видно, она никак не решится уйти от мужа, там, наверное, еще дети.

Шустрый пацан лет пятнадцати вытаскивает кошелек у зазевавшейся на рекламу тетки со множеством сумок. Воришка не видит, что при сходе с эскалатора его ожидают стражи правопорядка. Вот дурак, тут же камеры. Зеленый еще. Не повезло.

Внизу пожилая тетечка в будке эскалатора вяжет варежки, бросая нежные взгляды на фото внучки, пристроенное к стеклу изнутри. И тут же рявкает в матюгальник на мужика, который сломя голову несется вниз, спеша на приближающуюся электричку.

– Запрещается бежать по ступеням эскалатора!

Взмокший менеджер пролетел мимо нее. Бедолага. Все равно опоздал.

Парочка студентов, связанных наушниками плеера и первой любовью. Страстно целуются, бесстыдники, у всех на глазах. У хмурого старика на ступеньку ниже, при взгляде на которого в голове Григорьевой сразу всплыло слово «вдовец», нет никакой возможности избежать вида чужого счастья. Ему бы поплакать сейчас, что у него уже первой любви никогда не будет, но старик зло выплюнул, как змея яд:

– Ни стыда ни совести!

Парочке не было до старика никакого дела, его яд не достиг своей цели. Возмущенный старик обернулся назад в поисках поддержки. Но следующий за ним пассажир – рыжий мужчина лет тридцати, не разделил его раздражения, он ехал сонный, а может, по жизни такой.

– Мам, можно мне снять шапку?

Внимание Григорьевой привлекла молодая мать с мальчиком, стоящие прямо у нее под носом. Мальчик лет пяти взмок в толстой вязаной шапке, да еще вдобавок был укутан шарфом по самую макушку.

– Тут сквозняк, Юрочка, а ты у меня и так все время болеешь.

Григорьева отметила это «у меня». Мать-одиночка, опекающая главного мужчину своей жизни, посвятит ему всю себя, а он будет чувствовать себя виноватым и…

– Ну мам. Жарко, – заныл малыш.

Вдруг Рыжий на соседнем эскалаторе очнулся ото сна. Он заметил молодую мать, когда они совпали эскалаторами на середине пути, протер глаза, будто не веря себе, при этом на руке его блеснуло обручальное кольцо.

– Лена!

– Андрей?! – испугалась женщина.

– Лена!!! – крикнул громче Рыжий, в его голосе послышалось отчаяние, эскалаторы увозили их в противоположные направления.

Мальчик все-таки стащил шапку, под которой обнаружилась рыжая копна волос.

– Мама, а кто это?

Женщина схватила мальчика за руку, увлекла в толпу. Как раз подошла электричка, они уехали. На перрон выбежал Рыжий. Но там уже не было ни молодой мамы, ни мальчика в шапке.

Григорьевой везло на такие вещи.

Вечерело. Толпа киношников вывалила из павильона на довольно грязную территорию бывшего завода. У шлагбаума уже ждал фирменный микроавтобус «Апреля», который развозил народ до метро. Кто-то пошел к своим машинам, поскромнее, Доценко и Рената направились к его внедорожнику разминать роль.

Внедорожник Доценко всегда был чист. Это было делом Петровича, присматривать и за маршруткой, и за машиной режиссера. А что? Все равно ждешь. Пока там смена. Петрович заметил Доценко, поспешно затушил сигарету, подошел поздороваться.

– Отстрелялись, Сергей Владимирович?

– Нормально, Николай Петрович, – кивнул Доценко.

Заметил сверкающий бок машины.

– Спасибо, что помыли!

Петрович рад стараться – кто еще звал его полным именем-отчеством и на «вы», приятно.

– Да не за что. Все равно тут весь день, жду.

Доценко было отошел, но кое-что вспомнил:

– Николай Петрович, как внучка-то, выздоровела?

Шофер чуть не бросился кланяться:

– Да, Сергей Владимирович, спасибо!

– Если что-то еще нужно…

Шофер смешался.

– Да вы и так помогли! Спасибо огромное.

Доценко открыл дверь машины даме. Ренате это старомодное ухаживание было приятно. Она отметила про себя взгляды тех, кто засовывался в микроавтобус. Приятно быть избранной. Машина тронулась с места. Не дожидаясь, пока они выедут из зоны видимости, Рената положила руку на затылок Доценко. Это была ее первая главная роль.

Жест не остался незамеченным у трех «бабарих» в микроавтобусе. Петрович обернулся к народу.

– Ну что, поехали?

– С песней, Петрович! Заводи!

Петровича «апрелевские» любили: всегда на подхвате, никогда не ворчал, если снимали до глубокой ночи, развозил до дома даже «замкадовцев», и денег лишних не брал. Хороший Петрович мужик. А голос какой – лучше, чем у Шаляпина. Вместо радио развлекал киношников по пути на работу и обратно. Это было святое.

Вдоль по Питерской,По Тверской-Ямской!

– раздалось из автобуса, и вся группа дружно подхватила:

По Тверской-ЯмскойС колокольчиком!Едет миленькой,Сам на троечкеЕдет лапушкаПо проселочкам!

Веселые ребята эти «апрелевцы». «Приколисты», как про них говорил Петрович своей жене Кузьминичне, рассказывая, чего наснимали сегодня и кого видел из известных. Потому Кузьминична, ранее простая учетчица на заводе «Электрод», после выхода на пенсию стала звездой подъезда.

Лиза вышла из лифта с подземной стоянки и вошла в торговый центр, спросив у охранника в костюме:

– Извините, а где у вас тут цветы?

Вышколенный охранник указал в сторону галереи:

– Второй этаж, слева увидите.

– Спасибо, – поблагодарила Лиза.

Лиза вошла в цветочный салон. Она оглянулась в поисках консультанта – на кассе никого не было, редкие покупатели, как и она, бродили по залу. Композиции, икебаны, вазы, панно. Но роз в чистом виде она не заметила. Лиза уже немного спешила. Наконец заметила молодого человека в костюме, окликнула:

– Молодой человек! Можно вас?

Молодой человек с открытым доброжелательным лицом и короткой стрижкой оторвался от ценников на экзотических икебанах и развернулся к Лизе.

– Конечно.

– А есть у вас просто розы? – спросила Лиза.

Молодой человек оглянулся, пользуясь ростом: он был выше Лизы, высмотрел в непарадном углу ведра с розами, кивнул, и Лиза направилась за ним.

– Вам какие? Красные? Белые? Желтые?

Консультант, как гостеприимный хозяин, указал на ассортимент.