Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Бекка продолжает следить. В "Корте", когда они шляются среди неоновых вывесок и ярких витрин, она наблюдает, кто из парней провожает их взглядами чересчур внимательно или нарочито безразлично, на кого из них реагирует Селена. Маркус Уайли пялится на грудь Селены. Но даже если бы он не был таким мерзким — нет, никогда, особенно после того, как он послал Джулии ту фотку. Эндрю Мур косится, замечают ли они, как лихо он справился с кем-то из дружков, нанеся обманный удар, и заржал потом как придурок; Бекка уже готова отмахнуться — ну нет, только не такой безличный урод, она бы никогда, как вдруг внезапно понимает, что у нее нет никаких объяснений, почему, собственно, Селена не стала бы с таким связываться.

Эндрю Мур?

Финн Кэрролл, который стремительно отвернулся, едва завидев, как Бекка наблюдает за ним из-за ларька с пончиками? Финн умный, ему такое вполне по силам. Крис Харпер? Столкнулся с ними на эскалаторе, а на щеке у него полыхало красное пятно, явно не солнечный ожог, ресницы Селены затрепетали, и она торопливо наклонила голову над своим разноцветным пакетом с покупками. Мысль о Крисе рыболовным крючком болезненно вонзается где-то за грудиной, но она не вздрагивает и не отстраняется: что ж, возможно. Шимус О’Флаэрти? Говорят, Шимус — гей, но хитрец вполне мог сам распространять эти слухи, чтобы поближе подобраться к ничего не подозревающим девицам. Франсуа Леви? Красавчик и такой необыкновенный, эта непохожесть на других могла заинтриговать Селену. Брайан Хайнс, Ошин О’Донован, Грэм Квинн — каждый выныривает из памяти с отвратительной улыбочкой, будто это он, он, он. Он повсюду и претендует на все.

Воздух в "Корте" стал таким холодным и разреженным, что Бекке нечем дышать. Холли о чем-то тараторит над ухом и на что-то показывает, но Бекке не до нее. Она натягивает рукава кардигана, прячет кисти рук и продолжает наблюдать.

По ночам она тоже следит. Она следит за Селеной — не представляя, что будет делать, если вдруг, — и видит, как медленно приподнимается и откидывается в сторону одеяло, но на другой кровати. Судя по осторожным движениям, опасливым взглядам, Джулия точно не в туалет собралась.

У Бекки вырывается стон, неожиданный и громкий, Бекка не в силах его подавить. Этот парень губит все, что у них было, он как зараза, расползающаяся повсюду, куда может проникнуть, он везде…

Джулия замирает. Бекка рывком переворачивается на другой бок, якобы ее мучают кошмары, и вот дурной сон закончился, она вновь дышит ровно и глубоко. Потом слышит, как Джулия крадется к выходу.

Она следит, как Джулия скрывается за дверью, как проскальзывает обратно спустя час; следит, как подруга переодевается в пижаму, как прячет одежду поглубже в шкаф. Как уходит в ванную и возвращается оттуда — не скоро — в облаке ароматов: цитрусовые, цветы и антибактериальный гель.

Следующим вечером Бекка под каким-то предлогом отлучается из общей гостиной, но никакого телефона под матрасом у Джулии не находит. Зато находит полупустую упаковку презервативов.

Пакетик обжигает, как кипящее масло; даже после того как Бекка сунула его на место, пальцы продолжают гореть, боль проникает в кровь и пульсирует по всему телу. Джулия не Селена, ее не заманишь душевными разговорами, печальными глазами и душещипательными историями. Это должно быть нечто порочное, даже грубое, жестко заломленные руки: соглашайся — или я настучу на Селену, ее исключат, я разошлю фотки ее сисек всей школе. Это кто-то не просто хитроумный. Это злодей.

Бекка, рухнув на колени между кроватями, впивается зубами в собственную руку, чтобы сдержать рвущийся наружу вой.

Кто? Кто?

Некто, не осознающий масштабов содеянного. Он думает, это ерунда. Превратить девушек из того, чем они были, в то, чего ему хочется; лукавить, хитрить и принуждать, как будто они всего лишь объекты его желания; подумаешь, велика важность: они ведь существуют только для его удовольствия. Зубы Бекки оставляют глубокие следы на коже.

Волшебные минуты на поляне, они должны были сохраниться навечно, должны были остаться их драгоценным даром, неважно, как далеко друг от друга разбросала бы их жизнь: а он украл этот дар. Он стер светящиеся линии на карте, которые должны были привести их обратно друг к другу. Селена, Джулия, потом он придет за Холли, он черный ворон, пожирающий хлебные крошки на их тропке, и он никогда не насытится. Пунктир из точек на животе Бекки вспыхивает свежей болью.

Кто, кто, чей запах витает в их комнате, отпечатки чьих пальцев на потаенных местах ее подруг?..

Луна за окном — бледным пятном за лилово-серыми облаками. Бекка разжимает зубы и протягивает к ней раскрытые ладони.

Спаси нас.

Облака пульсируют. Вот-вот взорвутся.

Джулия нарушила клятву. Даже если ее заставили, это не имеет значения, не в этом случае. И Селена тоже, независимо от того, что она с ним делала или не делала. Если она балансировала на самом краю, если порвала с ним прежде, чем они перешли черту, это неважно. Ничто не может отвратить возмездие.

Помилуй нас. Выжги из нас это, истреби, очисти нас. Убери его, сделай нас такими, как прежде.

Небеса вскипают. Ответы набухают под тонкой пеленой облаков.

Нужна жертва.

Все что пожелаешь. Если нужна кровь, я отдам свою.

Свет меркнет, отвергая. Нет, не то.

Всплывают образы — пролитое вино, глиняные статуэтки, блеск ножа и разбросанные перья. Бекка не представляет, где раздобудет птицу или вино, но если…

Что, скажи мне что.

С глубоким молчаливым рокотом небеса разверзаются, облака взрываются клочками, которые растворяются, не долетев до земли. Из белоснежной вспышки света ответ падает в ее открытые ладони.

Он.

Она рассуждала, как маленькая глупая девочка. Выпивка, вытащенная из маминого бара, цыплячья кровь; детские шалости для раскрашенных идиоток, не понимающих, в какие игры играют.

В старые времена существовало наказание за совращение девицы, давшей обет. Бекка читала: погребение заживо, сдирание кожи, побивание камнями…

Он. Никакая иная жертва не будет достаточна, не очистит их.

Бекка подскакивает и почти бежит обратно в гостиную, к домашнему заданию по французскому. Она знает, что сможет, если захочет. Ничто ее не остановит.

Селена уставилась на собственные волосы, собрав их в горсть, Джулия сгорбилась над столом, Холли опять пронзительно тарахтит о чем-то. Сколько раз за последние несколько недель случались моменты, когда Бекка ненавидела всех троих. Еще немного — и станет слишком поздно, они никогда не найдут пути обратно, вовеки.