Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:

Никто не произносит ни слова. Глаза закрыты. Они лежат неподвижно и ощущают, как изменяется мир вокруг и внутри них, как становятся жесткими границы, как все шальное, первозданное, бесшабашное и задорное остается по ту сторону, как оно растекается вдоль периметра, а потом медленно испаряется, превращаясь в нечто иллюзорное, забытое.

29

Ночь уплотнилась, созрела, наполнилась странными звуками и вихрями ароматов, неведомыми образами, которых мы не могли толком различить. Яркое лунное сияние едва не просвечивало нас насквозь.

— Ты поняла, что она

на самом деле сказала, да? — спросил я.

Конвей стремительно неслась обратно по тропинке, мысленно уже взлетая вверх по склону к Ребекке.

— Угу. Селена и Ребекка идут в свою комнату за инструментами. Либо Ребекка настолько обижена на Селену, что прячет телефон Криса, чтобы подставить ее, либо она вручает его Селене — вот, держи, телефон твоего умершего парня, все, о чем ты только мечтала. И Селена сама его прячет, чтобы разобраться позже.

Мы говорили вполголоса: девчонки, как охотники, могли скрываться за каждым деревом.

— Значит, Холли вне игры. Ребекка все провернула сама.

— Нет. Холли могла припрятать телефон Криса, когда забрала Селении.

— Но зачем? Предположим, у нее был телефон Криса или хотя бы доступ к нему, почему же не подбросить его в ящик для находок вместе с телефоном Селены, если она пыталась отвести подозрения от их компании? Или, если хотела подставить Селену, почему не оставить оба телефона у той под матрасом? Нет объяснений, зачем предпринимать разные действия с двумя телефонами. Нет, Холли вне игры.

Эх, на пару бы часов раньше. И Мэкки был бы теперь нашим союзником, а не врагом.

Конвей, обдумав все за очередные два шага, кивнула:

— Ребекка. В одиночку.

Я вспомнил триединое создание, молчаливое и внимательное. В одиночку показалось неправильным словом.

— У нас по-прежнему недостаточно доказательств, — сказала Конвей. — Те, что есть, косвенные, прокуроры такого не любят. Особенно когда дело касается несовершеннолетних. А еще особеннее — когда это несовершеннолетний отпрыск богатеньких родителей.

— Косвенные, но их целый вагон. У Ребекки была масса причин испытывать неприязнь к Крису. У нее была возможность ночью выйти в парк. За день до трагедии ее видели с орудием убийства в руках. Она — один из двух человек, которые могли подложить телефон Криса туда, где он был обнаружен…

— Это если верить дюжине историй, изложенных полудюжиной таких же подростков, которые наврали нам с три короба. Любой нормальный адвокат развалит такое обвинение в пять минут. Уйма девиц имели гораздо больше оснований ненавидеть Криса. Еще семеро имели возможность по ночам шляться в парке, и это только те, о которых мы знаем. Как докажешь, что никто больше не обнаружил, где Джоанна хранит ключ? Телефон Криса: Ребекка или Селена могли найти его там, где бросил убийца, спрятать под матрасом, пока решат, как быть дальше.

— А что Ребекка собиралась делать с орудием убийства?

— Джемма все выдумала. Или Ребекка пришла купить дури. Или действительно заинтересовалась садоводством. На выбор. — Шаги Конвей стали шире. Теперь я уже знал, что это признак досады и озабоченности. — Или она шпионила в пользу Джулии, или Селены, или Холли. Мы-то понимаем, что они ни при чем, но как докажешь? А значит, у нас нет ничего серьезного против Ребекки.

— Нам нужно признание, — заключил я.

— Да, это было бы классно. Давай, вперед. И если

ты такой мастер, подскажи заодно выигрышные номера в лотерее на следующей неделе.

— Слушай, вот что я понял про Ребекку, — не обращая внимания на подколки, продолжил я. — Она совсем не напугана. Хотя должна бы. В ее положении только полный идиот не боялся бы, а она далеко не идиотка. Но все же она нисколько нас не опасается.

— То есть?

— То есть, похоже, думает, что она неуязвима.

Конвей отмахнулась от ветки.

— Так оно и есть, блин, если мы не придумаем чего-нибудь сногсшибательного.

— Так вот, один раз я все-таки видел ее испуганной. В гостиной, когда все бились в истерике из-за привидения. Мы были так заняты Элисон, что не обратили внимания на Ребекку, а она была в ужасе, реально. Нас она не боится, верно, и неважно, чем мы будем грозить — доказательства, свидетели, ей на это плевать. Но она боится Криса, точнее — его призрака.

— И что? Завернешься в простыню и выскочишь из-за дерева, размахивая руками? Знаешь, я в таком отчаянии, что на все готова.

— Я просто поговорю с ней о привидении. Просто поговорю. Посмотрим, что получится.

До меня это дошло, когда я тусовался на газоне с Джоанной и ее свитой, — каждая девчонка в гостиной думала, что Крис явился именно за ней. А Ребекка это точно знала.

Конвей заинтересовалась.

— Тонкий лед, — буркнула она.

Если призрак вытянет что-нибудь из Ребекки, мы ввяжемся в драку и пойдем до конца. Защита будет верещать про принуждение, запугивание, вопить об отсутствии взрослого представителя, пытаться требовать от суда не принимать ее свидетельства. Мы будем настаивать на чрезвычайности обстоятельств: необходимо было изъять Ребекку из пансиона именно этой ночью. Может, сработает, а может, и нет.

Если мы ничего не добьемся сейчас, мы ничего не добьемся вообще никогда.

— Буду осторожен, — заверил я.

— Ладно. Валяй. Все равно я, мать-перемать, не могу придумать ничего лучше.

Эти раздраженные скрипучие интонации я уже узнавал. И уже понимал, что лучше не пытаться успокаивать.

— Спасибо.

— Угу.

За поворот аллеи, под деревья, — как прыжок в бездну, этот шаг в кромешную тьму, — и я почувствовал запах табака. Могли быть нахальные школьницы, но я-то знал.

Мэкки, у дерева, понурив плечи, скрестив лодыжки.

— Отличная ночка.

Мы с Конвей шарахнулись друг от друга, как застигнутые врасплох подростки на свидании. Я покраснел. А он, кажется, даже в темноте это разглядел и забавлялся.

— Рад видеть, что вы, отчаянные ребята, разобрались между собой. А я все гадал, справитесь ли. Повеселились?

За его плечом расстилалась клумба с гиацинтами. Цветы сияли сине-белым, словно подсвеченные изнутри. А дальше, выше по склону, головы Селены и Бекки, склонившихся друг к другу. Мэкки их охранял.

— Мы бы хотели, чтобы вы вернулись в школу к своей дочери. Мы присоединимся к вам, как только появится возможность.

Сигарета, зажатая в его пальцах, напоминала уголек, тлеющий внутри кулака.

— День был долгий, — сказал он. — Эти девчонки, откровенно говоря, всего лишь дети. Они пережили стресс, переволновались, все такое. Я не пытаюсь учить вас делать вашу работу, боже сохрани, но вот что скажу: я бы не много дал за то, что вам удастся из них выудить. И присяжные, полагаю, тоже.

Поделиться с друзьями: