Дуэт с Герцогом Сиреной

— Мне жаль, — шепчу я.

— Мы оба познали потерю и боль. — Он отпускает мое лицо и проводит кончиками пальцев по моим рукам.

— И мы стараемся делать все, что в наших силах, благодаря этому.

Илрит несколько раз испуганно моргает. Он слегка наклоняет подбородок, и интенсивность его взгляда слишком велика. Он приглашает меня заглянуть в его душу, так же как он заглянул в мою.

— Не из-за этого, а вопреки этому. То, кем мы являемся, не зависит от травм, которые пытаются омрачить наши души. Она часть нас, она может научить нас, но не определяет нас.

От этих слов у меня снова заслезились глаза. Мне хочется обнять его за талию и прижаться к нему. Чтобы еще немного пожить в его стабильности, пока мой мир не встанет на свои места.

Но я не делаю этого. Я не могу позволить себе подойти к нему слишком близко. Не только ради своего хрупкого сердца, но и потому, что, сделав это, я обреку его на сердечную боль — если он действительно душит в себе ту же зарождающуюся привязанность, что и я сейчас. Я направляюсь в Бездну, затем в Великое Запределье… а у него впереди долгая жизнь. Лучше не оспаривать ни клятву, которую он дал себе, ни мою решимость. Но это не значит, что мы не можем найти друг в друге утешение и успокоение. Что мы не можем заботиться друг о друге как коллеги-лидеры, разделяющие уникальный опыт. Как два человека, которые измучены, устали и так жаждут отдыха от плеча того, кто понимает.

Я протираю глаза, пытаясь отогнать все оставшиеся ощущения от упрямых слез. При этом я замечаю состояние своего тела. Я больше не твердая. Мои очертания по-прежнему серебристые, но плоть становится прозрачной.

— Что за…

Пальцы Илрит сжимают мои.

— Мы провели слишком много времени вдали от магии Леди Леллии.

— Что изменилось в этот раз по сравнению со вчерашним днем?

— Возможно, в тебе больше силы старых богов. Возможно, дело в том, что на этот раз ты не поешь их слова. Независимо от причины, мы должны поскорее вернуть тебя в Вечное Море.

Я киваю, а он идет за сундуком, который поставил на соседнем плато.

— Давай уладим дела с твоей семьей.

— Да. — Я снова устраиваюсь на его спине, и мы отправляемся на поверхность. Это последний раз, когда я вижу воды Денноу. В последний раз я увижу свой дом.

После этой ночи… я стану единым целым с Вечным Морем и посвящу себя тому, чтобы стать не более чем подношением старому богу.

Глава 24

Все корабли заправлены на ночь. Пока мы плывем между ними, избегая их моллюсков и морского мха, я не перестаю думать о том, как могли бы пройти мои последние шесть месяцев, если бы мой корабль не подвергся нападению.

У меня было бы еще шесть месяцев с сестрой и родителями. Может быть, мне удалось бы еще раз договориться с советом после того, как Чарльз отправился на свой маяк. Они называли это «окончательным решением», но мама учила меня, что всегда есть возможность вставить еще одно слово, прежде чем переговоры закончатся. Возможно, я бы раньше поняла, что я не сама по себе — что мне не нужно нести единоличную ответственность за заботу обо всех вокруг, чтобы компенсировать то, чего мне на самом деле не хватает. Возможно, поняв это, Эмили помогла бы мне одержать победу над советом.

Что если бы… могло бы… что могло бы быть… Слова, которыми заканчивается все мое существование. Гадание, которое будет сопровождать меня до самой могилы.

— Здесь… — Илрита прерывает резкий, оглушительный звон, от которого рябит в воде. Он вздрагивает, отшатывается, сжимая грудь, как будто его ударили ножом в сердце.

Звук пытается разорвать меня на части. Волшебные контуры моего тела вибрируют и искажаются. Я стараюсь держать себя в руках, как будто только сила воли удерживает меня вместе. Хотя в резонансном шуме колокола трудно сохранить ясность мыслей.

Звук затихает, и Илрит на мгновение берет себя в руки. Я делаю то же самое.

— Это был маяк, не так ли? — успеваю спросить я, хотя уже знаю ответ.

— Да.

— Ну, они работают, — пробормотала я. Не только против сирен, но и против рейфов. Если бы только был способ рассказать об этом людям. Сирены — не наши враги, не в том смысле, в каком мы думали. Эта мысль почти заставляет меня чувствовать вину за то, что я так часто звонила в колокол. Но это чувство проходит, когда я думаю об одержимой сирене, пришедшей за Эмили, как они пытались завладеть мной.

Надеюсь, когда все закончится, когда я добьюсь успеха, колокола и набитые ватой уши уйдут в прошлое. Люди, сами не зная почему, поймут, что моря не так опасны, как им казалось раньше. Может быть, на это уйдут десятилетия, но, возможно, наступит день, когда семьи будут охотно сидеть на берегу и любоваться горизонтами, которые я считала само собой разумеющимися каждый раз, когда выходила в море на корабле.

Если Илрит и слышит мое бормотание, он ничего не говорит в ответ, а продолжает плыть вдоль пристани, под тенью доков и опор. Ощущения сродни тому, как если бы ты упал в зеркало и попал в мир с другой стороны — туда, где все так похоже на то, что ты знаешь, но в то же время совсем другое. Перевернутое. Впервые за несколько недель я осознаю каждый толчок своих ног, каждый поворот, чтобы проворно скользить по воде. Когда-то это был мой дом, я ходила по этим причалам бесчисленное количество раз, а теперь я — тень под ними. Призрак моего прежнего «я», вернувшийся туда, где мне больше нет места.

Город над головой затих. Уже поздно. Но сквозь деревянные решетки над головой я вижу знакомые здания. Я останавливаюсь у одного из них, которое грозит вновь вызвать слезы.

Обычно тихая таверна пульсирует светом и звуками. Я почти чувствую, как журчит вода, как танцующие ноги вбивают ее фундамент в скалу внизу. С этого места я не могу заглянуть в толстые иллюминаторы. Но поток людей, которые уходят, заставляя нас все глубже погружаться под воду, — это все, что мне нужно знать.

— Это таверна моей семьи, — шепчу я. — И она процветает. — Возможно, это жалость. Возможно, я стала фольклорной. А может, моя семья наконец-то смогла отделить себя от черной метки, которую я на них наложила. В любом случае, видя, что у них все хорошо, я вздохнула с облегчением.

— Правда? Мне всегда было интересно, почему ты проводишь там так много времени.

— Это была мечта моего отца. Моя мать продолжала торговать, когда иначе перестала бы, чтобы у них были кроны для этого. Я тоже принимала участие. Эм также… — Я прервалась, уставившись в благоговейном ужасе. Ты сделал это, Па. Теперь все знают, какой вкус у твоего эля.

— Нам не стоит задерживаться. — Илрит легонько трогает меня за локоть.

— Я знаю. — Но я не двигаюсь с места. Я хочу остаться до тех пор, пока не станет достаточно поздно, чтобы Эм, или отец, или мать вышли и забрали доску с бутербродами. Только бы увидеть их в последний раз…

— Виктория.

— Точно. Сюда. — Отвлекаясь от бесполезных мыслей, я направляю нас к скоплению сетей неподалеку. — Мы поставим сундук здесь.

— Ты уверена, что он дойдет до них в таком виде?

Я киваю.

— Это сети моего отца. Он собирает всю рыбу, которая в них попадает, для своей варки и рагу

Когда рядом никого нет, Илрит начинает действовать: вставляет ящик в сердцевину сети и несколько раз обматывает его веревками. Я не могу удержаться, чтобы не внести некоторые коррективы после того, как он закончит.