Думаешь бьётся?
Шрифт:
— Слазь уже, милашка — отдавашка. Вылечим мы твоего, забальзамируем, будет как новенький.
— Ты ужасная! — констатирует факт Ната. — И шутки у тебя не смешные.
— Чего ты ржешь — то тогда, когда я картиночки тебе присылаю? Спрыгивай, детка, не хочу я отметину на капоте в виде твоей musculus gluteum maximus, — то есть большой ягодичной мышцы.
— Какого хрена большой та, а? — Натка резво спрыгивает на ножки. — Нормальная она у меня! — заглядывает себе за спину, пытаясь рассмотреть.
Обнимаю её и чмокаю в щеку.
— Нормальная, зай, — соглашаюсь, легонько шлепаю
На что она хохотать начинает.
— Алёнка, я не против, но давай хотя бы в авто.
Да уж. В авто я теперь много чего делать умею. Навык так сказать закреплен практикой.
— Поехали кофе выпьем? — предлагает Наташа.
Кофе мы с ней, само собой выпиваем, и не только. Ближе к девяти часом, находясь в торговом центре, идем за бельем. А чем ещё заниматься? Сон — то она мне перебила.
— Это что за непотребство? — деланно восклицает Туль, прикладывая руку к груди. — Ты такое носишь? — округляет глаза. — Почему я никогда не видела? Алёна, это же пздц. Инфаркт микарта. Вот такой рубец, — переигрывая, ударяет себя ладонью почти что в плечо. — А это с корсетом носить? Я не рискну, конечно. Но интересно до жути, — забирает у меня из рук аксессуар. Крутит его в руках и головой своей, под таким градусом, словно в ней сова проснулась. — Ты смотри, и этот от тебя не отчипиздится, когда бросишь его. А с Артёмом ты тоже носила?
— Малыш, она для обычной носки, так сказать повседневная. Поверх боди, например. А вот эта, — беру другую портупею, тоже с чокером, но к нему прикреплены ещё и наручники кожаные. — Уже для более интимного использования.
Ната выглядит так, словно впервые видит такое. Для неё это редкость большая. Выглядит при этом очень забавно.
Домой прихожу очень поздно. Костя несколько сообщений прислал, но так и не позвонил. Для него это норма. За всё это время я так и не спросила о том, как решился вопрос с их неудавшимся делом.
Глава 82
Посреди ночи подскакиваю из положения лёжа. На меня кто — то смотрит. Не успевшие отойти ото сна глаза картинку воспроизводят нечетко. Зажмуриваюсь и снова открываю глаза. В моём любимом широком кресле сидит, закинув ногу на ногу, Костя. Локтями в ногу свою упирается. Переплетенными пальцами рот прикрывает. Смотрит в упор на меня.
От неожиданности сердце в груди гулко стучит. Первая мысль не звать его к себе в постель, а ключи отобрать. Какого, блин хрена!? Проходной двор, а не квартира.
— Ты и во сне, Аленёнок, красавица, — негромко произносит Костя. Тембр его голоса вызывает волну мурашек по коже.
— А ты умеешь пугать, — озвучиваю свои мысли, усаживаясь поудобнее на кровати. — Я думала, что замки меняли, чтоб кто попало попасть в моё жилище не мог.
— Кто попало? — повторяет с легким высокомерием, бровь приподнимает одну.
Выдерживаю его взгляд.
— Я испугалась, — объявляю жестче. — Засыпала я одна.
— Прошу прощения, Алёна Богдановна, — шутливо извиняется. — Не хотел Вас пугать. Но не смог удержаться.
Костя поднимается с кресла, в несколько шагов к кровати подходит. Смотрю на него снизу вверх и дух перехватывает. Сложно. Слишком быстро всё изменилось. Рядом с ним привычный самоконтроль меня покидает. Так было однажды — ничем хорошим
для меня это не закончилось. Ещё раз я на такое добровольно подписываться не хочу. Знаю, что может быть по — другому. Можно легко отпускать людей из своей жизни. Для этого должна отсутствовать сильная эмоциональная привязанность. И любовь. Для отношений достаточно симпатии. Здесь уже нечто большее.Костя касается моей головы и я инстинктивно тянусь за его рукой. Потрясающее несовпадение нутра и мыслей. Пугающее.
— Ты почему не ложишься? — стараюсь избегать вдохов тяжелых. Достаточно быть в моей голове и сердце, хотя бы лёгкие останутся независимыми.
— Не успел в душ сходить. Мимо спальни твоей проходил, дверь открыта была. Заглянул на секундочку. И завис на полчаса, — рука опускается ниже, костяшками по моей щеке ведет, подушечкой большого пальца губ касается. — Ложись отдыхать, малыш. Душ приму и вернусь.
Смотрю на его спину, удаляющуюся, затем на часы — половина четвертого. Даже для него поздновато.
Сквозь накатывающее марево сна ощущаю, как с одной стороны кровать под тяжестью веса прогибается. Тут же скатываюсь в эту сторону и прижимаюсь к нему, теплому и слегка влажному. Природу своего дурного предчувствия объяснить не могу.
— Расскажи из — за чего ты переживаешь? — шепчу ему в руку.
— С чего ты взяла? Всё в штатном режиме, — ровность голоса ещё сильнее убеждает в том, что я права.
— Терпеть не могу, когда меня обманывают. Злит неимоверно.
Условия моего существования исключают возможность наличия хрупкой душевной конструкции. А полумеры мне с детства не были присущи.
Отворачиваюсь от него, так и продолжая касаться его некоторыми участка своего тела.
— Алён, ты обиделась что — ли? — обхватывает моё плечо, стараясь повернуть на себя. Вырываюсь.
— Кость, твоё право не хотеть мне рассказывать что — то. Но тогда и приходит ко мне посреди ночи не стоило, как и будить меня. Ты знаешь, я не против видеться, заниматься сексом и расходиться по своим домикам. Тебя этот вариант не устраивает. То, что между нами происходит последние несколько недель, предполагает наличие доверия. Я не хочу лежать в четыре часа утра и думать о том, что же не так. Может подумал и решил, что деваха бракованная не так уж нужна, — на берегу рассказала о том, что плодовитость моя оставляет желать лучшего, после того как он ещё раз заикнулся о том, что надо заявления подать. Или встретил кого поинтереснее. Или отсосала не очень. Вариантов — то, Костенька, масса. Но ни об одном из них я не хочу по ночам думать. Доходчиво?
— Более чем, Аленёнок, — таки разворачивает меня к себе, применяя разницу в физических возможностях. — Разброс вариантов в твоей голове, как и всё остальное в тебе, поражает, конечно. Но все мимо, заюш, — свет в комнате тусклый, но всё же есть. Шторы распахнуты. Небольшие отблески света в окнах видны. — Вариант с потрахаться и разойтись можешь больше вообще не озвучивать, он меня не просто не устраивает — он волну гнева внутри поднимает, — цедит сквозь зубы, наклонившись над моим лицом. Низко — близко. — Я от всего сердца не желаю тебе видеть меня злым. Доходчиво? — добавляет немного смягчившись.