Дура LEX
Шрифт:
— Выпьем еще, Романо. Да и девочек пора звать. — Аскольд заказал еще по старому «Буляру» и позвонил Верке. — Через пять минут входите, — сказал он по-русски.
Зинка села рядом с Романо, а Верка рядом с Аскольдом. Романо посмотрел на Зинку и улыбнулся. Зинка отвела глаза.
— Аскольд, на каком языке мы все будем разговаривать? — спросил чуть пьяным голосом Романо.
— На плохом английском. На цыганском сегодня говорить запрещается. Девочки в Америке уже около полутора лет, так что как-то общаться по-английски смогут.
— Английский
— Романо, если вы хотите говорить по-цыгански, вам никто мешать не будет — мы просто встанем и уйдем. А вы тут говорите себе по-цыгански сколько душа желает.
Романо сделал вид, что испугался, и дотронулся до Зинкиной руки. Зинкина рука слегка дернулась, но осталась на месте. Аскольд заказал для девушек бутылку грузинского вина «Ахашени» и полбутылки старого «Буляра» для себя и Романо. Потом все долго разглядывали меню и наконец заказали закуски и основные блюда.
— Я хочу сказать тост, — подняла бокал Верка. Она сказала это по-русски, и Аскольд перевел. — Давайте выпьем за Америку.
Все подняли бокалы и выпили.
— Я уверен, что у вас здесь жизнь сложится, — сказал Зинке Романо. — Моим родителям было очень трудно, когда они приехали сюда, но Америка такая страна, что если ты ставишь себе цель и много над ней работаешь, ты в итоге достигаешь ее. Какая у вас цель, Зинэйда?
— Вы можете меня называть просто Зина. Моя первая цель — чтобы дочки были со мной. Старшая у меня скрипачка, мне ее надо устроить в хорошую музыкальную школу.
— Татьяна играет цыганские мелодии?
— Вы запомнили имя моей дочери, это мне приятно, — сказала Зинка.
— Наверное, просмотрел досье перед встречей, — предположил Аскольд, и Романо усмехнулся.
— Моя дочь играет классическую музыку, она выступает в концертах, ее даже приглашали на конкурс в Италию.
— Неплохие достижения для девочки, над которой издеваются в школе и которую хотят избить и изнасиловать на каждом углу. — Голос Романо снова стал трезвым.
— Наверное, у ваших родителей была цель вырастить сына, который будет работать в иммиграционной службе США и не пускать в Америку таких, как они.
Аскольд перевел и это. Романо рассмеялся и снова положил ладонь на Зинкину руку. Подали закуски, а когда принесли шашлыки, на сцену вышли пятеро цыган — скрипач, аккордеонист, ударник с бубном, гитарист и певица. Первые несколько песен были печальные, и в зале наступила тишина, все перестали есть. Во время небольшого перерыва Романо заметил, что скрипач играл виртуозно:
— Первый палец держит мелодийную ноту, а четвертый слегка задевает струну на четверть тона выше. Такая техника создает свистящий звук, скользящий от одной ноты к другой. Такой стиль называется Романи — почти как моя фамилия. А у вас, Зина, цыгане применяют такую технику?
Зинка много раз бывала вместе с Таней на уроках у Эммануила Иосифовича, а поэтому и терминологию знала, и музыку понимала. И еще она следила за тем, как Таня дома к урокам готовится.
— Нет, наша румынско-венгерская техника не такая. У нас больше в ходу трель вибрато, — сказала Зинка. — Первый и второй пальцы крепко прижаты друг
к другу. Тело качается в такт, и при этом приподнимается второй палец.Аскольд перевел, удивляясь глубине Зинкиных познаний. Оказывается, в процессе вхождения в роль цыганки она не только язык Рома выучила, но и нюансы цыганских музыкальных стилей.
— Она цыганка, — сказал Романо.
— Она цыганка, — подтвердил Аскольд. — Поскольку я в вашей компании единственный не цыган, хочу поднять тост за цыган. Для меня цыгане всегда олицетворяли любовь и свободу. И то и другое в диком, сыром виде — свободу без конституции, любовь — часто без брака. Всегда так хотелось, никогда не моглось. За вас, цыгане!
Все дружно подняли бокалы и выпили. А еще через минуту Романо и Зинка случайно выяснили, что оба сносно говорят на венгерском. Да и Верка почти все понимала по-венгерски, хотя говорила не так хорошо, как Зинка.
От трансильванских мелодий оркестр перешел к цыганским песням на русском языке, и многие пошли танцевать. Романо и Зинка не могли оторваться друг от друга, и Верка с завистью смотрела на подругу — в течение двух недель она получила политическое убежище и, похоже, нашла любовь.
Аскольд заметил ее взгляд, поцеловал в плечо.
— Потанцуем? — спросила Верка.
— Я не танцую, — ответил Аскольд. — Не мое это.
К столику подошли разгоряченные Романо и Зинка. Узнав, что Аскольд не танцует, Романо тут же пригласил Верку.
— Зина, будьте осторожны с ним, — сказал Аскольд, когда они с Зинкой остались наедине. — Я не знаю, о чем вы лопочете с ним по-венгерски, но держитесь своей легенды, не выходите из роли.
— Мне теперь до конца жизни быть цыганкой?
— До конца жизни.
К десерту все были абсолютно пьяны, а Романо и Зинка еще и счастливы. После кофе Романо подошел к артистам, дал всем по двадцатке, а певице сообщил, что нашел подругу-цыганку.
— Это какую? — спросила певица.
Романо показал.
— Она не цыганка, — сказала певица.
После ресторана Аскольд с Веркой пошли в соседний ирландский бар, а Романо повез Зинку на такси домой. Перед подъездом Зинкиного дома Романо, споткнувшись, схватился за ее локоть.
— Вам плохо? — спросила Зинка.
— Мне было очень хорошо, но сейчас мне плохо.
— Вы, наверное, много выпили.
— Много, но не в этом дело. Вы — не цыганка.
— Я цыганка, — испуганно сказала Зинка. — Вы же знаете, что я цыганка.
— Когда-то один старый еврей из Москвы рассказывал мне на интервью, что в Советском Союзе все евреи узнавали друг друга, и удивлялся, почему в Америке это не так. «Это же так легко! — говорил он. — Волосы, овал лица, смуглая кожа, нос, в конце концов!» А я ему говорю, что он описывает кого угодно — грека, итальянца, ливанца, не обязательно только еврея. «Нам нужно было узнавать друг друга, чтобы выжить, а вам этого не нужно, вот вы самих себя признать и не можете», — ответил еврей. Тогда я подумал, что он по крайней мере преувеличивает, а вот сейчас понял, что правду говорил старик. Нет у меня нюха на своих. Бумажкам верю, а надо всего человека увидеть, почувствовать. Обманули вы меня с хитрым Аскольдом.