Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Софка знала, как приятно отцу видеть дом хорошо убранным. Как приятно будет ему удивление гостя при виде такого убранства, всех этих тарелок, графинов и кувшинов из старинного золота и серебра, расставленных по полкам и освещенных пламенем двух толстых свечей в высоких подсвечниках. Вся эта утварь была недавно вычищена и блестела на красном фоне мебели, подушек и ковров. По стенам колыхались развешанные полотенца, и это придавало комнате еще большую свежесть и великолепие.

Торопливо расставляя на кухне на большом подносе блюда с едой для отца и гостя, Софка слышала сверху, как гость, пораженный и напуганный приемом, не перестает смущенно извиняться за свое вторжение, отказывается

сесть на подушки, опасаясь их запачкать, просит стул и то и дело говорит отцу:

— Ну, Мита, я пойду, не буду надоедать.

Но мать не давала гостю слова сказать. Если бы он приехал даже один, его бы все равно встретили радушно, а уж раз он приехал с самим хозяином… Поэтому она поминутно кричала сверху:

— Магда, несите!

Софка знала, что эти слова относились к ней. Магда уже снесла наверх закуски и ракию и передала их матери, которая, не присаживаясь, стала потчевать гостей. Теперь очередь была за Софкой. Приготовив все, Софка поднялась наверх и внесла в комнату большой серебряный поднос с разными кушаньями. Ставя его перед сидевшими, она нагнулась и увидела, что гость не спускает с нее глаз, в особенности, когда косы ее упали, открыв точеные линии ее тела. Быстро выпрямившись и закинув косы за плечи, счастливая и зардевшаяся, она спустилась на кухню к Магде. А та, ни о чем не подозревая и меньше всего думая о продаже дома, обрадованная приездом хозяина и тем, что он поговорил с ней, непрестанно ворчала, браня и укоряя себя, как это она, дура набитая, не догадалась, что приедет хозяин, когда в ночь под субботу ей снился такой сон…

Наверху ужинали. Больше пили, чем ели. Магда скоро увидела, что вина, которое она купила и принесла на праздник, не хватит. Чтобы потом, глубокой ночью, ей не пришлось за ним бегать, она то и дело протискивалась в узкие окна погреба и там, раздвинув обручи на бочке и просверлив дырочку, цедила вино Тоне. В оправдание совершаемой кражи, вылезая из погреба, она бормотала, словно желая отомстить Тоне:

— Мужик! Забрался как моль. Замков понавесил, будто кто вино его выпьет…

Она носила вино на кухню, там разливала по разным кувшинам и сосудам, чтобы ни мать, ни Софка ни о чем не догадались; она знала, что ей за это не поздоровилось бы. Силой заставили бы отнести вино в погреб и вылить назад в бочонок.

Софка заметила, что с наступлением ночи гости наверху вели себя все непринужденнее. Каждый раз, когда мать спускалась, чтобы отдать Софке или Магде новое распоряжение, Софка слышала, как гость, оставшись наедине с отцом, говорил, словно подтверждая свое решение купить дом:

— Как сказал, так и будет!

Наконец Софка ушла спать. Во-первых, не дело девушке сидеть так поздно, а во-вторых, наутро ей придется рано встать и прибрать в доме, так как мать устанет после бессонной ночи.

IX

Гость, уезжая на самой заре, сел на коня, тронулся, но вдруг остановился и долго, долго стоял у ворот. Словно хотел досыта наглядеться на их, а теперь уже свой дом, хорошенько запомнить его весь — с массивными воротами и соседними дворами, — запечатлеть в мозгу. Затем он двинулся дальше мимо выложенного камнем родника, вниз, где были сады и поля, в новую, недавно заселенную часть города, больше смахивающую на деревню, в которой жили переселенцы и крестьяне из окрестных сел, а главным образом беженцы из Турции.

Рыжий конь с длинным до копыт хвостом, длинной шеей и красивой четырехугольной головой, с умными глазами, отдохнувший, чувствуя, как ладно и крепко сидит на его спине хозяин, бежал рысцой, весело перебирая ногами.

Ночь отступала. Приближался рассвет. За равнинами из тумана вырисовывались гребни гор. С полей и огородов

тянуло запахом гнилой травы и прелых корней. С реки доносилось журчание воды и редкое чириканье проснувшихся птиц. Город и улицы, кончавшиеся здесь, еще были объяты немым мраком. Но Марко казалось, что, оборачиваясь назад, он видит там, в Софкином доме, горящую свечу, которая освещает ему дорогу. Поэтому он то и дело, сдвинув на затылок меховую шапку, счастливо и радостно потирал лоб, глаза и лицо.

Привычный конь сам свернул в последнюю улицу; кривая, стесненная высокими заборами и деревьями, она напоминала ущелье; затем конь полез в гору, к базару и к дому хозяина. Марко же, заметив, что приближается к дому, почувствовал какую-то неловкость. Он приосанился, опершись о стремена. Конь почти рысью вынес его к воротам и радостно заржал.

На базарной площади в полумраке уже кое-где мерцали зажженные мангалы и раздавались выкрики продавцов салепа, тогда как здесь, на окраине, все еще было темно. Одно только бесконечное тявканье собак и пение петухов разносилось в тумане по окрестным полям и нивам.

Марко повернул коня так, чтобы плечом и локтем касаться ворот. Зная по опыту, что, поскольку дом стоял далеко от ворот, стучи хоть руками, хоть ногами, домашних не разбудить, он вынул из-за пояса пистолет и принялся стучать в ворота рукоятью. Он с трудом дождался, глядя в широкие щели крепкой ограды, когда в доме зажгут свет и с сальной свечой в подсвечнике, без шапки, накинув гунь на плечи, покажется слуга Арса.

— Кто там? Кто там? — спрашивал он на ходу, заслоняя свечу рукой, чтобы она не погасла. Но быстро сник и молнией выскочил к воротам, услыхав знакомый краткий и угрюмый возглас хозяина:

— Я!

Одной рукой подняв над головой подсвечник со свечой, чтобы хозяину было посветлее, а другой отворяя запертые на засов ворота, от волнения он толкал не засов, а всю поперечину, не замечая, что гунь у него сполз и он остался в одном исподнем, что один опанок он потерял где-то во дворе. С перепугу, не зная, что сказать, Арса обратился к коню:

— Эх, рыжий! Эх, рыжий!

— Все живы-здоровы? — бросил ему хозяин, быстро проехав в ворота.

Арса бегом догнал хозяина у самого дома, взял коня за узду и придержал стремя, чтобы газде Марко было легче слезть.

Марко, сойдя с коня, направился, как всегда, прямо в свою недавно пристроенную боковушку, маленькую, низкую и душную; пол там был не настлан, голая земля, и новые ковры, которые давно не выбивались (в комнату, кроме самого хозяина, никто не смел входить), сопрели почти до основания. Жесткие, крепкие подушки лежали в том же порядке, в каком он их оставил. Войдя, Марко прежде всего бросил взгляд на два больших замка, висевшие на довольно длинном и глубоком, пестро раскрашенном сундуке, желая удостовериться, что они находятся в том же положении, которое он умышленно им придал, чтобы, вернувшись, сразу обнаружить, трогал ли их кто-нибудь и пытался ли открыть. Убедившись, что все в порядке, он стал посреди комнаты в ожидании, пока кто-нибудь из домашних, жена или Арса, принесут свечу и разденут его.

Между тем день уже наступал. За окном синел мощеный двор, четко вырисовывалось железное ведро на цепи у колодца. Из кухни донесся треск сухого хвороста. И сразу вслед за ним в очаге вспыхнул яркий огонь, озарив светом все кругом и проникнув даже в боковушку хозяина. Слышались тихие, боязливые шаги из комнаты в кухню и обратно.

Поставив коня в конюшню, откуда явственно доносился теплый запах и шум от возни пробудившейся скотины, Арса вернулся к хозяину со свечой в руке. Приплясывая вокруг, он начал раздевать его. Марко по-прежнему стоял посреди комнаты и лишь слегка поворачивался, помогая себя раздевать.

Поделиться с друзьями: