Дурная примета
Шрифт:
В голосе вроде нет больше злости, и я несмело улыбаюсь.
– Нет у меня никого…
– Бросил?..
– Он заграницу уехал… Навсегда…
– Не хило так обо@рался, что от тебя заграницу сбежал.
Я продолжаю тянуть губы, никак не комментируя его реплику.
Антон все еще злится. На меня и того, перед кем я посмела раздвинуть ноги.
– Одна будешь ребенка растить?
– С мамой…
– Если выкарабкается, - вставляет он.
– Выкарабкается… - говорю увереннее, чем чувствую.
– Ну – ну… мамка говорит,
Часто моргая, разворачиваюсь и бегу на кухню.
Да, он прав. Я и сама это понимаю. В последнем разговоре лечащий врач сказал, что пошли метастазы в легкие, позвоночник и мозг. Но слышать это от посторонних все равно больно.
– Как одна-то будешь? – летит в спину вопрос.
– Проживу как-нибудь… - бормочу под нос, наливая в стакан воды.
– Давай вместе?
Давясь, заглатываю сразу полстакана, и оборачиваюсь к Антону. Тот, не стесняясь, уже располагается на мамином табурете.
– Что вместе?
– Жить.
– В смысле?..
– Тупая, что ли, Янка? – смотрит в глаза, склонив голову набок.
– Поясни, я не понимаю…
Раздраженно выдохнув, складывает руки на груди и закидывает ногу на ногу.
– Пожениться тебе предлагаю.
От такого заявления впадаю в ступор. Глупо хлопая ресницами, наблюдаю, как Антон нервно чешет подбородок.
– Ну?..
– Зачем тебе?..
– Многие чужих спиногрызов воспитывают… и че?..
– Антон, зачем тебе это надо? – глухо спрашиваю я, - ты же можешь другую девушку выбрать…
Я, правда, не понимаю. Он не старый, не страшный и, насколько знаю, отношения у него были. Зачем ему беременная от другого?
– Может, нравишься!.. Родаки не против… Будем жить здесь, они рядом… Матушка с мелким помогать будет… А там через годик своего сварганим…
– Я не знаю… мне подумать надо…
– Думай, Янка, только недолго…
Глава 8
– Сейчас – сейчас, мамуль…
Протираю участок кожи спиртовой салфеткой и точным движением вгоняю иглу в мышцу.
– Болит – дышать не могу… - хрипит она, загребая пальцами одеяло.
– Сейчас легче станет, - приговариваю тихо.
Болезнь нас сблизила. Теперь мы много разговариваем, нередко обращаясь друг к другу ласковыми словами. Наверное, понимаем, что недолго осталось и наверстываем упущенное.
Сейчас я часто думаю, что мешало нам это делать раньше? Чаще улыбаться, созваниваться, чтобы поболтать ни о чем, дарить друг другу объятия…
Почему, только сейчас, на пороге смерти, мы поняли, что ближе друг друга у нас никого нет, и не будет?!
Лицо мамы расслабляется, дыхание выравнивается. Обезболивающее подействовало.
Оформив декретный отпуск, я окончательно перебралась к ней. Она не встает уже месяц, и все это время я почти не отхожу от нее.
Лечение в стационаре, увы, не помогло. Болезнь уверенно прогрессирует и все, что мне остается, скрасить и облегчить последние ее дни.
Деликатный
стук в дверь отвлекает меня от поглаживания ее сухой руки.– Кто там? – одними губами спрашивает мама.
– Тетя Валя, наверное…
Это я попросила, чтобы в дверной звонок больше не звонили. Иногда, когда мама забывается сном, он ее будит.
– Открой…
Стараясь передвигаться неслышно, выхожу в прихожую, чтобы открыть дверь.
– Как она? – спрашивает тетя Валя шепотом.
– Лежит… укол поставила…
– Я супа принесла…
– Спасибо…
Мама почти ничего не ест, только пьет. И я с ней. Если бы не тетя Валя, от меня бы уже остались одни глаза и живот.
– Иди, ешь… я посмотрю за ней.
Бросив на маму взгляд, ухожу на кухню. Только есть совсем не хочется. Через силу набиваю желудок и включаю кран, чтобы помыть посуду.
Вот так и живем. Вяло барахтаясь в какой-то вязкой субстанции. Обе мучаемся. Мама от боли физической, я – от боли душевной.
Мне рожать через три недели, а у меня даже сумка в роддом не готова. И на последнем скрининге я не была. Не до этого…
Опустив голову на сложенные на столе руки, какое время смотрю в одну точку и сама не замечаю, как вырубаюсь.
А просыпаюсь резко, от толчка в плечо.
– Ты чего? – спрашивает присевший передо мной на корточки Антон.
Судя по тому, что в полицейской форме, только что пришел с работы.
– Уснула, да? – сиплю, растирая лицо руками.
– Иди к нам поспи… матушка присмотрит здесь…
– Нет, я сама…
– Иди, сказал!
Он поднимает меня за локти и разворачивает лицом к выходу.
– Смотреть на тебя страшно, хуже матери своей выглядишь…
– Ей лекарство надо будет дать, - сопротивляюсь слабо.
Слабо, потому что совершенно нет сил спорить. В отупении переставляю ноги туда, куда он меня толкает.
– Дадим…
– Иди, Яночка… отдохни, - встревает тетя Валя.
– Спасибо…
Это не первый раз, когда они заставляют меня поспать в комнате Антона, поэтому я сразу иду к его кровати и ложусь на бок лицом к стене.
Посплю часок и к маме…
Но, открыв глаза в следующий раз, понимаю, что часком не обошлась. В комнате темно и жарко. Попытавшись пошевелиться, понимаю, что не могу, потому что на мне лежит тяжелая рука, а в шею кто-то влажно дышит.
Поднявшаяся вдруг во мне паника, отступает.
Это Антон.
– Спи… - хрипит его голос сзади.
– Антон, мне в туалет надо…
Он цыкает и нехотя садится на кровати. Я перекатываюсь на другой бок и, неуклюже спустив ноги на пол, пытаюсь встать. Тело затекло, по бедру бегут мурашки.
– Выспалась?..
– Ага…
Включив светильник, скользит хмурым взглядом по моей фигуре. Спотыкается на животе.
– Когда расписываться пойдем?
– Я думаю…
Давит на меня почти ежедневно. Я сопротивляюсь, как могу, но, кажется, сил на это остается все меньше и меньше.