Душа в тротиловом эквиваленте

Сжав челюсти так, что на щеках резко проступили желваки, Валентин Михайлович вытолкнул из себя:

– Юра, а засунь-ка ты этот свой домик себе в задницу!

Слегка удивленный неожиданно грубой репликой, я скромно ответил:

– Не могу, Михалыч. Не влезет. Там уже много чего есть, например мечта о счастье для всех, 'и чтобы никто не ушел обиженным'!

– Знаешь, за что тебя когда-нибудь прибьют, Юра?
– слегка успокоившись, спросил Валентин.

– Только догадываюсь.

– А вот я знаю точно! За художества с людскими душами! Ты же как будто записываешь свое в чужие мозги. Напрямую, как пером по бумаге! Это ж уму непостижимо, я увидел тот дом, тропинку к крыльцу, трещины на краске оконных рам, занавески, колышущиеся под легким сквознячком. Хозяйку в легком сарафанчике...

– Что не так?
– спросил я.

– Да все!
– с болью ответил мой сегодняшний учитель. У меня своя мечта была! Без твоей, я бы славно прожил! А теперь я могу точно нарисовать дельфина, хотя никогда в жизни их не видел. Теперь я помню, как здорово плавать в большом бассейне, уцепившись за скользкое, будто сделанное из мокрой губчатой резины, тело. Помню, как забавно верещат дельфины, загоняя косяк ставриды. Ощущаю запах креветок, сваренных в закопченном мятом ведре на костре, разложенном на песке. Слышу, как трескаются раковины мидий на углях. Вспоминаю, как все это здорово запивать вином, и рот заполняется слюной, как у собаки Павлова. Но ведь это не мое, правда?

– Подарок. Что еще подарить хорошему человеку, кроме хороших чувств?

– Не делай так больше! И, кстати, мне стало интересно, можешь ли ты вообще просто беседовать с людьми? Без этих эффектов? Хватит мне загонять напрямую в мозг все, что вздумается! Хотя бы из уважения, а?

Я слегка сосредоточился. Собеседник, напротив, обмяк, будто из него выпустили воздух.

– Вот и все, Михалыч. Нет у тебя больше мечты о домике у моря. Тебе легче? А насчет голого убеждения я тебе вот что скажу - это и в той жизни не работало... Времени, у меня, понимаешь, мало.

Неожиданно, мне стало грустно. Хотел как лучше, а получилось, что обидел хорошего человека. Как всегда, короче. Подумав, я произнес:

– Валентин, помнишь, я тебе говорил, что с миром можно разговаривать?

– Помню, но не особо верю.

– И не надо! Мне, чтобы поверить, пришлось сгореть и возродиться, а ты еще ни разу не умирал. Откуда вере взяться? Видишь тот скальный выход на верхушке холма?

– Вижу.

– Пошли.

– Зачем?

– Увидишь!

Периодически проваливаясь в снег по колено, оскальзываясь на пятачках льда, зализанного ветром до синевы, мы поднялись на вершину холма. Стало ощутимо холоднее.

Наградой нам стал фантастической красоты вид на присыпанный снегом лес, отблеск заходящего солнца в еще не замерзшей речке и силуэт крупной хищной птицы, парящей в синеве, начинающей темнеть у горизонта.

– Пожалуйста, сними перчатки и положи обе руки на камень. Плотно прижми! Вот здесь, где поверхность практически ровная. Не бойся обморозиться, это займет всего лишь минуту-две.

В удивленном взгляде Михалыча явственно читалось: 'Парень, а у тебя как с головой, все в порядке'?

– Не сомневайся, - ответил я ему взглядом.

Пожав плечами, мой спутник снял перчатки и положил ладони на выстуженный ветром камень.

– А теперь почувствуй - не думая при этом словами - кто ты и зачем. Подумай об окружающем тебя пространстве как о бездне, способной поглотить любого.

Ощути себя птицей, парящей в небе, небом, под которым сейчас стоишь, и на которое так редко смотришь. Ветром, который несет переполненную снежинками тучу. На мгновение стань лесом, а затем устреми внимание на камень, холодящий руки. Он пролежал здесь сотни лет, но еще помнит слепую, сметающую все на своем пути мощь принесшего его ледника и ярость кипящей магмы, из которой он произошел.

Не надо ничего просить. Ты - часть мира, плоть от плоти земли, на которой был рожден. И она поможет тебе. Лишь иногда будут сниться странные сны - силы, которых ты сейчас впервые коснулся, иногда любят смотреть на мир глазами людей.

Отняв руки от камня, спутник смотрел ошалелыми от наскоро придуманного ритуала глазами.

– Странные какие-то ощущения. В теле легкость, голова пустая.

– Да не обращай внимания. Это скоро пройдет. Сам увидишь! Только расскажи потом, как оно, когда к миру ближе. Удивленно пожав плечами, я добавил:

– Не каждому удается, а ты вон как - с первой попытки. Что ж, Валентин, готовься к мелким приятным чудесам.

– Посмотрим...- недовольный зряшной, по его мнению, потерей времени, буркнул Валентин.

Забегая вперед, замечу, что полковник мне так ничего потом и не рассказал. Разве что обмолвился как-то, что действительно, временами ему снится всякая чушь.

Только по рассказам третьих лиц я узнал, изменения были. Буквально через неделю, начальство выделило новую квартиру. Через месяц - неожиданно для врачей выздоровела умиравшая от рака гортани мать. Чуть позже - брат оказался единственным выжившим, когда на скользком склоне перевернулся автобус. Более того, на нем даже царапин не было!

Валентин Михайлович потом все же признался, что в тот день он остро захотел оказаться от меня подальше. И написал рапорт, который так и не удовлетворили по причине несерьезности предъявленных аргументов.

Позже подчиненные иногда шутили над забавной привычкой командира подолгу, будто согревая, держать ладони на больших камнях и стволах деревьев. Но кто без странностей?

Спустившись вниз, мы пошли домой, а еще через час запыхавшийся посыльной позвал к телефону. Поговорив, пришлось помянуть всех известных богов и героев, а также их родню тихим незлым словом, и пойти собирать народ. Выходной испорчен.

Еще через час мы собрались в выделенном для работы помещении и начали мозговой штурм.

– Товарищи, нам дана возможность вволю пофантазировать на тему оптимального устройства системы управления и некой идеи, внедрив которую в общественное сознание, мы сможем избавиться от проблемы с национализмом.

Единую общность типа 'советский народ' и лозунги о плавильном котле наций, где все становятся приятно смуглявенькими, велено даже не пытаться предлагать. С ними, говорят старшие товарищи, конфуз получается великий.

Последний вопрос повестки дня: чем заменить идею построения коммунизма, которую вот-вот признают недопустимым идеализмом.

– Это как?
– недоуменно развел руками Миша Мещерский.

– А так! Уже появились публикации о том, что коммунистическая идеология в нынешнем состоянии - не более, чем слегка перелицованные идеи библейского толка. Типа морковки перед ослиной мордой, которую вешают, чтобы животное быстро бежало в желательном направлении.