Два апреля
Шрифт:
– Да, да, очень приятно, - закивали головами оба старика, особенно сухонький, со слабой шеей. Кивая, он поддерживал голову под подбородком.
– Пропагандирует он одно,- ехидно сказал Попов,- а сейчас, кажется, собирается добиться совсем другого. Верно, Андреич?
– Жизнь извилиста и корява, - сказал Овцын.
– Эвклидова геометрия давно устарела.
– Что бы вы решили на моем месте?
– спросил Попов.
– Парень просил меня помочь ему устроиться в Мореходное училище, - сказал Овцын.
– Я обещал. Но если вы испортите ему биографию каким-нибудь резонансоспособным приговором, я не
Надеюсь, вы не вышлете его из города?
– Именно это пошло бы ему на пользу, - сказал Попов.
– Надо было подойти к нам раньше, - упрекнул Овцына судья с осанкой полковника.
– Я бы сказал, и люди иначе настроились бы.
– После этого стишка все настроены против Бантиковой, - напомнил Овцын.
– Вообще я подозреваю, что дама хочет выжить из квартиры соседа.
– Дама свое получит, - строго произнес Попов.
– Хорошо, Овцын. Мы все учтем и ничего не забудем.
После перерыва судья с осанкой полковника поднялся с места, надел очки, стал читать решение:
– В товарищеский суд поступило заявление от гражданки Бантиковой о разгульном образе жизни и нетрудоустроенности гражданина Ломтика, ее соседа по квартире. В процессе разбирательства и слушания дела товарищеский суд нашел упомянутое заявление формально соответствующим приведенным в нем фактам. В сущности же, поведение гражданина Ломтика не имеет в своей основе злонамеренного умысла, и его можно объяснить легкомыслием и отсутствием достаточно развитого чувства ответственности. Учитывая здоровую в своей основе личность гражданина Ломтика и его желание поступить в Мореходное училище...
– Ты молодец, - шепнула Эра и сжала руку Овцына.
– ...товарищеский суд выражает гражданину Ломтику порицание за прошлый образ жизни и требует, чтобы он в ближайшие дни поступил на работу, считая, что это нисколько не повредит его поэтическому творчеству и развитию таланта...
Раздались негромкие хлопки.
– Одновременно, - повысил голос судья, - товарищеский суд выражает свое порицание и гражданке Бантиковой за то, что она создала в квартире, где является ответственной съемщицей, атмосферу недоброжелательства и склоки.
– Я буду протестовать!
– крикнула Бантикова, вскочила со стула и, ступая по ногам, выбежала из красного уголка.
Потом Ломтик подошел к Овцыну, сказал:
– Я думал, вы тогда не всерьез меня приняли. Мальчишка, пишет стихи, говорит глупости, да еще и Ломтик...
– Ты дурак. Ломтик, - сказала Эра.
– Кто тебе мешает разменять жилплощадь с этой фурией?
– Хлопотно, - сказал Ломтик.
– И денег надо. Лучше я совсем уеду.
– Ей только этого и нужно, - заметил Овцын.
– А мне не нужно, - сказал Ломтик.
– Если я поступлю в училище, зачем мне тогда комната?
– Да, - сказала Эра.
– Я долго так думала, зачем мне комната? Прекрасно обходилась... И вдруг... Поедем к нам. Ломтик?
– Нет,- отказался Ломтик.
– Одолжи мне еще пять рублей. Я позову ребят, мы будем читать стихи и плясать. Может быть, будем пить спиртные напитки. А потом я поступлю на работу и с первой получки тебе отдам.
22
Утром приехал
Борис Архипов - Овцын только что усадил себя к письменному столу. Он каждое утро брал себя за шиворот и усаживал к письменному столу, но ни одной строчки сценария еще не было написано. Он просиживал несколько часов в гипнотическом полусне, воскрешая в памяти бесконечные причалы Рыбного порта, пропахшие рассолом и смоленой пенькой; перекатывающиеся через низкую палубу «Березани» волны; мерцающие огни судов на Эмильевой банке; хозяйскую поступь капитана Кошастого - и все чувства исчезали, кроме тоски и зависти. И не было никаких желаний - только вернуться обратно на это шаткое сооружение, которое лезет на волны, шипя паром и вздрагивая, и будет лезть на волны и делать свое дело, пока не иссякнут силы машины и прочность металла.На звонок он не обратил внимания, но потом услышал из прихожей громкий голос Бориса Архипова, кинулся туда, отшвырнув стул, вырвал друга из объятий Эры и долго мял ему ребра. Борис Архипов, наконец, высвободился, полузадушенный, и они смогли рассмотреть друг друга.
– Иван, ты обуржуазился, - заявил Борис Архипов.
– Туфли, курточка в полоску, упитанность, близкая к средней... Эра Николаевна, помните, что ничего нет в природе противнее жирного мужчины.
– Ты в отпуске?
– спросил Овцын.
– Я не идиот, чтобы брать отпуск в феврале, - сказал Борис Архипов.
– Еду в Измаил принимать венгерский теплоход. Крутицкий решил использовать мой речной диплом с наибольшей выгодой.
Пока Эра готовила завтрак, Овцын увел Бориса Архипова в комнату, выспросил о делах в Экспедиции.
– Возвращайся, - предложил Борис Архипов.
– Поведем караван с Дуная. Это, сам понимаешь, не скучно.
– А что, нужны капитаны?
– спросил Овцын.
– Капитанов не хватает всегда и везде, - сказал Борис Архипов с ухмылкой.
– Да ведь ты теперь писатель. К чему тебе еще по водным трассам целое лето трепаться?..
– Чушь собачья!
– сказал Овцын.
– Какой я писатель!..
– Почему же, «Голубая повесть» отменно написана. В духе славной морской романтики. Читаешь, и будто тебе душу вареньем намазывают. Вкусно!
– Издеваешься?
– Какое я имею основание издеваться? Я не Белинский. Это он бы над тобой...
– Как там Левченко?
– спросил Овцын.
– Тебе от него привет... Квартиру он переменил, живет теперь на проспекте Гагарина. Ну как? Возвращаешься в контору?
– спросил Борис
Архипов.
– В марте - роды...
– Овцын указал глазами на дверь.
– Это причина, - согласился Борис Архипов, но уверенности в его голосе не было.
– Пойду плавать в апреле, - сказал Овцын.
– А разве младенец не станет причиной?
– Боюсь об этом думать, - признался Овцын.
– Эх, сынок...
– Борис Архипов ласково, погладил его полосатую куртку.
– На каждое действо можно найти тысячи причин. Действо станет обоснованным и верным. А по прошествии времени заглянешь внутрь себя -и увидишь вдруг, что в душе вместо золотого слитка лежит куча медных пятаков на ту же сумму. Опешишь, поскребешь в полысевшем темени и задашь себе жалкий вопрос: куда делся юноша, который чувствовал в себе силу разобрать мироздание на кирпичи и воздвигнуть его заново по своему вкусу?