Два балета Джорджа Баланчина
Шрифт:
Однако Ирсанов все не спешил выходить из воды. К тому были у него особые причины. Именно сейчас, именно сейчас собственная нагота вызывала в нем определенное стеснение перед Ильей, который, стоя на берегу, медленно вытирался длинным вафельным полотенцем, попеременно приподнимая то одну, то другую ногу, поворачиваясь то лицом к Ирсанову, то спиной, и теперь Ирсанов все улавливал момент, когда Илья вновь окажется к нему спиной, чтобы ему, Ирсанову, стало ловчее выйти из воды, оставшись незамеченным. И такой момент возник. Ирсанов быстро выскочил на берег и, оказавшись рядом с Ильей, быстрым движением рук схватил свободный
От этих движений Ирсанова маленький Илья вдруг весь задрожал и, обхватив его за шею двумя руками, очень сильно к нему прижался — всем своим прохладным телом, вдруг потеплевшим и даже разгорячившимся...
– Поцелуй меня сейчас, пожалуйста... — эти свои слова Илья произнес совсем шепотом.
– Но ты ведь не девочка? — громко сказал Юра, слегка отстраняясь от Ильи. Но руки не слушались Ирсанова и еще крепче прижимали к себе тело Ильи...
– Поцелуй, поцелуй, — шептал Илья с жаром. Ирсанов поцеловал Илью — легко, чуть касаясь его раскрасневшихся полных губ.
– Не так, — сказал Илья.
– А как? — громко спросил Ирсанов и незаметно для себя приподнял Илью к своему лицу так, что теперь обе крупные ладони Ирсанова упирались в широкие продолговатые ягодицы Ильи, вздрагивающие, то делавшиеся под пальцами Ирсанова округло-крепкими, то чуть слабыми, и вновь крепкими...
– По-настоящему, сильно-сильно, — сказал Илья уже громко и закрыл глаза, губами упираясь в приоткрытый рот друга. Захватив губы Ильи своими, Ирсанов поцеловал Илью долгим поцелуем, чувствуя, как Илья водит кончиком своего языка по его небу.
– Вот-вот, вот так, еще сильней. Можешь? — быстро сказал Илья, в благодарность целуя Ирсанова в щеки и глаза.
– Могу, — выговорил Ирсанов. Но вместо Илюшиных губ стал целовать его лицо, жадно переходя к шее и плечам Ильи... В этот момент его напрягшееся тело пронзила сладкая, уже знакомая его ночным сновидениям, боль. Сердце забилось быстро-быстро. В голове что-то словно оборвалось, а ноги, как в воде во время плавания, больно свело. В эту минуту Илья переместил свои легкие руки с шеи Ирсанова за его спину и тесно, теснее чем прежде, прижался к вспыхнувшему Ирсанову.
Наконец сообразив, что с ним случилось, Ирсанов отстранился от Ильи с неожиданными для себя словами: — Прости, Ильюша. Я не хотел... Как ужасно получилось...
Ирсанов бросился вытирать полотенцем живот Ильи, по которому медленно стекала вниз резко пахнущая молочная жидкость...
– И ничего ужасного, — бодро и громко сказал Илья. — Я сам вытрусь, Юра. — Это совсем даже не ужасно.
– А что же тогда, если не ужасно ? — глухо спросил Ирсанов, перестав руками искать свои плавки и, сидя на своей рубашке, уткнул голову в колени.
– Не знаю, — почему-то шепотом произнес Илья, во всю длину растянувшись на разостланном полотенце и положив свою кудрявую
голову на обе руки лицом к Ирсанову. — Ляг лучше рядом. Я подвинусь. Ляг. — Развернувшись на одном месте, приподнявшись на руках, Ирсанов лег рядом с Ильей. — Ну вот видишь, как удобно.Какое-то время оба мальчика лежали молча — Илья не изменяя своего положения, а Ирсанов лежал сейчас на спине, запрокинув руки за голову и широко открытыми глазами смотрел в начинавшее светлеть ночное небо.
– А правда, Юра, странно, что нет комаров? Комарово, а комаров нет.
– Правда, — тихо сказал Ирсанов. Он мог бы и хотел бы сейчас сказать Илье совсем другие слова, единственные, но он не знал в точности, какие именно, и потому снова замолчал.
– Ты что, спишь, Юра? — тихо спросил Илья, увидев, что Ирсанов закрыл глаза. — Тебе не холодно?
– Нет. Не сплю. Очень тепло. Даже жарко. А что?
– А тебе было приятно, когда...
– Что «когда»? — перебил Ирсанов, и дыхание его снова участилось.
– Когда ты меня целовал? И еще...
– Очень, — ответил Ирсанов, но уже почему-то совсем шепотом.
– А хочешь еще ?
– Не знаю.
– А я хочу.
– А можно? — зачем-то спросил Ирсанов.
– Можно, можно, — заволновался Илья и на локтях подтянулся поближе, хотя ближе было уже и нельзя, к губам друга.
– Ладно, — согласился Ирсанов и улыбнулся Илье.
Он целовал теперь своего Илью медленно, иногда прерывая поцелуй своей счастливой улыбкой. Его руки снова прижимали к себе неистового Илью, и снова тело Ильи обжигало пальцы Ирсанова буквально до ногтей. «Какой ты красивый, Юра!» — шептал ему в лицо Илья и слышал в ответ: «Ты тоже красивый. Совсем как девочка». — «Но я ведь мальчик, Юра, я мальчик». — «А тогда почему мы целуемся?»
Они снова замолчали. Снова у Ирсанова закружилась голова. Снова часто застучали виски. Снова напряглось все тело. Снова стало сводить обе ноги.
Горячие губы Ильи теперь уже целовали грудь Ирсанова, весь его живот, в центре которого этой зимой образовалась волосяная дорожка.
– Что ты! Что ты! Это нельзя, — когда быстрые пальцы Ильи и его губы оказались там, где, по мнению Ирсанова, было «нельзя», он даже приподнялся на локтях.
– Можно. — твердо сказал Илья. — Если тебе приятно, то можно. Тебе приятно?
– Не знаю. Наверное. Да. О-о-о... Илюша, Илюшенька...
Ирсанов глухо застонал. Его руки снова стали искать тело Ильи. Найдя, они сильно сжимали сейчас бедра Ильи, а губы сами потянулись к его губам. — Еще, пожалуйста, — прошептал Ирсанов. — Еще разок.
Был ли Ирсанов сейчас истощен лаской Ильи, он не знал. Он лежал на узкой полоске вафельного полотенца и ни о чем не думал. Скорее всего, он даже задремал. А когда очнулся, широко открыл глаза, увидел, как Илья полулежит рядом и тонкой травинкой водит по его животу.
Ирсанов медленно встал и, не говоря ни слова Илье, а только широко улыбаясь ему, нагнулся к Илье и бережно взял его на руки и понес к воде.
Он бережно опустил Илью в воду и оба они начали тихо плавать, стараясь быть ближе один к другому.
– Ты давно мне нравишься, Илюша. Очень давно.
– И ты мне, еще с Озерков.
– А что же ты молчал тогда? Я бы тебя всегда целовал, сколько тебе захочется.
– Да?
– Честное слово.
– Я стеснялся, Юра. Я очень стеснялся...