Два дня до солнца
Шрифт:
Я подхожу к монументу-пушке, находящемуся в удобном закуточке. Пушка смотрит на портовые краны и причал, куда подходят водные такси. Только вода, зеленый горизонт и небо. Временами пролетают чайки, смотрящие внимательными черными глазами.
Из еды ничего нет, поэтому, извиняясь, я развожу руками, а потом - закуриваю.
Редкие капли с неба падают в речную гладь. Пахнет тиной, мокрым камнем ступеней, что уходят в глубину, и ветром.
Приходит в голову совершенно неожиданная мысль. А что… что если создать Дана? Ведь я могу это сделать. Во всяком случае… попытаться.
– Не надо, -
Она… Я никогда прежде не видел эту женщину.
Стройная, укутанная до талии светло-русыми волосами. Капли дождя, кажется, путаются в них и застывают настоящим хрусталем. Красивая. Возраст и не определить. Глаза синие-синие. Чем больше смотришь, тем глубже падаешь. И есть твёрдая уверенность, что там, в этой глубине, прячется чернота, дно, до которого человеку никогда не добраться.
На ней голубое платье с широкими рукавами. Никаких лишних украшений, только волнистые линии, которые при каждом движении создают впечатление «текучести».
«Как речное течение», - мелькает мысль.
– Простите? Вы мне?
– осторожно уточняю я.
Нет, ни телефона, ни гарнитуры нет. Значит, не общается с невидимым глазу собеседником.
– Вам, молодой человек, - улыбается она.
Улыбка… тоже красивая. Глаз не отвести, и от самой женщины тоже. Наверное, если бы я решил описать богиню в современном мире, то она выглядела бы именно так. Становится немного смешно, но она так смотрит, что уже не до смеха.
– Вы слишком громко думаете, - мягко говорит она, и я слышу в голосе журчание ручейка.
– Не стоит создавать то, что уже создал кто-то. Может получиться похожее, но всё равно будет не то. Копия никогда не заменит неповторимый оригинал.
Не надо задавать лишних вопросов. Она точно знает мои мысли. Просто кто-то из тех, кто в курсе существования таких, как я. Но я всё же собираюсь с мыслями и осторожно спрашиваю:
– Может быть, вы тогда сумеете подсказать что-то?
Она складывает руки на груди, уголки губ чуть приподнимаются в новой улыбке.
– Может быть.
Волны Днепра накатывают на каменные ступени.
– Дана-ши-дана…– вздыхают они нечеловечески.
Женщина молчит и смотрит мне прямо в глаза. В какой-то момент черты её лица, дрогнув, словно начинают размываться, струиться.
Я забываю, как дышать и невольно делаю шаг назад, чувствуя спиной массивные металлические поручни, защищающие от падения в реку.
– Шиди-риди-дана, - снова шепчут волны.
Я опускаю взгляд и замечаю, что линии на рукавах тоже струятся.
Вода, вода, вода. Кругом одна вода. И эта женщина - одна вода.
Дана-ши-дана. Шиди-риди-дана.
– Узнал, - улыбается она.
– Не догадался ещё, по глазам вижу, но уже понимаешь, кто перед тобой. Молодец. Люблю сообразительных. А то некоторые вот вообще говорят, что меня нет. То ли смеяться, то ли плакать - сама не знаю.
Дана - славянская богиня воды. Я встречал упоминания о ней не раз, когда искал матчасть для своих горгонид. Всё же все местные поверья переплетены так, что черт ногу сломит, но не разберется.
О том, была ли
Дана в пантеоне наших предков, ведутся споры, даже опровергалось, мол, ерунда всё это. И я как-то не особо задавался этим вопросом, но теперь… Возможно, не «богиня», но в том, что Дана и вода существуют, у меня даже нет сомнений.– Дана… - выдыхаю я и сам удивляюсь, что их имена с Яраслановым почти идентичны.
Она кивает, бросает взгляд в сторону памятника корабелам.
– Слушай меня, - произносит отрывисто, не меняя позы.
– Если ты хочешь вернуть его, есть способ. Сегодня, в ночь на Живин день дождешься двенадцати. Возьмешь чашу с водой, поставишь перед зеркалом. Зеркало завесишь тканью. Разрежешь ладонь, кровь должна стечь на ткань, с ткани - в воду. А потом произнесешь…
Видя моё немое оцепенение, Дана улыбается и вкладывает что-то мне в руку.
Я пытаюсь взглянуть, но мне не дают, легонько приподняв подбородок пальцем.
В синеве глаз тонет вся способность размышлять трезво. В них тонет весь мир.
– Ты должен понимать, что вода даст ему жизнь. Судьбы переплетутся. Разойтись в стороны не выйдет. Куда бы ни шёл, все равно будете выходить друг на друга.
Нижняя часть лица словно онемела, я не могу произнести ни слова.
– Потому… подумай, Антон, - серьёзно произносит Дана.
– Хорошо подумай.
Спустя секунду рядом никого нет. Я делаю хриплый вдох. Сердце колотится как ненормальное. Медленно разжимаю руку, чтобы посмотреть, что там.
И в этот миг с неба срывается чудовищный ливень.
Глава 23. Зеркало, кровь, шёлк
Он льет часами. Кажется, совершенно забыл, как остановиться.
Молния разрезает небо, сверкает настолько ярко, что я невольно зажмуриваюсь. И по-хорошему надо бы отойти подальше от распахнутого окна, но в крови бурлит такой азарт, что хочется только сказать: «Кому суждено быть повешенным, того пуля не возьмёт».
Это странно. Это необъяснимо. Но я понимаю, что сегодня пойду до конца. Последний день апреля с первым днем мая разделяет каких-то полчаса. В это время в западных странах отмечают Вальпургиеву ночь, чем черт не шутит. Дана сказала про Живин день. Кое-какая информация нашлась в интернете, но всё равно не столько, сколько бы хотелось.
Да, конечно, со стороны всё, что я буду сейчас делать, покажется глупостью уровня детских страшилок. Но…
Перед глазами до сих пор стоит женское лицо, которое под струями дождя начало стекать вниз, словно разбавленная акварель.
Едкий дым из-под капюшона Дымкевича.
Каменная плоть ожившей горгониды.
Зелёно-голубая волна взгляда через упавшие на лицо пряди, как серебристый ковыль.
Я делаю глубокий вдох и поворачиваю голову к зеркалу. Оно затянуто фиолетовой тканью. Полупрозрачной. Не помню, кто ее принес и как она оказалась в моём доме.
Не помню. Неважно.
Чаша… прозвучало громко. Но я не жрец какого-то модернистского культа, потому просто приставил чеканную пиалу, которую как-то подарили на работе, коллега привез из Турции. Сказал, что приобрел у черноглазого улыбчивого продавца, который обещал много счастья. Не новодел, видно сразу.