Два дундука из сундука

– Здорово!
– сказал подошедший папа.
– И когда это он так здорово лаять научился? Артист!

– Он заболел, - упавшим голосом прошептала мама.
– Здоровый ребенок не может так лаять.

– А как лает здоровый ребенок?
– с интересом спросил папа.

– Он лает по-человечески!
– выпалила мама.

Тут дверь отворилась - и появился здоровый лающий ребенок. С улыбкой до ушей. Вылитый Буратино.

– Ты зачем там лаял?
– спросила мама с тревогой. И с опасением, что Алешка ответит ей на грубом собачьем языке.
– Фу!
– сказала мама на всякий случай.

Алешка расхохотался. И ничего не объяснил. А вечером, после ужина, долго бродил вокруг дома и что-то таинственно сооружал. Потом пожелал всем спокойной ночи и плюхнулся на раскладушку.

– Все, Дим, - очень довольным голосом сказал он мне.
– Я такую оборону наладил, что ни один враг к нам не сунется. Особенно - ночью.
– И сунул под подушку папин диктофон, от которого тянулись к окну два тонких проводка.
– И нечего теперь папе по ночам с пистолетом сидеть. Понял?

– Ага, - сказал я.
– Еще как!

И приготовился расспрашивать Алешку, но он уже - ладошки под щекой - спал, как младенец.

Ночью я проснулся от страшного грохота за окном и бешеного собачьего лая.

Алешка сидел на постели - в руках его был диктофон - и довольно жмурился.

– Сработала, Дим!

– Кто сработала?
– непослушными губами произнес я.

– Сигнализация! Кто-то тайком проник на участок.
– Алешка усмехнулся: - Но теперь он уже далеко. Удирает без оглядки. Давай дальше спать.

Внизу хлопнула дверь, и послышались встревоженные голоса. Мы насторожились.

– Представляете, - взволнованно рассказывал Митёк, - выхожу я в туалет. В одних трусах. Никого не трогаю. Ночь такая звездная. И вдруг - бах!
– выстрел. А потом чужая собака дико залаяла. И как она к нам забралась? Калитка ведь закрыта и заперта.
– Митёк перевел дух.
– Она меня чуть за ногу не тяпнула! Или за левую, или за правую.

– Калитка?
– с ужасом спросила мама.

– Собака! Калитки по ночам не кусаются.

– Смотря какие, - услышали мы папин, со смешком, голос.

Наконец они угомонились, и наступила тишина.

Алешка немного поворочался, а потом спустил ноги на пол:

– Мне тоже надо сбегать на двор, Дим.
– И выскользнул за дверь.

А утром загадочные события получили свое продолжение и… разъяснение.

Сначала пришел из деревни дед Савоськин. И начал жаловаться маме:

– Ваш ребенок, гражданочка, вчера Буяна моего дразнил. Тот так брехал, что чуть с цепи не сорвался. Имейте в виду, гражданочка, если Буян вашего ребенка тяпнет, претензиев с вашей стороны быть не может.

– Не тяпнет, - успокоила его мама. Она слушала деда не очень внимательно и полоскала белье.
– Алешку собаки не трогают. Они его понимают.

Савоськин ушел, и долго слышалось затихающее вдали его бормотание:

– Буян… Гражданочка… Претензиев не будет…

А мама приготовилась развешивать белье. Однако веревки на своем месте - меж двух берез - не обнаружила.

– И когда он успел?
– удивилась мама. Она решила, что веревку спер дед Савоськин. Чтобы покрепче привязать Буяна.

– Прыткий дед!

Она пошла к дому - поискать другую веревку, обо что-то споткнулась, и тут же что-то рядом грохнуло, как из пушки. Только дым не пошел.

Мама подскочила и посмотрела на небо - откуда такой гром? Но небо было синее и солнечное.

Мама глянула под ноги - прямо перед ней была натянута бельевая веревка.

Тут все и разъяснилось. Оказывается, это была Алешкина сигнализация.

Он решил надежно обезопасить наш дом от возможного вражеского вторжения. Раздразнил из-за забора злобного и горластого пса Буяна и записал на диктофон его бешеный лай. Подсоединил диктофон к динамику и вывесил его за окно. Динамик стократно увеличивал записанный на кассету Буянов лай.

Затем Алешка подвесил рядом с бочкой тяжелый молоток и зафиксировал его во «взведенном состоянии» щепочкой. А дальше еще проще. Натянул возле дома веревку на колышках и один ее конец привязал к щепочке. Ночью Митёк случайно привел «сигнализацию» в действие. А когда все угомонились, Алешка тихонько спустился во двор и снова ее «зарядил».

Ругать Алешку не стали. Только Митёк проворчал:

– Мог бы предупредить…

– А вы тогда не разрешили бы, - ответил Алешка.
– Предупреждаю: в двадцать три часа по московскому времени я ее опять включу. Кому на двор приспичит, смотрите под ноги.

– Серега, - с тоской спросил Митёк папу, - когда же твой отпуск кончится?

– Скоро, - успокоил его папа. И тут же добавил: - А ребята у тебя еще поживут, ладно?

Митёк ахнул и схватился за голову.

Вечером, когда мы сидели все вместе в большой комнате, вдруг погас свет.

– Бывает, - сказал Митёк и поставил на стол керосиновую лампу.

Стало как-то по-особому уютно. И очень тихо. Только слышалось, как снаружи барабанили в стекло привлеченные светом ночные бабочки. Да в отдалении лениво лаяли собаки.

Ночь выдалась темная. За окнами было черно. Только блестел, отражаясь в стеклах, желтый язычок лампы.

– Пап, - попросил Алешка, - ты бы рассказал что-нибудь интересное.

– У нас писатель есть, - сказал папа.

– Я не умею, - признался Митёк.
– Писать умею, а рассказывать - нет. А впрочем… Хотите, я расскажу, как поступал в Литературный институт? Занятная история…

– А зачем вы туда поступали?
– спросил Алешка.
– На работу?

– Нет, я поступал туда, чтобы учиться.

– На писателя?

– На поэта. Я тогда стихи писал.

– А разве можно выучиться на поэта или писателя?
– сильно удивился Алешка.

Митёк покачал головой.

– Конечно, нет. Но я тогда этого не знал.

– Глупый еще был?
– доверчиво спросил Алешка.

– Алексей!
– Мама так шлепнула ладонью по столу, что даже вздрогнул язычок огонька в лампе. И сильно запахло керосиновой гарью.

– Да он прав, - успокоил маму Митёк.
– А лампу придется задуть - керосин кончается.