Два лика одиночества.
Шрифт:
– И что? – хрипло спросил рыцарь, до побелевших костяшек сжимая ручку кружки, жалобно поскрипывающую в его пальцах.
– Что-что… Казнили их, конечно. Парню одного удалось добиться – чтоб их перед костром удавили, а то б горели заживо… Гундольфа на следующий же день повысили в звании – за доблесть и верность Ордену, да только ему ж от того не легче… А перед тем выговор объявили, что такое в родной семье прохлопал ушами… Эй, парень, ты куда? Я ж еще не все рассказал!
Грифон вылетел из свежепостроенной таверны быстрее стрелы. Вскочил на лошадь и помчался вперед, не разбирая дороги.
Его
Ветер бил в лицо, срывая слезы со щек.
Гундольф остановил коня у небольшого озерца. Спрыгнул на землю, бросил повод – уйдет, так уйдет, теперь-то какая разница? Подошел к спокойной, зеркальной глади, вгляделся в свое отражение – и неожиданно увидел рядом с собой отца, мать и сестру.
– За что?!? – Он рухнул на колени, крича и проклиная всех известных ему богов и демонов…
К дому, где они все жили, рыцарь вернулся уже затемно. Машинально улыбнулся Арне, встретившей его при входе, бросил что-то ободряющее сидящему в темном углу гостиной Мантикоре, ответил на какой-то ничего не значащий вопрос Эстиса, который в тот вечер решил остаться и переночевать в своем старом доме, а не в замке, и, сославшись на усталость, ушел в свою комнату, где быстро собрал все необходимое в дорогу и лег, чудовищным усилием воли заставив себя заснуть – он понимал, что скоро ему потребуются все силы…
– Сегодня красивая ночь, – негромко проговорил Змей, откидываясь на спинку стула и задумчиво глядя в окно. – Небо темное, а звезды яркие…
– В такие ночи как никогда веришь в то, что вокруг нас полно всего того вечного, прекрасного и доброго, чего мы не замечаем в суете дней, но что наполнило бы нашу жизнь смыслом, обладай мы способностью видеть по-настоящему… – грустно согласилась Арна. – Эстис, ты не хочешь пойти прогуляться под этими звездами?
– Ты читаешь мои мысли? – полушутя спросил граф, поднимаясь на ноги и улыбаясь. – Я как раз хотел предложить это.
– Я не читаю мысли, – Танаа тоже встала, поправила повязку. – По крайней мере – твои, по крайней мере – сейчас…
– Я рад. Потому что я хотел бы сказать тебе свои мысли вслух, а не чтобы ты их случайно прочитала.
– Идем.
Они шли молча, наслаждаясь стрекотом кузнечиков в траве, мелодичной перекличкой ночных птиц, чистейшим воздухом, наполненным ароматом трав и цветов, прекрасными в своей простоте мотыльками, чьи крылья серебрились в свете луны…
В молчании они дошли до ручья, блестящей лентой пересекающего поле. Эстис опустился на колени у воды, зачерпнул пригоршнями, сделал глоток…
– Холодная и вкусная, как в моем детстве… – чуть печально проговорил он.
– Ты бы хотел вернуться в детство. – Арна села на траву рядом с ним.
– Иногда – да. Не думать обо всем, о чем вынуждено постоянно думать сейчас, жить сегодняшним днем, упиваться своими маленькими радостями, и печалиться
о своих маленьких горестях… Не знать боли потери и всего прочего… Да, иногда я хочу этого.– А я не помню детства, – неожиданно для себя сказала Танаа. – Я помню себя с семи лет. Наша деревня… на нее напали какие-то плохие люди, не то разбойники, не то еще кто-то… Сожгли все дома, а я успела спрятаться в подполе. Меня оттуда Ваген вытащил, он потом стал моим учителем. Я просидела в подвале несколько суток, и когда он меня нашел, была уже едва живая. И не видела… я в том подвале потеряла зрение, потому что было абсолютно темно, и это наложилось на ужас и боль. Так бывает – редко, но бывает. Он тогда отнес меня в долину Дан-ри и сказал, что я могу стать Танаа, одной из них. Я согласилась – у меня все равно никого, кроме Вагена, не было. Так я осталась в монастыре… А что было до того – не помню.
– Зато теперь у тебя есть не только учитель, но и друзья, и брат, и те, кто тебя любит, – тихо, как-то осторожно проговорил Эстис.
– Да… – Арна тихо рассмеялась. – Я так благодарна Создателю за все это – за Грима, за Гундольфа и Талеаниса, за тебя и всех остальных… И за жителей твоих земель и за то, что вся эта история с наемниками благополучно закончилась…
– Что же ты собираешься делать теперь? – Змей чуть ли не затаил дыхание.
– Продолжу свой путь, – просто ответила девушка, раскрывая ладонь – откуда-то сбоку выпорхнула маленькая птичка и доверчиво уселась на пальцы, что-то чирикнув. Арна легонько подула – птичка подпрыгнула, еще раз чирикнула и опустилась обратно.
– А ты не хочешь… остаться здесь? – с затаенной надеждой спросил Эстис, глядя куда-то чуть в сторону. – Здесь ведь красиво, и люди тебя любят, и все рады будут, если ты останешься… И я рад буду… – еле слышно добавил он.
– Остаться? Ох, Эстис… Может, я и хотела бы, но это не так просто, – Танаа откинулась на спину и подняла руку над собой – птичка чирикнула на прощание и сорвалась в ночное небо.
– Почему? Ты можешь поселиться в замке, а если не хочешь – так тебе построят любой дом, какой ты только захочешь. И…
– Ты же не это хочешь сказать, – она мягко прервала его.
– Да, наверное… Арна, ты же умеешь читать в людских душах, – Змей придвинулся чуть ближе. – Ты же знаешь, что я больше всего на свете хочу, чтобы ты осталась…
– Знаю, но…
– Я люблю тебя, – выпалил он, неожиданно даже для самого себя. – Я думал, что после смерти жены никогда ни с кем не буду, и не полюблю, и не женюсь, потому что это будет предательством ее памяти, но ты прекрасно лечишь такие раны своей улыбкой… Я чувствую, что она понимает меня и не хочет, чтобы я всю жизнь оплакивал ее… Арна, я полюбил тебя… и я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты светлая такая… я…
Не находя нужных слов, Эстис наклонился вперед, пытаясь поцеловать девушку. Но ее ладони неожиданно твердо уперлись ему в грудь, не давая придвинуться ближе, и губы лишь на миг коснулись губ…
– Я не хочу причинять тебе боль, – виновато проговорила Танаа, чуть отстранившись. – Но… я не могу быть с тобой. По тысяче причин… главной из которых является то, что я просто не имею на это права. Слишком многое впереди, и я не могу отказаться от этого. Это мой долг, понимаешь?