Два мира, одна любовь

– Даже хорошо. Магическая пыльца летит со всех сторон, — Ник протянул руку в какой-то ящик на входе и достал две маски, закрывающие нижнюю часть лица:

– Держи, а то надышишься, потом чихать радугой будешь.

– Радугой? – переспросила я, веселясь. – А это забавно.

Не буду спрашивать, что там будет на выходе в туалете, а то совсем покрутит пальцем у виска. Бедные работники! Как они здесь выживают?

Ник дал смешную шапочку, в которую надо было убрать волосы, а потом выдал тюбик крема, велев намазать на открытую часть лица и рук. Сказано – сделано!

Бедные рабочие! – подумала второй раз.

Но все оказалось продумано до мелочей, а работа фабрики – отлично налажена. Я ходила с открытым ртом, смотря как много делает магия, и как мало – люди. В нашем мире большая часть работы на некоторых заводах тоже отдана, только роботам. Вот бы объединить магию и технологии – был бы непобедимый мир!

Те рабочие, что встретились, сверкали разноцветной формой. И на моей тоже уже осела пыльца, которая тут же впитывалась в ткань.

– Твоя форма испорчена, — подытожила я.

– Ничего страшного, — Ник вел меня наверх, чтобы с вышки показать всю работу завода и цехов. Мы остановились на балкончике на самой высоте, и он стал рассказывать: — Вот там работа ткацкого цеха, вот там – красильного, вот там – маркировочного. А вот в том углу самое интересное…

– Что? – заинтересованно покосилась на мужчину, который яро размахивал какой-то тростью и ударял ей по рулонам ткани.

– Там цех заговоров.

– Заговоров? –

– Да, заговаривают ткань по спецзаказам. Кому нужно, чтобы не промокала. Кому, чтобы грязь отскакивала, кому, чтобы не мялась.

– А подпольные заказы есть, — тут же пронырливо уточнила я. – Там на удачу? На обогащение? На привлекательность, в конце концов?

Ник повернулся и посмотрел так, словно я ему предлагала контрабанду из-под полы.

– Что? Запрещенка? – я прикусила губу, чтобы не рассмеяться от его возмущенного вида. – Просто тот дядечка так посохом размахивает, что как минимум на всемирную власть для владельца рулон заговаривает!

Ник проследил за размашистыми движениями увлекшегося мага и плечи мужчины затряслись:

– Вот почему тебя люблю: ты всегда найдешь необычное в обычном! – сказал сквозь смех, а потом резко захлопнул рот и выпучил глаза, смотря вперед. Руки, лежащие на периле ограды смотровой площадке сжались до белых костяшек, он сглотнул так, что кадык дернулся вверх-вниз так же панически, как и владелец.

– Воробей выскочил, — подытожила я, пряча улыбку. Было приятно и смешно одновременно. Ник был таким здоровым мужиком, и одновременно таким милым. В отношения – как беззубый младенец.

– Что за воробей? Откуда? – Ник оттаял и завертел головой, осматривая цеха.

– Слово не воробей, вылетел – не поймаешь. Вот у тебя воробей вылетел. Поздно сожалеть, — пояснила я.

Ник повернулся, набрав полную грудь воздуха признания, но выдохнул, так и не обернув его в слова.

Я подошла ближе, чувствуя, что Прейд не на шутку выбит из колеи.

– Не так все должно было быть, — признался он, с досадой поднимая голову вверх, смотря на потолок цеха.

– Так оттого и лучше. Это же не спектакль, — я пыталась подбодриь улыбкой.

– Я на крыше завтрак накрыл, сюрприз приготовил… — признался Ник, опустив голову.

– И что изменилось? Завтрак съели? Сюрприз своровали? – уточнила я, и живот – умничка, подыграл и громко уркнул.

– Нет, — ответил твердо, а потом уже засомневался: — Наверное…

– Так пойдем посмотрим! – живот уркнул еще раз. У нас с ним идеальный дуэт вышел.

Оказывается, с вышки поднималась лестница на крышу, куда мы и забрались. Город просыпался, медленно и сонно, а фабрика не спала ни на секунду. Под нами чувствовалось движение, разноцветный дым валил, как из ведра, а посреди крыши стоял столик под невидимым колпаком, сквозь который не проникала магическая пыльца. Во! Хоть здесь Прейд не прокололся!

– Не бойся, проходи, — Ник заметил, что я застыла перед куполом, рассматривая, как по нему скатывается разноцветная пыльца.

– А вас городские власти не штрафуют за пыльцу? – я прошла через купол, и Ник заботливо отодвинул стул, за что я его поблагодарила: — Спасибо!

– Пыльца не уходит дальше территории фабрики, по периметру стоит защитный экран, а вдоль него проходит лоток для сбора пыльцы. Мы ее потом продаем.

– Какая предприимчивость, — искренне восхитилась я.

Мы принялись за завтрак, напряжение Ника отпустило, за столом царила легкая атмосфера и разговоры «ни о чем». Пока вдруг Ник не спросил:

– Тебе нравится фабрика?

– Да, конечно. Спасибо, что показал, было интересно рассмотреть, как все работает. Я же почти ничего не знаю в этом мире, — пояснила я, чувствуя небольшое стеснение, словно необразованна.

– У нашей семьи два дела, на самом деле. Ткацкая фабрика и оранжереи, так как мы обладатели силы земли. Эта магическая пыльца добывается из магических трав, которые растут только у нас. Нас с братом с детства приучали к работе в семейном деле, только разделили, говоря, что каждому из нас достанется свое. Мне – вот эта фабрика, а оранжереи – брату.

– Так это твое наследство! – я еще раз осмотрела территорию – Здорово! Это же шикарно!

– Это не моя заслуга, а родителей. Мне еще предстоит доказать отцу, что я могу нести все это на своих плечах, но…, — Ник посмотрел на меня предельно серьезно, я даже жевать перестала. —… у меня есть твердая почва под ногами. Я могу дать тебе в этом мире дом, защиту и семью.

Сказать, что Ник застал меня врасплох – значит, ничего не сказать. Еда так и осталась во рту, и я не знала, что с ней делать. Пережевать? Выплюнуть? Ни то ни другое, это было бы неуважительно по отношению к Нику! Но и молчать нельзя, надо как-то отреагировать, а я…

Когда смотришь такие моменты в фильме, растекаешься розовой лужицей и глупо улыбаешься, подсказываешь ответ героине, указываешь, как себя вести и сетуешь, что та тормозит. Простите меня, о, героине мелодрам! Я не знала, каково это – получить такое признание! Это полностью выбивает почву из ног, а на плечи ложится колоссальный груз ответственности. Мимика каменеет, дабы не дай бог дерганием глаза не намекнуть на что-нибудь не то, дыхание перехватывает, лишь бы нервно не засмеяться или не выдать нечленораздельное мычание.