Два мира. Том 1
Шрифт:
— Умолкни, — у Мадары был такой вид, словно он отдал бы многое, чтобы только сию же минуту получить камень и запустить им в ухмыляющегося Хашираму. — Ты сам-то тогда чуть ли не каждое слово в свой адрес воспринимал как трагедию мирового масштаба и постоянно из-за всего огорчался, нытик.
— А на тебя лишний раз не взгляни, сразу смущался, неженка…
— Так, — внушительно вмешался Тобирама, чувствуя, что ещё немного — и рассказчики перейдут с личностей на серьёзную перепалку, — давайте уже дальше.
— Ладно, ладно,— кивнул старший Сенджу. — В общем, тогда мы тоже чуть не поругались. Но затем мы заметили, как по реке проплывал труп шиноби. Это событие заставило нас расстаться, однако, уходя, мы оба знали: новый
Наруто вздрогнул и покосился на Саске. К своему удивлению, в ответ он получил точно такой же, как у него самого, удивлённо-понимающий взгляд.
— После этого мы не виделись довольно долго, — продолжил Хаширама. — То время стало очень непростым для меня: два моих младших брата, Итама и Каварама, погибли в сражениях с кланом Учиха. Отец запрещал нам с Тобирамой оплакивать их; он говорил, что своими слезами мы бесчестим память погибших. Брат всегда был послушнее меня и держался, а я не мог смириться с таким устройством мира, где детей посылали на передовую, а отцы, получая их останки, считали это нормой. Поэтому я уходил из лагеря к любимому месту на реке, чтобы иметь возможность побыть одному. После гибели Итамы я сидел на берегу, надеясь, что её воды смогут смыть мою грусть, чего, конечно же, не происходило. Тогда мы с Мадарой встретились снова.
— На его тоскливую физиономию страшно было смотреть, — произнёс Мадара, но неожиданно в его тоне не было насмешки, скорее даже наоборот. — Не сразу, но Хаширама сказал мне, что случилось с его братом. Я не мог его не понять: у отца нас было пятеро, но к моменту того разговора осталось всего двое. Каждый раз, приходя к той реке, я думал о том, как было бы хорошо прекратить войны. Я считал, что лучший способ для этого — открыться врагу, поделиться с ним своей болью и чувствами, взамен выслушать то, что беспокоит его самого. Однако это представлялось мне задачей невыполнимой: всё-таки никогда не знаешь, что на самом деле у человека на уме и на сердце, а чтобы породить доверие надо сначала поверить врагу и заставить его поверить тебе. В моих рассуждениях это был тупик, но я всё равно поделился своей мыслью с Хаширамой.
— Признаться честно, я был ошарашен, — тихо сказал Первый, — я уже и не надеялся, что найдётся хотя бы один человек, разделяющий мою точку зрения и желание изменить мир. Общие идеи и интересы сближали нас, и с того дня мы стали видеться чаще. Друг о друге мы не знали ничего, лишь имена, даже не называли, как предписывал закон военного времени, своих фамилий, но всё равно что-то толкало нас раз за разом возвращаться к реке.
Чем больше мы виделись, тем сильнее привязывались друг к другу. Мы стали вместе тренироваться, оттачивая боевые навыки, а кроме того говорили о будущем. Конечно, мы не всегда сходились во мнениях, но по ключевым вопросам у нас разногласий не возникало. Обоим было ясно, что необходимо становиться сильнее, чтобы наши голоса были, наконец, услышаны взрослыми. И я, и Мадара знали, что значит терять дорогих людей; у нас обоих осталось по одному младшему брату, и чтобы защитить их, мы были готовы на всё.
— Тогда-то и родилась идея создания селения, — взял слово Мадара. — Хаширама болтал без умолку о месте, где не будет войн, где шиноби будут получать задания в зависимости от своих способностей, где дети не будут умирать, а будут обучаться мастерству шиноби в специальной школе. Отдыхая после очередной тренировки на верхушке скалы, мы решили, что именно здесь будет находиться наша идеальная деревня.
— И именно там мы её в конечном счёте и построили, — весело заметил Хаширама. — То место, где мы встречались в детстве, впоследствии стало Конохой. В тот день я поклялся самому себе, что сделаю всё, чтобы воплотить нашу мечту в реальность… Кто бы знал, что следующая наша встреча
на долгие годы похоронит надежду на её осуществление.Мой отец, Сенджу Буцума, был лидером клана, мудрым и прозорливым шиноби. Он заметил, что я стал часто уходить куда-то, и приказал Тобираме проследить за мной, что он и сделал. Так что, когда я пришёл домой, отец вызвал меня к себе и сказал, что знает о моём друге; также он сообщил, что этот мальчик, к которому я так привязался, — сын лидера Учих, необычайно одарённый и опасный, убивший уже несколько взрослых шиноби нашего клана.
Положение было сложное: за дружбу с врагом меня вполне могли счесть в клане предателем. Чтобы не допустить этого, отец приказал мне при следующей встрече с Мадарой проследить за ним и добыть информацию об Учихах; в случае, если Мадара бы заметил меня, я должен был его убить. И чтобы удостовериться в том, что всё пройдёт гладко, отец собирался пойти со мной вместе с братом.
Сказать, что я был в отчаянии, значит ничего не сказать. Я слишком сильно привязался к товарищу, чтобы предать его и обречь на смерть; с другой стороны, не сделай я этого, от меня отвернулась бы семья, да и это могло поставить под угрозу жизнь Тобирамы. Всю ночь я размышлял, что такого предпринять, чтобы спасти их обоих, и в конце концов нашёл выход. Поэтому когда мы с Мадарой встретились в следующий раз и бросили друг другу через реку камни в знак приветствия, я предупредил его о ловушке при помощи надписи на камне.
— Я удивился, почитав это послание, — продолжил рассказ Мадара, — потому что сам отправил через реку точно такое же. Мой отец, Учиха Таджима, рассудил точно так же, как его заклятый враг, и тоже решил устроить засаду. И, когда мы с Хаширамой побежали прочь от реки, отцы и братья заняли наши места с оружием в руках.
На поле боя шиноби не имеют права поддаваться эмоциям. Срыв или просто даже секундная осечка означает смерть. Но в то же время отцы понимали, что их нервы не выдержат, если сыновья погибнут у них на глазах, ведь к такому зрелищу не может подготовить ни одна тренировка. Бессчётное количество боёв доказало, что Учиха Таджима и Сенджу Буцума равны в силе, поэтому исход боя должно было решить то, чей сын умрёт первым. Понимая это, они метнули оружие в наших младших братьев, скрестивших мечи, борясь между собой.
В тот момент моё тело двигалось само по себе. Кинув камень, который всё ещё держал в руке, я отбил кунай, направленный в Изуну; боковым зрением я видел, что Хаширама сделал для своего брата то же. Мы с ним вернулись, посмотрели друг другу в глаза, теперь уже зная, кто есть кто.
Оставалось сделать только одно. И я сделал — знал, что Хаширама не сможет: отказался от нашей дружбы, чтобы защитить своего брата, последнего, оставшегося в живых. В тот момент пробудился мой Шаринган.
— После этого Учихи отступили, — произнёс Хаширама, — и мы тоже вернулись домой. Отец так и не рассказал никому о том инциденте, наказав мне и Тобираме тоже молчать. Новая наша встреча с Мадарой состоялась уже на поле боя. День за днём мы сходились в схватках, раз за разом ранили, жгли и избивали друг друга, но ни один не мог одержать полную победу. Так прошли годы; мы и не заметили, как выросли, похоронили отцов и сами возглавили кланы. Бывшая когда-то дружбой, вражда не утихала ни на миг, и казалось, что выхода из этого неспешно текущего ада нет.
Но вот настал день, когда в одном из боёв был тяжело ранен Изуна; мгновенно забыв о сражении со мной, Мадара бросился на помощь брату. Учихи были разгромлены в тот раз, а мы с Тобирамой преграждали их предводителям путь для отступления.
— Тогда я весьма ясно представил свою смерть, — хмыкнул Мадара, старавшийся скрыть за циничным равнодушием какие-то другие, не до конца понятные Наруто чувства.
— И следовало наградить тебя ею, — процедил Тобирама, стискивая ткань водолазки. — Однако мой брат решил проявить мягкость.