Два мира

– Антоний – гений, – развел руками Владислав. – У него на службе лучшие маги королевства, пусть и не по своей воле. Неудивительно, что он смог организовать проход в метрополию. Не удивлюсь, если окажется, что такая «вербовка» была одной из основных целей убийства генерала Камета.

Выдержав паузу, он продолжил:

– Очевидно, это и есть настоящий план некроманта. Вытащить лучшие части в другой мир, разгромить их, а потом атаковать столицу. Бездействие короля, спровоцировало восстание. И если бы армию принца разбили, план увенчался успехом.

Я скрипнул зубами, но ничего не сказал.

– Я буду следить за ситуацией, повлиять на нее мы не в силах, – озвучил очевидное Владислав.

Я кивнул, подумав, сказал:

– Думаю, сейчас охрану госпиталя усилят. Вроде бы твой наставник знает кого-то из местных. Попроси его устроить сюда Луну.

Вопреки моим ожиданиям, Луна сразу согласилась:

– Лучше держаться вместе. А Маркусу после этой истории самому нужна будет охрана.

В принципе, моя невеста оказалась права. Нет, меня не вышвырнули из госпиталя, не объявили бойкот. Но все держались со мной преувеличенно вежливо и отстраненно. Мою историю проглотили, но привкус остался.

Естественно, от «консервации» меня отстранили, я только лечил пациентов. И обязательно под контролем кого-то из старших коллег.

Только Шванк и Фридрих продолжали общаться со мной как раньше. Правда, барон часто пытался «обозвать» меня титулом, а Шванк, когда думал, что я это не вижу, сверлил меня подозрительными взглядами.

«Самое веселое в этой ситуации, что тебе в целом плевать», – заметил Янус.

Тут он был прав. Луна была рядом – ее вернули в охрану госпиталя – так что от одиночества я не страдал. Связывать жизнь с госпиталем я не собирался. Спас их всех, а на меня за это смотрят косо? Их право, я дал все основания для подозрений. Слишком мои фокусы походили на некромантию. Если положить руку на сердце, то стоит признаться, что магии мертвых не бывает без менталистики.

На самом деле, меня гораздо больше волновала ситуация в целом. Особенно, смерть Сайруса.

Я так и не смог определиться кем он для меня был.

Наставник? Определенно. Он дал мне знания, многое рассказал и показал, еще больше скрыл.

Да, он помог мне выбраться из одной передряги, чтобы организовать для меня другие.

Сайрус спустился со мной в подвал к Кадаверам, думаю, он знал, что меня там ждет. Уверен, если бы я стал некромантом, Змей пылинки бы с меня сдувал. К счастью, я отказался от роскошного предложения.

Поэтому оказавшись на Арде, Змей тут же передал меня Даламару. Сайрус испытывал ко мне симпатию, но его гораздо больше интересовал я в качестве могущественного послушного инструмента. Но все пошло не так, и он решил использовать меня несколько раз, а потом отдать со скидкой другому ремесленнику, умолчав о куче недостатков.

Но все равно больно. Больно и мерзко.

Я не собирался никому мстить, но, если бы мне попался Антоний Кадавер, я бы с радостью отрубил ему голову. Не только за Сайруса, но и за все его деяния. Слишком многие погибли из-за этого выродка.

Видимо, эти мысли отразились на моем настроении, потому что после очередной смены Шванк сказал:

– Парень, судя по твоей роже, тебе надо надраться до поросячьего визга. Или будет гораздо хуже.

– Мне нельзя пить. Точно будет еще хуже.

– Из-за твоей брюнетки? – Шванк хмыкнул. – Девочка топнула ножкой, и ты покорно согласился?

– Да нет, выносит меня с одной рюмки, а потом прихожу в себя сутки, – сказал полуправду я.

Янус много раз подменял меня в госпитале. Уверен, если я выпью, он возьмет штурвал в руки, пустится во все тяжкие. Честно говоря, меня это не пугало, но проблем и так достаточно. Не хочу, чтобы Луна или Владислав искали меня в притонах столицы.

– Бе-еда, – сочувственно сказал Шванк. – Ладно, идти все равно некуда. Кабаки сейчас либо сожжены, либо забиты солдатней. А здесь пить нечего, я проверял…

– Возможно, я могу решить этот животрепещущий вопрос, – вмешался в наш разговор Фридрих, вошедший в кабинет.

Шванк странно посмотрел на него и цокнул языком.

– Мир перевернулся. Я отказываюсь пить, а баронишка наливает! Что дальше? Вселенский голод, восстание Чужого, пиво и табак по паспорту?!

Фридрих закатил глаза.

– Мне передали благодарность пациенты. Одной бутылки должно хватить на троих.

– Мы же не подзаборная пьянь, нужен повод, – подняв палец, значительно сказал Шванк. Посмотрел на нас, наигранно рассмеялся и сказал: – Мы пережили этот день, придется это отпраздновать.

Приняв это решение, Шванк потащил нас в одну из кладовых. Именно в этой каморке он хранил запасы на черный день.

– Благородное вино пить не будем, достанем мои запасы, – изучив подношение, уверенно сказал Шванк. – Откроем эту бутылку, когда все это дерьмо закончится.

– Долго придется ждать.

– Кто знает, – Шванк достал кружки, вытащил из ящика бутылку. Очевидно, такая же «благодарность» от пациентов.

Мы расположились на ящиках, появилась нехитрая закуска, побитые кружки. Пить не хотелось, но отказываться было глупо, поэтому я позволил Шванку налить.

Браслет-артефакт не отреагировал, яда нет. Прекрасно. Я пригубил, Шванк сделал щедрый глоток, Фридрих выпил залпом.

– Тяжелый день? – понимающе спросил я.

– Не то чтобы. Работы стало меньше, в голову лезут мысли. Неприятные, – сказал Фридрих.

– Понимаю, – кивнул я. – Помощь нужна?

Фридрих странно хихикнул.

– Сомневаюсь, что у тебя есть на примете благородная дама, которая согласна выйти за нищего барона и не собирается закабалить его во славу родни, – печально сказал он.

– Маркус, хватай этого самозванца! – неожиданно воскликнул Шванк. – Наш Фридрих никогда не думал о бабах.

– Какие бабы? – возмутился барон и вздохнул. – Я о жене и долге перед родом.

Шванк в свойственной ему манере коротко выразил мнение по этому поводу.

«Какой слог! Какая экспрессия! Сразу видно приютского», – ехидно заметил Янус.

– Предлагали? – спросил я, когда Шванк закончил свою «речь».

– Да, как великую услугу! – всплеснул руками Фридрих. – Великодушно дозволяют жертвовать жизнью и честью за чужие интересы, а на сдачу предложили такого крокодила, что я захотел в монастырь уйти.

Я усмехнулся, Фридрих продолжил возмущаться. Из его путанной речи я понял, что его возмутило не столько предложение, сколько тон и условия. Собеседник ему был не нужен, я лишь вставлял фразы.