Два романа о любви (сборник)

За ужином, когда ели в общей тишине, как тут принято, Петр вдруг хлопнул себя по лбу, сделав вид, что вдруг вспомнил что-то важное:

– О, как это я забыл! А мой сюрприз? Биче, дорогая, где мой конверт?

– Да вон он, тебя дожидается! – Она кивнула на шкафчик напротив обеденного стола. – За стеклом, видишь?

Петр встал, принес, опять уселся и торжественно заговорил, вскрывая конверт:

– Так, и что тут у нас? У нас тут… – И вытянул яркие цветные бумажки. – Это что, Джино и Джузи? Ну-ка, глядите!

Джино зашелся от радости:

– Мама, мама, это же билеты на футбол! Я так мечтал, мама! А ты… О, синьор! То есть Петя! Петя, спасибо! Это мне, мой билет? На когда? Мама!

Петр не понял, при чем тут мама. Но она тут же объяснила:

– Я считаю, ему еще рано ходить на матчи. Маленький. И с кем, ведь не один же! А я не болельщица, поэтому…

– Поэтому он идет со мной, завтра, – спокойно сказал Петр. – Это решено. Мы мужчины, а нормальные мужчины ходят на футбол и в Милане болеют за «Милан». Правда, Джино?

– Правда, только так! – крикнул мальчик, на что Биче не могла не прореагировать:

– Джино, что за крики за столом? Ладно, мужчины, идите, отпускаю. А когда, между прочим, когда это ваше сумасшествие?

– Завтра, – повторил Петр, – завтра, на Сан-Сиро, мы играем с «Удинезе», в девятнадцать ноль-ноль, там написано. – И глянул на Джузеппе: – А ты что молчишь, Джузеппе? Не рад?

– Он не болельщик, – с сожалением ответил за него Джино. – Вот ведь дурень! И как это можно – не болеть за «Милан» и вообще не интересоваться футболом?

Джузеппе развел руками. Молча, без эмоций. Да, вот такой юноша – только музыка. Биче так и сказала:

– Он молодец, только музыка.

– И что ж тогда третий билет? – разочарованно протянул Петр. – Зачем я заказывал три? Ладно, дорогая Биче, придется тебе составить нам компанию, мне и Джино.

– Я? Никогда! Продадите с рук перед началом матча – нет проблемы.

– Мама, ну пожалуйста, пожалуйста! Пошли с нами! – запричитал Джино. – Мама, ну!

– И верно, сын прав, – кивнул Петр. – Идем вместе. Биче, мы – вместе! Всё, решено. Увидишь зрелище! Как там говорили твои древние римляне? Хлеба и зрелищ? Хлеб у тебя есть – теперь будет и зрелище.

Странно или нет, Биче неожиданно смирилась:

– Ну, может быть, может быть… Завтра Джузи сдает экзамен, прослушивание… Но это днем, а к вечеру вроде мы все свободны… Ладно, может быть.

– Ты чудо! – заключил эту эмоциональную часть их застолья Петр. – Если я бывший невежда, то ты тоже. Как это можно не любить футбол и ничего не знать о нем правда, Джино?..

Уже ближе к полуночи, когда мальчишки улеглись в своей комнате, Биче сказала:

– Ты, Петя, теперь будешь спать со мной, в моей комнате, на моей постели. Кстати, кровать у меня хорошая, широкая. Вот так я решила. Пусть народ привыкает. Мальчики уже взрослые, поймут, что и почему. То есть что мы – вместе и любим. Нечего скрываться, всё! Тем более Джино, кажется, догадывается, что ты не просто гость. А Стефания даже не удивится, что мы так решили, и виду не подаст, она разумная. Поэтому живи в своей комнате, если хочешь, но на ночь – в моей.

– Слушаюсь, ваша светлость! Или ваше преосвященство, ты у меня кто?..

Посещение Сан-Сиро произвело сильное впечатление, причем на всю троицу, ибо все они оказались там впервые. Огромная чаша почти крытого стадиона на 80 тысяч зрителей, чаша, и ты внутри ее (их места были на нижнем ярусе, почти в центре трибуны), постоянный рёв, иногда многоголосое пение, – всё это резонировало, обволакивало, но не придавливало, а наполняло некой первобытной радостью. Единение, единение, мы все – одно, мы за «Милан»!

Увы, любимый «Милан» не выиграл тот матч, а сыграл лишь вничью. И с кем – с какой-то «Удинезе»! Да, только 1:1. Вволю накричавшийся Джино (пришлось сразу тихонько осадить Биче, чтобы она не мешала мальчику предаваться эмоциям) был расстроен, но Петр пообещал ему, что следующий матч «Милана», который уже через четыре дня пройдет здесь же с «Чезеной», их любимцы непременно выиграют. «А мы пойдем опять?» – вопросил Джино, и тут уж Биче решительно заявила, что хорошенького понемножку, и Петр понял, что настаивать не надо, всему есть мера, Биче и так проявила великодушие. Поэтому сказал мальчику что-то про телевизор, а сам подумал: «А почему бы мне втихаря не сходить на Сан-Сиро еще раз, если, конечно, удастся достать билет?»

Несмотря на выпавшую им ничью, настроение было хорошим, тем более что сегодня днем Джузеппе успешно прошел прослушивание и теперь, не сомневалась Биче, его примут на учебу в консерваторию. Что до Джино, то, хоть ему еще нет положенных девяти лет, он тоже будет в консерватории, но по программе музыкального училища, и тоже, как и Джузеппе, по классу фортепиано, и это параллельно с основной школой. Короче говоря, мальчишкам предстоит тот еще труд, понял Петр, и хорошо еще, что Джино, подвижный чертенок, об этом пока не догадывается. Но у него есть строгая мама, которая умеет решать проблемы довольно простыми способами. Ну да, музыка – это святое, значит, говоря по-русски, надо пахать, и никаких соплей-воплей. И все-таки Петр даже завидовал мальчишке: такая мама, такая музыка, консерватория и прочее!

Потекли его миланские дни. Гуляние по городу – опять знаменитый собор Duomo di Milano, галерея Виктора Иммануила с улицей под стеклянной крышей, пройдя под которой попадаешь на площадь с театром Ла Скала (сейчас он был закрыт: межсезонье), замок Сфорца. Кстати, форма башен этого замка и зубцы на стенах тут же что-то напомнили, и всезнающая Биче поведала, что облик крепости Сфорца послужил образцом для постройки московского Кремля, ибо, да-да, его проектировали именно миланские архитекторы. Вот так, чего только не бывает! Ну и многое другое, что опять или впервые увидел Петр.

Биче сопровождала его, когда ей в дневные часы не нужно было быть в консерватории, и эти прогулки вдвоем получались не только интересными, но и ценными для них обоих: обмениваясь впечатлениями и мнениями, они всё лучше понимали друг друга (речь не о языке, конечно).

И как-то так выходило, что по ночам они тоже много говорили. Биче рассказывала о своих летних гастролях с оркестром, а Петр – о поездке в Германию, потом они обсуждали, что и как будет с музеем Сальери в Леньяго, тем самым музеем, который создал дедушка Антонио, потом Петр принимался рассказывать о себе. Уже не странно, что его тянуло говорить о себе, говорить Биче. Он привыкал к новой ситуации: делиться с другим человеком, выслушивать другое мнение, соглашаться или спорить. Такого у него не было очень давно (в первый год совместной жизни с бывшей женой случалось нечто подобное), и за последние годы он привык к тому, что всё должен решать сам, что делиться не с кем, да и особого желания не возникало. Конечно, есть мама и отец, люди тонкие, свои, но о многом, самом интимном или в чем-то рискованном, Петр никогда им не рассказывал – не считал нужным, ибо по натуре не был склонен к открытости, ну и тревожить их не хотел. «У меня всё нормально» – это было обычной формулой его ухода от разговора о себе. Например, пару раз отец лукаво вопрошал, не собирается ли сын наконец создать семью, или интересовался, откуда у него вдруг такие деньги – то на машину, то на квартиру, то на ремонт дачи в Нахабино, однако получал такие же лукавые ответы: зарплату повысили или опять выдали премию за неоценимые услуги фирме, которая заботится о благосостоянии своих сотрудников, несмотря на всякие там мировые кризисы.

Но это родители, а вот в жизни возникла Биче. Неожиданно, странно, даже невероятно. Эти ночные разговоры с ней… Родная душа, что ли? Он не ожидал, что так будет, он вообще не думал, что так может быть. Да, теоретически такое бывает вроде бы – ну как в некоторых книгах или в кинофильмах о неземной любви, но чтобы у него, Петра? И вот Биче. Беатриче, иностранка, мулатка, да еше при ребенке, этом чумазом чертенке Джино, «моем мавре», как иногда называла его Биче. Сколько невероятного – чуднее не придумаешь!