Два секрета для бывшего
Шрифт:
Сергей запускает видео и разворачивает планшет ко мне. Сначала я вижу как сотрудник кухни достает сельдерей, капусту, вареный кусочек мяса из бульона и запихивает все в блендер. Очевидно что ничего интересного в момент готовки не происходит. К тому же повар в этот момент активно общается со своим коллегой, который в этот момент чистит картошку. Ощущение, что у них нет никаких дурных мыслей и намерений. Когда блендер отключается, повар переливает содержимое в пустую баночку и тут же закрывает ее крышкой, после чего переходит к приготовлению завтрака.
Они о чем-то разговаривают, смеются, при этом баночка
Мое сердце бьется как сумасшедшее. Я чувствую самый настоящий ужас при мысли, что отраву в пюре положила сама Катя! Нет, я такого точно не переживу… Но очень скоро мои сомнения рассеиваются.
— Это же Аля?
— Аля, да, — кивает Сергей, — Смотрите.
Как только Аля поворачивает за угол коридора, она сталкивается с… Моей мамой! Звук камера не пишет, поэтому остается догадываться, о чем они говорят. Но судя по жестам и раздраженному лицу моей матери, она отчитывает горничную. Та явно извиняется. Вдруг мать берет в руки ту самую баночку, открывает ее и нюхает. Ее возмущение усиливается… Она мотает головой.
Мама отходит в сторону с этой баночкой, а Аля остается стоять на месте, едва ли не плача. Прислуга боится мою мать, мало кто способен ей возразить в принципе. Если только охрана, и то когда я даю четкие инструкции. И вот тогда мои суровые бойцы способны объяснить моей маме что не могут сделать то-то и то-то, потому что у них указание начальства.
Но у Али никакого указания не было. Особенно не было указаний не давать баночку с пюре. У нее только одно условие работы — не хамить домочадцам и оперативно выполнять все просьбы любого, кто проживает в доме. И моей матери соответсвенно.
— Тут не особенно видно, потому что камера одна. Скорее всего Елизавета Сергеевна о ней знала и поэтому отвернулась к стене. Мы не знаем наверняка, что она делала… — Я смотрю видео… Мама, чуть сгорбившись, возится очевидно с пюре, но видно только спину… А потом демонстративно возвращает пюре на место.
На следующих кадрах ничего интересного не происходит: Аля, справившись с эмоциями, идет в комнату Кати, стучится, приветливо здоровается и передает завтрак.
— Она не поняла что мать туда что-то добавила?
— Это выяснит полиция, — лаконично отвечает Сергей. — Но я подозреваю, что либо не поняла этого, все-таки горничные редко бывают сообразительными, либо, что более вероятно, думала что это полезная добавка — витамины какие-нибудь. Все-таки люди не готовы увидеть убийцу.
Меня передергивает от слов Сергея. Убийцу. Он и прав, но… Что он себе позволяет! И все-таки он прав.
— Также была отработана версия что Екатерина сама положила что-то в пюре… Но в комнате йод найден не был.
— Вы передали данные в полицию? — киваю на планшет.
— Передал. Но я хотел бы у вас все-таки уточнить… — Сергей смущенно откашливается, — Если вина вашей матери будет доказана, она получит реальный срок.
— И что? — вскидываю брови.
— Вы к этому готовы? Не захотите ее отмазать
или решить вопрос в тесном семейном кругу без привлечения органов?— Я больной по-вашему? Это мой сын! И она хотела его убить. Лучше придумайте как ее запереть на срок подольше, чтобы я не переживал за себя и свою семью, — цежу сквозь зубы. Меня обуревает ненависть, отчаяние… И обида. Как она могла так со мной поступить? Она мать после этого? Или кто она? Она не женщина! Она какая-то ошибка природы.
— Я вас прекрасно понял, — кивает Сергей, — Кстати о результатах которые вам предоставил Андрей… Ну, тест ДНК.
— И?
— Эта клиника существует… Но это письмо поддельное. Взяли чьи-то данные и вставили имя вашего сына и вашего брата. То есть сама лаборатория тут не причем.
— Хорошо, — киваю, поднимаюсь с места и прохаживаюсь по кабинету. Вот так и разбиваются розовые очки стеклами внутрь, — Мы можем привлечь Андрея к ответственности?
— За подделку документов?
— Да, за нее самую.
Сергей задумывается:
— Я поговорю с юристами… Скорее да, чем нет, но нужно будет приложить некоторые усилия…
— Так приложите, — скалюсь, — Работайте. Я прощать никого не собираюсь.
Глава 32. Катя
Глава 32. Катя
Проходят еще сутки. На следующее утро приезжает Аркадий Павлович чтобы сообщить что операция прошла успешно, и за Мишу можно не переживать. Все кризисные моменты позади, он идет на поправку.
А еще Аркадий Павлович показывает мне фотографии Миши. Он лежит под трубками, но… Грудная клетка под перевязкой у него абсолютно гладкая! Не выпирает! Боже, как же я счастлива. От осознания, что основные ужасы позади, я просто начинаю плакать. Неужели я это сделала? Неужели мой мальчик не будет мучиться всю свою жизнь!
— Ну тише, чего вы, — растерянно произносит Аркадий Петрович, касаясь ладонью моего плеча, — Он сейчас в палате интенсивной терапии, все идет хорошо. Скоро с него все эти трубочки можно будет снять. Но в больнице какое-то время он проведет…
Я киваю:
— Конечно.
Но что еще прекрасно, Котя тоже выздоравливает. Лекарства, которые ему привезли из-за границы, обладают хорошим заживляющим эффектом. Так что пищевод его уже не беспокоит, нет болезненных ощущений. И если все так и дальше пойдет, то можно будет собираться домой…
К вечеру приезжает полиция. Поговорить еще раз. Мужчина лет сорока, очень вежливый и корректный. Сначала мне приходит в голову мысль, что меня все-таки хотят обвинить в отравлении собственного ребенка. Но… Слава богу нет. Представившись, он произносит:
— Нам нужно кое-что уточнить, касаемо ситуации с отравлением Константина. Мы проводим расследование.
— Разумеется, я отвечу на все вопросы.
Я запускаю полицейского в палату, где он заново все переспрашивает касательно этого несчастного пюре… Но к этим вопросам добавляется еще один: какие у меня отношения с Елизаветой Сергеевной?