Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Вы хотели выстрелить в Александра Кларка? — уточнила она.
— Я редко размышляю о приказах, мэм. Но в этот раз да, я хотел, до тех пор, пока не увидел его в декорациях фильма в Дартфорде. Я хотел убить его, чтобы отомстить за тот вред, который он нанёс моему боссу и другу Джиму Фоули. Но я увидел, что вреда он наносить не хотел. Джим сошёл с ума и застрелился. Александр был в отчаянии. И я нарушил приказ.
Себ выдохнул и замолчал. Женщина молча смотрела на него, о чём-то размышляя, потом кивнула и сказала:
— Я разрешу ему встретиться с вами, раз он так хочет.
На этом, очевидно, её
Себу не нужно было долго гадать, кто этот самый «он» — всё стало ясно ещё до того, как Александр Кларк вошёл в комнату. Он был одет почти так же, как в день смерти Джима — тоже джинсы, футболка, только куртку где-то оставил. И Себ впервые с интересом рассматривал его.
Кларк выглядел больным — с мешками под глазами, серой кожей и покрасневшими глазами, в которых полопались сосуды.
Он не пытался давить ростом или авторитетом, рухнул на стул напротив Себа, положил локти на стол и спросил:
— Насколько всё было плохо?
— На кой чёрт вы это сделали? — задал встречный вопрос Себ.
Кларк снял очки и потёр ладонью глаза — похоже, их здорово жгло не то после слёз, не то с недосыпа.
— Его никто не понимал, всю жизнь, — произнёс он, — никто не понимал его боль, его одиночество, это ощущение отделённости от мира из-за всего, что он пережил. Не только из-за этого. Думаю, он таким родился. Он не хотел говорить со мной, но он очень любил мои фильмы. Я решил, что могу через фильм объяснить ему… Я не думал разрушить его.
— Вы знаете, — проговорил Себ, — я очень вас убить, когда посмотрел фильм. Это чудовищно. Вы ведь из умных, — он дёрнул плечом. — Я не думаю, что Джим вообще был способен на те эмоции, которые вы ему показали. Нихера вы не поняли про него, мистер Кларк. Он сходил с ума.
— Он говорил про безумие, — тихо заметил Кларк, — говорил, что хочет и меня свести с ума.
— Знаете, есть… — Себ потёр переносицу, надеясь отыскать подходящие слова, — такое безумие киношное. Как вы там это снимаете. Ганнибал Лектер какой-нибудь, всё это дерьмо. А есть настоящее. Джим был сумасшедшим. Доктор мне объяснял, специфическая форма шизофрении. Он впадал в приступы. Ещё он почти не чувствовал боли. Как-то пришёл весь порезанный чуть ли не в клеточку.
На этих словах Кларк прикусил губу и зажмурился.
— Порезанный? — спросил он с трудом. — Ножом?
— Ага. Я заколебался заклеивать, а ему в кайф было. Этот ваш фильм… даже мне от него стреляться хотелось.
Себ не знал, почему говорит с Кларком, да ещё и так откровенно.
Хотя нет, знал точно: потому что Кларк очень хотел понять. У них было с ним кое-что общее. Общая головная боль по имени Джим.
— Чем он вас прижал? — спросил Себ. — Вы же аристократ, режиссёр, всё такое.
— А вы — хороший парень, — улыбнулся Кларк.
— Нет.
— У вас на лице написано. Я немного разбираюсь в людях, мистер Майлс, — он развёл руками, — вы хороший парень. А Джим — это наркотик. Был наркотиком. Знаете, я никому не говорил, а вам смогу. Мне казалось, я его любил. Теперь думаю, что любил видеть себя его глазами.
Себ решил, что это звучит совершенно безумно, но спорить не стал.
— Елена сказала…
—
Елена?— Моя сестра, — пояснил Кларк, словно бы это всё объяснило. Но потом Себ прикинул и решил: да, пугающая женщина и правда чем-то была похожа на Кларка. Те же светлые волосы, одинаковые носы. — она сказала, я смогу увидеться с вами ещё, если захочу. Я бы хотел. Вы позволите ещё поговорить с вами, мистер Майлс?
— Валяйте, — кивнул Себ, — я тут только и делаю, что говорю. Собеседником больше…
— Я рад знакомству с вами, мистер Майлс. Если не трудно, зовите меня Александром, — и он протянул Себу руку. Пожав крепкую сухую ладонь, Себ сказал:
— Не трудно. Себ.
Он понятия не имел, о чём им с Кларком ещё говорить, но пожалуй, и сам не отказался бы снова с ним увидеться. В конце концов, у них была одна общая тема.
Глава 65
— Что за херня тут творится? — с этих слов Бромфилд начал новый допрос. — Не хотите рассказать, Майлс?
Честно говоря, Себ дорого дал бы за возможность помолчать. Задолбался он разговаривать. Но конечно, дознавателю ответил:
— Я расскажу, если вы объясните, что не так.
— Играем в дурачка, значит? — угрожающим тоном произнёс Бромфилд. — Пусть так. Напомните-ка мне вот это эпизод. Женщина в малиновой шляпе, миссис Элиза Хэтфорт, также известная как Гусыня. Как, вы говорите, убили её?
Этот эпизод, о котором до сих пор было неприятно вспоминать, Себ пересказывал уже четыре раза, но не поленился и повторил в пятый: чердак, Кейл-стрит, один выстрел с расстояния в сто двадцать метров.
— Уверены? Точно?
Себ кивнул, и Бромфилд почти швырнул ему в руки документ. Пробежав его глазами, Себ понял, что это заключение судмедэксперта. И из него следовало, что Элиза Хэтфорт действительно была убита на Кейл-стрит, но не из винтовки, а из пистолета, почти в упор.
— По заключению корнера, — мрачно добавил Бромфилд, — пистолет нашли позднее в мусорном баке за углом. Кто его выбросил, до сих пор остаётся неизвестным.
Себ помнил этот чердак. Приступ Джима, который тогда ещё казался ему признаком приёма наркотиков, хриплый шёпот: «Повернула из-за угла… малиновой…». И потом: «Я заплачу тебе премию, Себастиан». Господи, не надо было так подробно вспоминать. Он почти слышал, как звучат эти слова.
— Не думаю, что судмедэксперт, коронер и детектив-инспектор разом забыли, в чём разница между выстрелом из винтовки и из пистолета, значит выходит, что вы врёте.
— Я не вру, — твёрдо ответил Себ. — Я убил её.
— Из пистолета?
— Из винтовки. Из своей винтовки «М-24».
— Ты устраиваешь проблемы, парень, мы почти месяц возимся с твоим признанием, а теперь выходит, что ты псих, который захотел славы.
Он выглядел как человек, готовый разораться и начать крушить мебель. Себ такого насмотрелся ещё в армии, поэтому ответил коротко:
— Нет, сэр.
— «Нет, сэр», — передразнил он. — Знаешь, что я думаю? Ты не псих. Ты кого-то прикрываешь. Тебе пообещали, что всё будет хорошо и тебя не посадят. Вот ты и пришёл. Не на того напали, — он хватил кулаком по столу. — Ты сядешь, Майлс. Бромфилд откинулся назад, поднимая стул на две ножки, цокнул языком и произнёс: