Двадцать и двадцать один. Наивность

– А что потом?

– А об этом позже, товарищ Каменев. Не должна у вас ещё голова болеть от этого, не сейчас. Наша основная задача на этот месяц – убедить Троцкого на сотрудничество, и продвигать нашу партию как можно дальше. Мы на верном пути, товарищи.

*

– Давно не виделись, Лев Борисович. Ну-с, что у вас нового?

Троцкий с некоторой издёвкой смотрел на Каменева, облокачиваясь на парапет того же “Зеленого моста”.

– Ох, бросьте! Всё так же. Мы ещё раз посоветовались с товарищем Лениным, и…теперь мы можем не вести диалог на тему вступления межрайонцев в РСДРП (б).

– Вот как? «Робеспьер» не согласился изменить название? Очень жаль.

– Хм, ну так… мы можем надеяться на сотрудничество с твоей стороны?

Никогда ещё Каменев не чувствовал себя настолько униженным. Совсем недавно он сетовал на свою журналистскую карьеру, а теперь Лев прямым текстом умоляет Троцкого поспособствовать им, не убеждает, не заставляет, а умоляет. Вдвойне неприятно Каменеву было видеть то, что Троцкий вёл себя как принц Датский со слугами или гонцами: практически не смотрел на большевиков или смотрел, словно сквозь них, будто Каменев и Зиновьев имеют авторитет не лучше крестьянской коровы. Голос Троцкого доносился небрежным и расслабленным эхом, возникало ощущение, будто бы он говорил с пустотой.

– Знаете, как говорят, если хочешь что-то хорошо сделать, сделай это сам! Я всё сказал вам ещё вчера.

Каменев вспомнил слова Ленина и пристально посмотрел на Троцкого.

– Вам мешают амбиции и гордость?

– Возможно, хотя это уже вас не касается. Мне эта бесцельная беседа порядком наскучила, мы так не придём к единому выводу.

– Ты на этом настаиваешь? Более никаких уступков не приемлешь?

– Нет.

Каменев и Троцкий в молчании провели порядочный интервал времени, и в этот период Лев Давидович даже успел вынуть из портсигара дельных размеров сигарету и закурить. Зиновьев в диалог не лез совсем, поэтому держался в стороне.

– Как Оля? – вскоре спросил Троцкий Каменева, уже совсем другим голосом: более тихим и собранным.

– Оля в порядке… спрашивала о тебе, хотела увидеть.

– Нужно будет организовать. а как Сашка?

– Учится. Я думал, ты не спросишь. Забыл о них, у тебя же… такие планы.

– Не говори так, я не мог забыть о родной сестре с племянником.

– Разве тебе ещё не на всё и вся плевать? – насмешливо спросил Каменев. Троцкий одарил его ледяным, но очень искренним взглядом: в нём читалось не бесстрастие и злоба, а скорее сожаление, отчуждение и дикая тоска. Каменеву даже стало немного жаль Троцкого, на душе было также одиноко и уныло, ведь мало кто знает, что скрывается за внешней бронёй в душе революционера, а может, и нет никакой души?

– Тогда хотя бы напиши им. Я понимаю, что ты занят, но Оля ждёт. Не прощаюсь, думаю, мы вскоре встретимся.

– С “Робеспьером” потом придёшь?

– Не называй его так, я знаю, сколько лет вы враждуете, но сейчас это правда уже не смешно.

– Он меня “Иудой” небось до сих пор называет, – фыркнул Бронштейн, потушив сигарету о парапет.

– А ты и обижаешься?

– Хватит иронизировать. Цепляйте, Лев Борисович, вашу “Жучку” на поводок, да смотрите, чтобы он вас не укусил, – высказал Троцкий, кинув взгляд на Зиновьева.

– Лёва, Лёва... С годами не меняешься, только язык длиннее становиться!

Троцкого этот комментарий ничуть не задел, а скорее наоборот: посчитал, что это энный комплимент, поэтому, улыбнулся, словно мартовский кот, и сказал:

– Знаешь, Лев Борисович, а я поговорю с Луначарским... всё же... в твоих словах что-то есть.

====== Глава 17. «Дикий тандемчик» ======

Надеюсь, любезный читатель не забыл о юноше нынешнего века – Михаиле Орлове, который миролюбиво сидел в столовой, общаясь с новыми знакомыми, не подозревая о том, что его «суровая» начальница Виктория Дементьева уже мчалась в «обитель мира, дружбы, еды и спокойствия» дабы нарушить это самое спокойствие.

Как только девушка «влетела» в столовую, Миша, увидев её, машинально выскочил из-за стола, словно нерадивый ученик, вызванный отвечать урок и ничего не успевший придумать в своё оправдание. Можно было бы оклеветать ребят, что те похитили его и насильно приволокли в столовую, пока парень, тщетно сопротивляясь, всей душой и телом рвался изучать архивы, но вероятность того, что Виктория в это поверит, была крайне мала, как, впрочем, и возможность того, что она простит Орлову непослушание, даст денег на мороженное и отпустит на все четыре стороны… Но Миша был даже рад, что начальница так быстро явилась, ведь если бы кто-нибудь из новых знакомых спросил его фамилию или что-нибудь другое, доказывающее, что Михаил-сын убитого архивариуса, то наверняка минут через десять приехала фура полиции, и разделил бы Орлов участь своего отца прямо на месте…

В общем, в душе юноши бушевали противоречивые чувства. Виктория была уже на опасном расстоянии, нужно было что-нибудь сказать в защиту, и какая же фраза могла бы прозвучать в данной ситуации?

– Я всё объясню… – проговорил Миша, включая наивную благоглупость, но девушка схватила его за руку и поволокла к выходу.

– Обязательно объяснишь, – прошипела она, больно сжимая запястье юноши. На лице Миши появился постыдный румянец: все, кто находился в столовой, колким взором наблюдали за тем, как блондинка с гордо поднятой головой, тащила за собой здорового парня, который был выше её на голову.

– Дементьева, ты что делаешь? – спросил возмущённый Гришка, догоняя «парочку».

– Он прогуливает свой рабочий день, – бросила Виктория на ходу. Григорию пришлось обогнать её, преградив тем самым путь.

– А ничего, что сейчас обеденный перерыв? С какой стати ты им распоряжаешься?

– А ничего, что это не твоё дело! – рявкнула девушка, обходя коллегу, и толкнув дверь свободной рукой, вышла, при этом Миша невольно ударился головой о косяк, забыв пригнуться.

Григорий проводил их недоуменными глазами и развернулся к своим друзьям.

– Вот тиранша… – выдохнул он.

– Загоняет парня, – согласилась Катя, посмотрев на качающуюся дверь.

Костик лишь ухмыльнулся, сказав про себя: – «дикий тандемчик»…

*

– Ай! Ослабь хватку, Геббельс! – воскликнул Миша, когда Виктория повернула за угол.

– Да тебя убить мало! Идиот! Тебя ничему не научили последние события? С твоей «черной дырой» вместо головы только на шахте работать надо! Ты хоть знаешь, кто такой Геббельс?

– Нацист… Так папа всегда говорил.

– Выкрутился. Значит, ты меня фашистом считаешь?… Скажи, тебе адреналину захотелось? Так я тебе его устрою! Сначала брата не послушал, сунулся в эту несчастную тюрьму, теперь сейчас меня.

– Ничего же не случилось. Что ты кипишуешь?

– А надо было, чтобы случилось? Эти болтуны только и ждали, пока ты во всём сознаешься. Ты! Ты сказал им своё имя, рассказывал про семью?!

– Нет! Они ещё не успели спросить…

– Слава Богу… о чём они говорили с тобой?

Миша задумался, вспоминая их диалог.