Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
Наступило минутное молчание. В это время Каменев рассуждал о возможных способах договора с Троцким и как не покинуть партию, а Зиновьев думал о том, какое унижение ему придётся испытать, и спрашивал себя, почему бы Ленину самому не уговорить Троцкого.
Первый затянутую тишину нарушил Каменев.
– Зная Троцкого, это будет нелегко и вряд ли наскоро… Всё сделаем, товарищ Ленин.
– Всё, что в наших силах… – аккуратно добавил Зиновьев.
Ильич внимательно оглядел союзников, и на его лице возникла хитрая змеиная улыбка.
– Этого, к сожалению, недостаточно. На коленях
– Мы всё поняли, можно идти, Владимир Ильич? – спросил Зиновьев, медленно пятясь спиной к выходу. Каменев же молчал, не двигаясь с места.
– Конечно, идите. Маркс в помощь, и помните: я в вас не сомневаюсь!
Но такое теплое прощание не приободрило дух большевиков. Они – расстроенные и удручённые, опустив голову, вышли из кабинета Ленина. Зиновьев был очень бледен. Он нервно заламывал пальцы на руках так, что их хруст был слышен на весь коридор.
– Ну, и что будем делать?
– Ленин всё нам сказал. Будем агитировать Троцкого или вприпрыжку из партии… прямо на фронт. Выбирай, Гриша, – печально ответил Каменев.
– Я не про это! Как мы будем его уламывать? Он же стена непробиваемая. Есть какие-либо варианты?
– Собственно говоря, почему ты меня об этом спрашиваешь? Неужели тебя не посещают собственные догадки? Стыдитесь, Григорий, ты же самый главный приближённый Вождя.
Зиновьев обиженно взглянул на Льва, расцепив руки и сунув их в карманы пиджака.
– Зря ты так считаете. Между прочим, мысли по этому поводу у меня есть, мне интересно знать ваше мнение, Лев Борисович.
– Что же, скажите мне твои догмы, а я скажу свои…
– Быть может, ты сначала телеграфируешь Троцкому, а позже я расскажу всё, что думаю, – сказал Зиновьев, указывая рукой вглубь коридора. Каменев пожал плечами и поспешно пошёл в указанном направлении. Зиновьев пошёл в другую сторону, перебирая в голове все простые пути исхода.
====== Глава 16. Пути исхода ======
Кто не был на Невском проспекте – не может судить об этом удивительном месте лишь по фотокарточкам или кинолентам. Даже сам Николай Васильевич Гоголь посвятил этой улице целое произведение, написав: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта». И это действительно так, уверяю вас, ибо воочию автор лицезрел это уникальное, животрепещущее место, несравнимое даже с Бродвеем.
Описаний у Невского проспекта предостаточно, особенно писатели и поэты уделяют внимание не архитектуре улицы, а на его яркую, живую атмосферу среди жителей города. Невский проспект – сердце Петербурга, а ныне – Петрограда, не прекращает биться и по сей день. Место встречи
для большевиков с Троцким стал Полицейский мост – однопролётный, с пологим сводом, собранным из пустых чугунных блоков, через который как раз и проходит Невский проспект.Большевики сразу невзлюбили это название, поэтому употребляли изначальное наименование «Зеленый мост», да и оно, как утверждал лично Каменев, было намного красивее. Он и Григорий Евсеич по пути к месту встречи обсудили свои идеи относительно Бронштейна, однако в итоге они сошлись на импровизации. Время текло всё быстрее, как и шаги, и вот уже виден мост, откуда человек неотрывно смотрел вдаль, довольствуясь видом спокойного течения реки и простирающегося за ней пейзажа пока что умиротворенного города.
– Вы вовремя, – тихо сказал Троцкий, не оборачиваясь.
Каменев и Зиновьев посмотрели друг на друга и, собравшись с духом, подошли к нему: Лев – с правой стороны, Григорий – с левой. Последний, сунув руки в карманы, нахохлился и ссутулился: издали он был похож на ворону сказочных размеров. Каменев был как всегда спокоен, сдержан и прост, слегка наклонив голову в сторону.
Троцкий – с идеально прямой осанкой, гордо поднятой головой, стоял посередине, скрестив руки на груди. Из-за такого соотношения он казался выше Каменева и Зиновьева почти на голову, что доставляло ему некую гармонию.
– Шалом, Лёва, – поздоровался Каменев монотонным голосом, искоса поглядывая на Троцкого. Яркий солнечный свет озарял его черты лица золотым сиянием, оправа его очков отражала блеск уверенно-сощуренных светло-голубых глаз. От Троцкого исходили такой свет, невольный пафос и энергия, что у Каменева начали слезиться глаза, и тот поспешно отвел взгляд.
– Доброе утро, Лев Борисович, – лениво ответил Троцкий, игнорируя Зиновьева. – Я уверен, за эти два дня мало что могло измениться, поэтому не буду спрашивать типичный вопрос «как дела». Итак, сегодня вы хотели мне что-то предложить, встретившись на этом чудном месте?
– Да, – ответил Каменев. Зиновьев закатил глаза к небу: он чувствовал затянутость, как в словах Троцкого, так и в словах Каменева, что Григорию совершенно не импонировало.
– И что же? – допытывался Троцкий, бросив высокомерный взгляд на большевика.
– Неужели такому умному человеку как ты сложно догадаться?
– Хм, не понимаю о чём ты…
– Не дури, Лёва, ты всё прекрасно понимаешь.
– Право, Лев Борисович, не говори загадками, откуда мне знать, если в телеграмме ты ничего толком не написал об этом.
– А по какому ещё вопросу мы с товарищем Зиновьевым могли написать вам и назначить встречу в этом «чудном месте»?
– Не знаю, вам виднее…
В ходе этой распри окончательно потерял терпение Зиновьев, который оказался третьим лишним и не мог вставить свою ремарку.
– Так, всё, хватит, у нас и так мало времени! Вопрос касается условий… вашего вступления в РСДРП(б)!
– Ах, вот оно что! – победоносно воскликнул Троцкий.- «Будущий Робеспьер» послал свою свиту для переговоров со мной? Он, наверное, пригрозил вам исключением из партии, отправку на фронт прямо к немцам или… вы пришли сюда из-за искренней любви ко мне? Это очень мило с вашей стороны…