Двадцать один год
Шрифт:
– Меня зовут Лили. А тебя?
– Я знаю. Я слышал, - он снова покраснел. – А меня Северус.
Да, такого имени она не слыхивала.
– Знаешь, у мамы есть книжки, там написано про магию, вообще про таких, как мы, и про школу, где мы будем учиться. Хочешь, принесу? – он взглянул заискивающе.
– Хочу.
И тут дверь отворилась. На пороге появились мама и Петуния, а из-за угла дома выглянул отец. Северус отступил на шаг, будто боясь, что его схватят.
– Опять ты, - зашипела Туни на мальчика. – Что тебе нужно?
Мать отстранила её.
– Лили, пора ужинать.
–
Она приготовилась ругаться с домашними, но, к её удивлению, родители промолчали, а сестра побоялась без их одобрения напасть на нее. К напряжению прошедшего дня прибавилось растущее предвкушение необыкновенного, и девочка едва смогла уснуть.
А в родительской спальне Роза и Джордж шептались:
– И как тебе её новый друг?
– У него хроническое недоедание, в раннем детстве был рахит, и недавно ему сломали нос – срослось криво. В остальном не вижу ничего особенного.
– Как бы Лили от него вшей не набралась, выводи потом из её гривы.
– Выведем, если что.
Утром Лили продолжала думать о предстоящей встрече, и чем дальше, тем более появлялся в душе некоторый скепсис. В самом деле, она уже не маленькая девочка, чтобы верить в сказки. Покажет ей этот… как его?.. Северус книжки, ну и что? Написать что угодно можно. Нет уж, надо потребовать подтверждения посерьезнее.
Северус поджидал её на качелях; рядом с ним, прикрытые полой его куртки, лежали три увесистых тома в темной кожаной обложке. Увидел Лили – спрыгнул. Заулыбался, похорошел даже.
– Принес. Вот эта про Хогвартс – школу, куда мы поедем. Эта – про волшебных тварей: ведь в том, другом мире, представляешь, кого только нет! И кентавры, и русалки, и дементоры… И эта…
– Погоди, - прервала его Лили. – Ты можешь мне кое-что доказать?
– Что? – он немного опешил: не рассчитывал, видно, что его перебьют.
– Ты мне сказал, что ты тоже волшебник. А ты умеешь что-нибудь?
Он замялся и опять, в десятый раз покраснел.
– Да. У меня не так часто получается и не так хорошо, как у тебя, но все-таки…
– Покажи! Иначе я не смогу тебе поверить.
Северус потоптался. Машинально подергал куртку за воротник. Стащил с сиденья качелей все книги и отволок подальше в кусты.
– Встань туда, - он указал Лили место среди деревьев, откуда до качелей было далеко, хотя их удавалось хорошо разглядеть.
– Зачем?
– Нужно. Встань.
Пожав плечами, Лили подчинилась и через секунду, поняла, что посоветовал он дело. Сидения качелей вдруг начали вращаться вокруг своей оси, высоко взлетая в воздух и тяжело падая, словно крылья фантастической мельницы; они, пожалуй, убили бы человека, оказавшегося с ними рядом.
– Здорово… Но это страшно, Сев, - сколько можно ломать язык с его именем?
– Я же не зря просил тебя отойти в сторону.
Их дружба расцветала скоро, как сады в мае. Дни напролет они вместе бродили по Коуквортскому парку, полному весеннего свиста, гомона и пьяной свежести, или по улицам, обряжавшимся садовыми цветами. Северус говорил без умолку, довольный, очевидно, что наконец кто-то слушает его. Лили и вправду было
очень интересно: так интересно послушать о далекой манящей стране, куда непременно отправишься в путешествие. Да и приятно осознавать свои странности, понимать, что твое отличие от остальных – не порок вовсе, а просто особенность, и ты не одна, совсем не одна такая.Неплохо было бы увидеть мать Северуса: как-то она колдует по-настоящему, палочкой, как рассказывал он – но Сев почему-то наотрез отказывался знакомить Лили с родителями и запрещал ей появляться в Паучьем тупике. Из коротких обмолвок девочка поняла, что родители нового друга сильно и часто ругаются. А еще больно резануло вот что. Когда Лили принялась рассказывать о своей школе – маггловской, как она потихоньку приучалась обозначать все, не имеющее отношения к колдовству – и пожалела, что Сев не ходит туда вместе с ней, он презрительно покривился:
– Что я там забыл? Мать выучила меня читать, писать и считать, а забивать голову маггловской ерундой у меня нет никакого желания.
– Раз маггловская, так сразу ерунда? – прищурилась Лили.
– Не обязательно, но почему это нам с тобой должно быть интересно?
– Мне вот интересно! – Лили немного покривила душой, ей были интересны разве что чтение да Закон Божий, но уж слишком Сев её раздосадовал.
– Ты просто привыкла к этому. Погоди, вот приедем в Хогвартс, и ты забудешь и школу, и город, и не захочется уезжать.
Это еще не ссора была – так, легкая размолвка. По-настоящему они поссорились недели через две после знакомства. По вине Северуса: тот рассердился на шпионившую за ними Петунию и заставил упасть на нее ветку дерева.
Лили, конечно же, бросилась вслед за Туни, догнала, попыталась обнять – та отпихнула сестру и разревелась.
– Меня уже… Уже твои дружки бьют! Я для всех пустое место! И для тебя первой!
– О чем ты говоришь? – Лили сама едва сдерживала слезы. – Какой он мне друг? Да я его знать не хочу! Пусть катится! Мальчишек много, а сестра у меня одна. Туни, ну пожалуйста, не плачь, не сердись на меня, очень тебя прошу…
– Правда? – Петуния шмыгнула носом.
– Истинная правда, Туни!
– Тогда скажем маме и папе, что ты больше не дружишь с этим оборвышем, хорошо?
Лили согласилась, и Туни, придя домой, торжественно объявила, что, во-первых, Лили с мерзавцем из Паучьего тупика больше не общается, во-вторых, этот мерзавец бьет девочек, вот и её, Туни, побил у Лили на глазах, в-третьих (что для Лили стало неожиданностью), этот мерзавец – форменный вор. Прошлым летом миссис Скотт застала его собирающим яблоки у нее в саду, а нынче зимой на глазах у Туни его колотили на рынке за украденный пирог.
– Да, такому рядом с Лили делать нечего, - в кои-то веки поддержала Петунию мама. Отец сдержанно кивнул.
Остаток дня Лили не знала, куда себя деть. Отказаться от дружбы оказалось легко, но затем девочка обнаружила, что успела привыкнуть к гадкому мальчишке, привыкла каждое утро ждать новой встречи с ним, слушать его рассказы, которые любой, кроме нее, счел бы бредом. С ним было так спокойно, как не бывало и с Трейси: казалось, он абсолютно её понимает и принимает. Но ведь он обидел Петунию, и примириться с ним – значит предать сестру.