Двадцать первый: Книга фантазмов
Шрифт:
— Боже, юноша! — воскликнул сильно удивленный Димитр Миладинов. — Разве вы не знаете, что это Парамарибо? Хотя, правду сказать, это место и мне напоминает Стругу… вероятно, поэтому я приезжаю сюда, чтобы отдохнуть душой среди этакой красоты…
— Да, я помню строчки из стихотворения вашего брата: «Всюду красу увидишь ты Божью!», — сказал восторженно Гордан… Он вслух произнес эту фразу, уснув в поезде, едущем на север, отчего учительница вздрогнула, и ей стало сниться, что она на уроке — спрашивает школьников, которым было задано выучить наизусть самое известное стихотворение Константина
«Садись, молодец!», — сказала она во сне кому-то из учеников, а поезд уходил все дальше, своим покачиванием усыпляя пассажиров.
— Сейчас я открою вам одну тайну, молодой человек, — с хитрым выражением сказал Димитр Гордану. — Когда Коки писал в Москве это стихотворение, он думал о Парамарибо, и он был прав, не так ли?
Напуганная новым, приснившимся ей кошмаром, вдруг проснулась учительница. Она посмотрела на Гордана и увидела на его лице блаженную улыбку.
— Господи Боже, — прошептала она, все еще под впечатлением от внезапного кошмара. — Ничего не изменилось. Опять нет покоя даже во сне. Опять все возможно.
54
— Эй, ты что делаешь?! — громко воскликнула Памела, сидевшая на заднем сиденье такси, которое ехало к бостонскому аэродрому Логан, когда шофер пропустил съезд с основной дороги.
— Что? — удивленно переспросил водитель, прервав разговор на бенгали по мобильному телефону с каким-то земляком.
— Ты только что пропустил поворот на Логан, а у меня самолет через 15 минут!
— Ох, простите. Сейчас попробую развернуться, — спокойно сказал водитель.
— Мы опоздаем, черт побери! — нервно прервала его Памела и задумалась над тем, что именно является причиной всех ее жизненных невзгод — ее безответственность, ведь она постоянно выходит из дома в последнюю минуту, или ее ужасная неудачливость.
— Куда вы летите, мэм? — спросил индиец примирительным тоном.
— В Лос-Анджелес, — угрюмо ответила она.
— Нет проблем, мэм, — сказал водитель. — Если вы пропустите этот, туда точно есть, по крайней мере, еще два рейса.
— Проблема в том, что я лечу с моей подругой и ее пятилетней дочерью, которые ждут меня в аэропорту и наверняка безумно тревожатся.
В этот момент зазвонил сотовый телефон Памелы.
— Это наверняка она…
Памела приложила телефон к уху, громко сказала: «алло» и вдруг онемела. Водитель, ощутивший это внезапное молчание, посмотрел в зеркало заднего вида и увидел ее совершенно изменившееся лицо.
— Да, дорогой, это я, — сказала она наконец. — Я говорю: да, Никлас! Это я. Я еду в аэропорт, улетаю с моей подругой Роуз и ее дочерью…
— Какой Роуз? — услышала она голос Ника.
— Ты ее не знаешь. Мы познакомились уже после того, как ты… — пролепетала Роуз, увидела темно-карие глаза водителя, который на мгновение взглянул в зеркало, и тут же поправилась, — … после того, как я переехала в Бостон.
— Куда же ты едешь, дорогая? — спокойно сказал Ник.
— В Диснейленд… Ты откуда звонишь? — услышала она свой дрожащий голос.
— Из Нью-Йорка, Пэм. Я ненадолго приехал домой, — сказал голос Никласа.
— Домой? — бессильно
повторила она. — Там же никого нет.— Я хотел обойти места, которые много для меня значили… — тихо проговорил он. — Наши маленькие бары, наши кварталы, наши лавки и магазины, куда мы с тобой заходили…
— Ну, и обошел? — Пэм почувствовала комок в горле.
— …я хотел вспомнить наше время, Пэм, и решить, что мне делать дальше… — шептал он ей в ухо.
Памела молчала. Она почувствовала, что у нее закружилась голова. Она не могла сказать ни слова. Ее пугал его осторожный тон, каким он обычно начинал издалека, когда хотел сообщить какую-то неприятность. «Теперь, — подумала она, — он скажет эти проклятые слова об окончательном расставании, ту фразу, которую я боюсь услышать уже так много лет. Это похоже на то, как когда тебе сообщают, что умер кто-то близкий». У Пэм перехватило дыхание.
— И вот, я решил… Я хочу вернуться к тебе, Пэм. Я думаю, что я люблю тебя, дорогая.
Глаза водителя-индийца опять устремились на нее, но теперь женщина уже не замечала его взгляда. Она смотрела вниз, а из глаз текли слезы. Памела не могла ничего с этим поделать. Только часто дышала, чтобы не лишиться чувств.
— Пэм! Пэм, ты слышишь меня? — заговорил телефон.
— Да, — с трудом удалось пробормотать ей.
— С тобой все в порядке, дорогая? — сказал Никлас с того конца линии, только теперь поняв, какое потрясение вызвал он своими словами.
— Что ты об этом думаешь? Ты согласишься, чтобы я к тебе вернулся? — спросил Ник. — Я думаю, что мы сможем начать все сначала. Я думаю, что это чертовски хорошо для нас обоих… Как ты считаешь, дорогая?
— О, да, Ник, — у нее отлегло от сердца, а когда она сумела набрать в грудь воздух, то добавила, — ты хочешь, чтобы я сразу вернулась домой?
Он помолчал, потом произнес своим бесконечно спокойным голосом:
— О’кей, Пэм, — сказал он, — поезжай в свое путешествие, а когда вернешься, позвони мне. Это мой номер, дорогая.
Памела поглядела на свой телефон и в первый раз за много лет увидела номер телефона Ника.
— Хорошо, Ник, — сказала она дрожащим голосом, — я буду считать часы до нашей новой встречи. Я позвоню тебе из Эл-Эй, ладно?
— Конечно, дорогая, — сказал он спокойным голосом, который так ее терзал и который она одновременно так любила. — Передавай привет Роуз. Пока!
Она даже не успела ему ответить, когда услышала сигнал отбоя. В этот момент такси остановилось.
— Аэропорт Логан, мэм, — сказал индиец, довольно качая головой и выговаривая слова с характерным раскатистым «р». — Я думаю, что вы успеете на самолет. Мы прибыли плюс-минус вовремя…
Разговор изменил ее восприятие мира. Теперь все выглядело иначе — лучше. Даже оксюморон «плюс-минус вовремя», который употребил таксист, теперь показался ей симпатичным. Памела улыбнулась, протянула ему деньги и, дав хорошие чаевые, схватила чемоданчик на колесиках и побежала к зданию аэропорта. К счастью, у стойки продажи билетов не было пассажиров, она сразу подошла и сказала:
— У меня зарезервирован билет на самолет, который… — она поглядела на часы, — вылетает через… точно через пять минут.