Двадцать первый: Книга фантазмов

Неожиданно молодой человек в камуфляже повернулся к ней.

— Ты в моем сне. Оставайся, — предложил он Майе. — Ты мне нравишься.

Майя смущенно глядела то на одного, то на другого.

— Хорошо, что это хотя бы Нью-Йорк, — сказал Гордан, удивившись словам парня, произнесенным в пустоту, не замечая Майю, которая смотрела на него с отчаянием. — Что ты делаешь здесь в этой форме?

— То же, что и ты, приятель. Я тоже искал Бо, — сказал молодой человек в камуфляже тоном, который переливался разными оттенками — от искренности до иронии, и подмигнул негру — А что тут удивительного, мы одного поколения. Что касается военной формы, то здесь ее многие носят. Особенно в этом сезоне. Так что я и тут в тренде.

Бэд Бо заметил их замешательство, отпил из бутылки, скрытой в пакете, поднял неестественно большой козырек своей хип-хоп кепки и засмеялся.

— Yo, man! — крикнул Бо каким-то фальцетом, пробившимся из горла, полного алкогольных паров и смеха.

— По правде сказать, я стараюсь не встречаться с нашими. Сыт ими по горло, — сказал Гордан.

— Нет такого места, где нет наших! — сказал незнакомец. — Нас слишком много, шатающихся по белому свету. Дома и то меньше. Да и что дома делать? Там не погуляешь и много чего другого не поделаешь…

Гордан недоверчиво посмотрел на него.

— Слушай, приятель, ты, случаем, не под кайфом? — тихо спросил он.

— Расслабься. Сначала всегда так. Потом привыкнешь, — сказал неизвестный, ударив его по плечу, потом повернулся и зашептал Майе: — И ты расслабься, киска. Если хочешь, мы можем заняться любовью. У меня два месяца женщины не было. Поэтому ты и появилась в моем сне. Не бойся, это не опасно. И не больно. А может быть, приятно. Как во сне.

— Hey, do you kinda know each other?^[81] — спросил Бэд Бо.

— Yeah, — ответил незнакомец в камуфляже.

— No, — резко и почти одновременно сказал Гордан.

Они посмотрели друг на друга, удивляясь противоположным ответам. Рэпер засмеялся.

— Sorry, man. Gordon… — рэперскими движениями Бо сначала показал на одного, потом на другого, — this is Meto. Meto, meet Gordon!^[82]

— Ты сын Кирилла? — выпучил глаза Гордан.

— Вот видишь, ты меня знаешь! — засмеялся Мето.

— Ты говоришь, как твой отец, — сказал Гордан, все еще удивленный встречей.

— У нас нет магазина, а то бы я говорил, как твой, — заметил Мето с улыбкой и начал читать рэп: «Была бы у меня лавка в Струге…»^[83]

— Hey, what’s that tongue of yours?^[84] — спросил Бэд Бо.

— Macedonian, you know?^[85] — сказала Майя, но никто не услышал ее, кроме Мето, который вульгарно показал ей язык, а потом повторил ее ответ.

— Macedonian, you know?

— No, but seems good for rapping^[86], — сказал с улыбкой негр и попробовал: Ma-ce-do-nia is а name I wonna rap, feels good to say, ‘cause you have no Ground Zero and this big bad gap…^[87]

— Вот тебе ракия, — сказал Гордан и протянул бутылку Мето. — Отец прислал.

— О! — воскликнул радостно Мето. — Вот этого-то мне и не хватало.

— Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?

— Как не знать, — сказал Мето, пока Бэд Бо оттачивал свою македонскую импровизацию, при этом он одновременно пел, смеялся и дурачился. — Его сняли с поезда в 48-м. Пять лет отсидел в лагере. Потом вышел и стал работать на железной дороге. Оттуда и на пенсию пошел. Сейчас он в Македонии, живой и здоровый. Ездит из Скопье в Куманово. Навещает меня и ругается с сержантами. Пенсии ему не хватает, и он продает ракию призывникам в поездах. И всем рассказывает, что у него сын в армии.

— И что? Врет старый, да? — спросил Гордан.

— Не врет, ты что, не видишь? Ты в Нью-Йорке, в моем сне, который мне снится в палатке на позиции в Липкове.

— Ты хочешь сказать, это не Нью-Йорк? Что это иллюзия… — сказал Гордан.

— Я не знаю, приятель. Может, и так. Может быть, именно в Нью-Йорке, ты перешел из своего сна в мой. А, может, и лучше, что это не Нью-Йорк. Сейчас и тут все возможно.

Майя повернулась, чтобы уйти.

— Ты оставайся, киска, — бросил ей Мето. — Я сказал тебе, займемся любовью. Нам будет хорошо вдвоем.

— Не повезло тебе, — сказала она. — Я люблю его.

— Это тебе не повезло. Ты сейчас в моем сне.

Майя повернулась и, подойдя к Гордану, закричала:

— Ты почему меня избегаешь? Я тебя все время ищу. И совершенно случайно нашла здесь.

— Я на самом деле хотел поехать в Парамарибо, — доверительно сказал Гордан, обращаясь к Мето, не видя и не слыша Майю. — Это на Карибах. Столица Суринама. Бывшая голландская Гайана. Ты слышал, брат, о Суринаме и Парамарибо?

— Какая разница, брат, — сказал Мето и отпил ракии из бутылки, а потом почмокал сухими губами, как будто ничего не пил. — Если бы ты хотел быть в этом твоем Парамарибо, мы бы здесь не встретились. Давай, выпей ракии. Все равно я не могу ее взять. Мне, когда пьется, — плачется. Ракию можешь выпить только ты. Спирт и spirit разные вещи.

Ошеломленная Майя все еще стояла рядом. Гордан поднял бутылку и отпил из нее. Вдруг бутылка начала распадаться и исчезать. Все стало исчезать. И Бэд Бо, и Мето, земляк в Нью-Йорке в камуфляжной форме. Остались только Гордан и Майя. В этот момент послышался звук взрыва. Гордан упал, закрыл голову руками и остался в таком положении, а вокруг него с грохотом рушились высотные здания. Потом он встал с земли, отряхнулся и пошел прочь. Майя видела, как он теряется из вида, входя в облако пыли…

— Гордан. Гордан, где ты! Гордааан! — кричала ему Майя изо всех сил.

Она вбежала в это облако, она звала его, но вокруг никого и ничего не было. Только пыль и пепел. И ее голос, вопиющий в этой пустыне.

77

Климент Кавай сел на скамейку у входа в церковь Покрова Пресвятой Богородицы, называемую в народе Лобницей, прикрыл глаза и стал ждать, пока у него пройдет головокружение, которое он почувствовал перед новым путешествием по подземному ходу. Царева принесла ему стакан воды. Профессор допил ее как раз в тот момент, когда внешние ворота открылись и во двор вошла девушка в серой юбке, почти в пол, широкой рубашке с длинными рукавами и шелковом платке, туго повязанном вокруг лица и шеи. В руке она держала сумку из беленого холста. Старуха встала, чтобы встретить ее.

— Вот, тетя Царева. От деда, посылает вместе с приветом, — сказала девушка.

Из темноты входа в старую церковь Кавай узнал Дениз, дочь своего школьного приятеля Рефета. Она молча поприветствовала его, и он сердечно помахал ей рукой.

— Сядь, посиди, дочка, — мягко сказала ей старуха.

— Тороплюсь, тетя Царева, — сказала Дениз. — Дед спрашивает: гости были сегодня?

— Были, скажи ему. Опять — много. Носятся каждый день последнее время… — ответила старуха, но, вспомнив, что профессор здесь, наклонилась и быстро что-то прошептала девушке, которая кивнула, передала Царевой торбу, повернулась и пошла к воротам.