Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)
Шрифт:
VII
Катастрофа въ дом Филоксена Лорриса. — Тридцать три мученика науки. — Возникновеніе новой, несуществовавшей передъ тмъ, заразной болзни. — Серьезный философскій трудъ г-жи Лоррисъ. — Знаменитый ученый оказывается въ крайне затруднительномъ положеніи.
Домъ Филоксена Лорриса обращенъ въ больницу. Изъ тридцати четырехъ особъ, вошедшихъ въ маленькую залу, гд находился резервуаръ съ сгущенными міазмами, тридцать три заразились. Одинъ только Адріенъ Ла-Героньеръ остался вовсе незатронутымъ. Прочіе гости великаго ученаго, не входившіе
Больные остались въ дом Филоксена. Дамы были размщены по особымъ комнатамъ, а мужчины — въ парадныхъ аппартаментахъ, раздленныхъ ширмами на небольшія больничныя палаты. Къ счастью, эпидемія дйствительно оказалась не изъ тяжелыхъ, хотя и представляла чрезвычайное разнообразіе симптомовъ, одновременно напоминавшихъ множество другихъ уже извстныхъ заразныхъ болзней.
Благодаря счастливой случайности, Жоржъ Лоррисъ, его мать и Эстелла находились какъ разъ на противуположномъ конц дома въ то время, когда въ маленькой зал разразилась по неосторожности Сюльфатена эпидемія. Они отдлались поэтому легкимъ недомоганіемъ врод мигрени, сопровождавшейся головокруженіемъ, могли тотчасъ-же принять на себя завдываніе больницей, которую пришлось устроить тутъ-же въ дом и всецло посвятить себя уходу за больными. Филоксенъ Лоррисъ, Сюльфатенъ и Арсенъ Мареттъ лежали въ одной и той-же палат. Они больше другихъ надышались ядовитыми міазмами, а потому заразились сильне, чмъ вс прочіе гости. У всхъ трехъ обнаруживалось поэтому сильнйшее горячечное состояніе.
Филоксенъ Лоррисъ и Сюльфатенъ все время ссорились и перебранивались другъ съ другомъ. Великій ученый, въ пылу горячности, осыпалъ своего сотрудника дкими насмшками и желчными упреками.
— Вы, г-нъ инженеръ-медикъ, съ позволенія сказать, оселъ! — говорилъ онъ. — Настоящій ученый никогда не позволилъ-бы себ подобной разсянности! Даже такой легкомысленный вертопрахъ, какъ мой молокососъ Жоржъ, не сдлалъ-бы ни за что на свт такой пакости. Я, призваться, считалъ васъ человкомъ совсмъ иного пошиба!.. Какое разочарованіе! Какой скандалъ! Вдь наше грандіозное предпріятіе провалится теперь изъ-за васъ!.. Вы сдлали меня посмшищемъ передъ лицомъ всего ученаго міра!.. Это вамъ даромъ не пройдетъ! Я предъявлю къ вамъ искъ судебнымъ порядкомъ и потребую возмщенія проторей и убытковъ за неудавшееся предпріятіе!
Что касается до Арсена Маретта, то онъ въ безсознательномъ бреду декламировалъ отрывки рчей, произнесенныхъ въ палат депутатовъ, или-же цлыя главы изъ своей «Исторіи непріятностей, причиненныхъ мужчин женщиной». Иногда онъ воображалъ себя дома, принималъ Сюльфатена за свою жену, обращался къ нему съ самыми краснорчивыми филиппиками и говорилъ:
— Ахъ вы, смшная, безсовстная старуха! И къ чему вы, спрашивается, вернулись?.. Вамъ хочется опять забрать въ когти прежнюю вашу жертву и снова наслаждаться моими мученіями?..
Двица Бардо, докторъ всхъ наукъ и одна изъ самыхъ блестящихъ медицинскихъ свтилъ Парижа, черезъ недльку совсмъ поправилась. Въ первое время она страшно разсердилась и совершенно серьезно намревалась возбудить противъ Филоксена Лорриса судебное преслдованіе, но ея негодованіе улеглось, когда она принялась изучать новую болзнь, сначала на себ самой, а потомъ и на другихъ. Болзнь оказалась дйствительно очень интересной. Ее никоимъ образомъ нельзя было принять за видоизмненіе какой либо изъ признанныхъ и классифицированныхъ уже заразныхъ горячекъ. Въ первой своей фаз она представляла много общаго одновременно съ ними всми, проявляясь самыми разнообразными, сложными и хитросплетенными симптомами, осложнявшимися не мене странными аномаліями. Затмъ однако ея теченіе внезапно становилось въ высшей степени необычайнымъ и своеобразнымъ.
He подлежало ни малйшему сомннію, что это была совершенно новая болзнь, созданная въ лабораторіи Филоксена Лорриса и начавшая, мало по малу, эпидемически распространяться оттуда по всему Парижу. Нсколько случаевъ ея было уже констатировано въ самыхъ различныхъ кварталахъ. Распространеніе заразы слдовало, повидимому, приписать тому обстоятельству, что ее разнесло по всему городу втромъ, когда Ла-Героньеру вздумалось открыть настежъ окна въ маленькой зал, гд находился резервуаръ съ сгущенными міазмами. Могло случиться, впрочемъ, что болзнетворные зародыши были разсяны гостями, которые вернулись домой, ощущая лишь легкое недомоганіе. Какъ бы ни было, образовалось нсколько очаговъ, изъ которыхъ эпидемія послдовательно расходилась во вс стороны, принимая вмст съ тмъ все боле опредленный характеръ.
Выслушавъ нсколько докладовъ двицы Бардо, инженеръ-медика и доктора всхъ наукъ, медицинская академія назначила коммиссію изъ врачей обоего пола для всесторонняго изученія новой болзни. Коммиссіи этой было поручено сорвать маску
съ таинственной незнакомки, — заключить эпидемію въ рамки научной классификаціи и отыскать для нея соотвтствующее имя. Желаемаго соглашенія на этотъ счетъ, однако, не послдовало. Каждый изъ членовъ коммиссіи подготовилъ особый мемуаръ, въ которомъ высказывалъ свои особыя заключенія и предлагалъ для повой болзни особое наименованіе. Разладъ, обнаружившійся при такихъ условіяхъ среди послдователей Эскулапа, тмъ боле угрожалъ философскому спокойствію, свойственному этой корпораціи, что мннія медицинскихъ свтилъ радикально расходились также и по вопросу о леченіи новой эпидеміи. Къ счастію, Филоксенъ Лоррисъ наконецъ выздоровлъ. Въ промежутк между двумя приступами горячки геніальный умъ великаго ученаго обратилъ вниманіе на выяснившійся фактъ полнйшей невоспріимчивости Адріена Ла-Героньера къ зараженію микробами новой эпидеміи. Эта невоспріимчивость, очевидно, обусловленная предшествовавшими прививками національнаго и патріотическаго лекарства, послужила для Филоксена драгоцннымъ указаніемъ. Чтобы проврить на опыт блеснувшую у него мысль, онъ сдлалъ самому себ прививку и черезъ два дня совершенно поправился. Великій ученый не счелъ, однако, нужнымъ вступать въ какія-бы ни было объясненія съ коммиссіей врачей, — оставилъ ихъ судить и рядить о наименованіи новой болзни и наилучшихъ способахъ ея леченія, а самъ тмъ временемъ сдлалъ прививку всмъ находившимся въ его дом больнымъ и, къ величайшему изумленію медицинскаго факультета, сразу поставилъ ихъ на ноги. Исторія съ новой эпидеміей, надлавшая втеченіе приблизительно двухъ недль столько шума во вредъ репутаціи геніальнаго изобртателя, внезапно приняла иной оборотъ. Враги Лорриса воспользовались, правда, благопріятнымъ случаемъ для того, чтобъ подпустить ему массу шпилекъ и выставить въ смшномъ вид несчастную случайность съ изобртенными міазмами.Когда, однако, Филоксенъ Лоррисъ и его сотрудникъ Сюльфатенъ, возставъ съ одра болзни, мгновенно вылечили себя самихъ и всхъ больныхъ, находившихся у нихъ въ дом, тогда какъ медицинскій факультетъ все еще блуждалъ въ дремучемъ лсу взаимно противорчащихъ гипотезъ и невообразимо странныхъ теорій касательно невдомой новой болзни, — общественное мнніе разомъ неремнило фронтъ. Лорриса и Сюльфатена провозгласили мучениками науки. Со всхъ сторонъ посыпались имъ поздравительные адресы.
Итакъ, они были признаны мучениками науки. Вс гости, присутствовавшіе у нихъ на вечер, удостоились до извстной степени той-же чести. Дйствительно, вс въ большей или меньшей степени хворали и тмъ самымъ пріобрли законное право на пальму мученичества.
Наиболе вліятельныя и лучше всего освдомленныя газеты воздавали имъ публично почести и обстоятельно описывали вынесенныя ими муки.
Телефоноскопическая газета «Эпоха», издатель-редакторъ которой, Гекторъ Пикфоль, былъ тоже на пресловутомъ вечер и слдовательно принадлежалъ къ числу мучениковъ науки, напечатала жирнымъ шрифтомъ на первой своей страннц слдующую замтку:
«Въ то самое мгновеніе, когда знаменитый изобртатель, великій Филоксенъ Лоррисъ, готовился увнчать свою карьеру, подаривъ сперва Франціи, а затмъ и всему остальному человчеству не одно, какъ говорили объ этомъ первоначально, a цлыхъ два колоссальныхъ открытія, онъ чуть не погибъ жертвою грандіозныхъ своихъ опытовъ, вмст съ отборнымъ цвтомъ столичнаго нашего общества».
«Да, Филоксенъ Лоррисъ сдлалъ не одно, а цлыхъ два колоссальныхъ новыхъ открытія, первое изъ которыхъ должно произвести коренной переворотъ въ военномъ искусств и окончательно выбить его изъ прежней колеи, а второе — произвести подобный-же переворотъ въ врачебномъ искусств, заставивъ его покинуть избитыя тропы, по которымъ оно блуждаетъ еще со временъ Гиппократа».
«Оба эти великія открытія, несмотря на кажущуюся противоположность другъ другу, находятся въ тсной взаимной связи».
«Первое изъ нихъ влечетъ за собою упраздненіе прежнихъ армій и всхъ прежнихъ враждебныхъ дйствій, мсто которыхъ заступитъ медицинская война. Ее будетъ вести единственно боевой медицинскій корпусъ, снабженный орудіями и приборами, насылающими на врага самые вредоносные міазмы. Этимъ устраняется употребленіе взрывчатыхъ веществъ и даже удушливыхъ газовъ прежней химической артиллеріи. Онн будутъ замнены артиллеріей міазмовъ: микробами и бациллами, которые при содйствіи электрическихъ токовъ заразятъ всю вражескую территорію».