Двадцатые

В общем, вскоре большевики меняют тактику. В 1921 году, выступая на Всероссийской конференции высших учебных заведений, А.В. Луначарский заявил о том, что высшая школа находится в крайне тяжелом состоянии и необходимо заканчивать с увеличением сети вузов. Наоборот - в связи с продовольственным и топливным кризисом необходимо радикальное сокращение количества университетов, а немногочисленные имеющиеся ресурсы будут в первую очередь направлены в лучшие вузы страны, чтобы хотя бы «на рассаду» сохранить лучшие достижения системы высшей школы.

Любой историк без колебаний подпишется под известным восьмистишием Евгения Лукина:

Ах, страна моя страдалица,

где извечны повторения,

где еще при Святославиче

намечали светлый путь,

где вовеки не состарится

ни одно стихотворение,

ибо ты, вождей меняючи,

не меняешься ничуть.

В России действительно все повторяется. «Новый вузовский курс» 1920-х фактически был первой версией (и полной копией) того самого процесса, что в современной России проиходил в десятых годах XXIвека и носил название «ливановских реформ» - с тотальной зачисткой наскоро сляпанных в 90-е «академий», работающих по принципу «деньги берем – диплом даем!» и приоритетного финансирования небольшой группы ведущих университетов. В итоге с 1922 по 1925 год число вузов в стране уменьшилось с 248 до 145, а количество студентов — с 216,7 до 167 тысяч.

По моему личному мнению, именно этот «новый курс» в системе высшего образования и стал одной из главных причин бегства за границу ректора Артемьева. Все еще работая в системе Наркомпроса, он не мог не знать о согласованной на самом верху новой стратегии развития высшей школы. А будучи умным человеком, не мог не понимать, что у последнего оставшегося у него актива – Московской горной академии – нет шансов попасть в тогдашнюю «Программу 5-100», то есть в число лучших и приоритено финансируемых вузов.

Потому что Горная академия, если честно, была в конце 1921 года той самой «шарашкиной конторой». По-другому и не могло быть в вузе, организованном в условиях тотальной разрухи и не имеющем никаких возможностей для развития. Высокая должность в Наркомпросе позволила Артемьеву собрать неплохую команду преподавателей. Но это было его единственным достижением. Во всех остальных аспектах, особенно в плане материальной обеспеченности, МГА предсталяло собой, как говорил Иа, «душераздирающее зрелище».

Дальше вы знаете – Артемьев остается за границей, Губкина избирают ректором. Ректором обреченного, по-сути, вуза. Образно выражаясь, Иван Михайлович взошел на капитанский мостик уже торпедированного корабля, которому оставалось только затонуть с честью.

Однако, как я уже говорил, Академия была Губкину очень нужна. И он начинает «борьбу за живучесть судна».

Почему же корабль не затонул? Этому были две причины.

Первая – специализация. Во все времена, при любой разрухе, при всех режимах – от монархизма до анархизма горно-металлургический комплекс остается весьма небедной и довольно вляительной структурой.

Так было, так есть, и так будет всегда.

По очень простой причине – горняки с металлургами обслуживают базовые потребности населения страны. Поэтому с ними в здравом уме не будет ссориться ни одно правительство.

Именно ведомственная принадлежность стала первым козырем, который разыграла Горная академия, когда угроза закрытия из угрозы стала реальностью. Вот как описывает происходящее наш летописец, Василий Семеныч Емельянов:

«В это время встал вопрос о закрытии Горной академии. В Главпрофобре представителям Академии сказали: нет ни денег на содержание, ни топлива, ни продовольствия. И.М. Губкин собрал небольшой студенческий актив и рассказал о положении. «Надо принимать меры, спасать Академию», — закончил Губкин свое грустное сообщение. Тевосян, вернувшись с этого совещания, рассказал о положении нам: «Надо ехать на места — в Донбасс, в Баку, Грозный и просить о помощи. Если мы помощи не получим, Академию безусловно закроют». Потом совещание провел Завенягин. Все пришли к выводу, что единственное спасение — обращение за помощью в те организации, которые направили нас на учебу. Выделили несколько человек для поездки на места. Сели сочинять письма в Баку, Грозный, на Урал. Командируемым туда представителям МГА давалось указание просить все, что производят на местах: из Донбасса — уголь, из Грозного и Баку — нефть. Предполагалось продать то, что не будет непосредственно необходимо для Академии.

Наши «полномочные представители» стали направлять в Академию все, что удавалось получить на местах. Из Донбасса пришло несколько вагонов угля, из Баку — цистерна с керосином… Полученная с мест поддержка сняла на некоторое время вопрос о закрытии Академии, но все же он поднимался Главпрофобром еще несколько раз».

Вторая фактор, благодаря которому Академии удалось выжить – человеческий.

Незаменимых, разумеется, нет. Но нет и числа случаям, когда неудачные кадровые назначения гробили проекты, а удачные – наоборот, вытаскивали из совсем уже фатального, вроде бы, состояния.

Горной академии очень повезло, что в 1922 году ее возглавили два человека с фамилиями Губкин и Завенягин.

Управленец

Да, да, вы не ослушались – Завенягин действительно был одним из руководителей Московской горной академии..

Аврамий Завенягин, напомню, еще до поступления в МГА сделал самую впечатляющую партийную карьеру, дослужившись до начальника уездного комитета Юзовки. Но став студентом Горной академии, неожиданно для самого себя пошел не по партийной, а по хозяйственной части.

Когда я рассказывал про подработки моих героев-студентов, я не упомянул Завенягина.

Потому что у него была самая уникальная подработка - с первого же курса академии Авраамий Палыч трудился на должности проректора по административно-хозяйственной части этого высшего учебного заведения.

Да, да – первокурсник был проректором.

Студент Московской горной академии А.П. Завенягин на практике. 1927 г.

Как раз в это время вышеупомянутый бывший миллионер Аршинов ушел работать в трест по специальности, и «проклятая должность» проректора по АХЧ оказалась вакантной. Аршинов сумел обеспечить выживаемость вуза в 1919-21 годах, и большего в то время нельзя было требовать. Теперь же, чтобы выжить, необходимо было создавать полноценный университет с нормальным учебным процессом.

И эта задача на первый взгляд казалась нерешаемой – у новосозданного вуза не было никакой базы, прежде всего – материальной.

Как я уже говорил, вузы не создаются в одночасье, особенно – технические. Нельзя просто так взять и закупить оборудование – это обойдется в безумные деньги, которых никто никогда не даст. Наглядные пособия, станки, приборы, макеты, лабораторное-с-ума-сойти-сколько-стоит-оборудование – все это обычно собирается десятилетиями.

Создать в вузе пресловутую техническую базу – это титаническая задача. Причем далеко не каждый титан с ней справится.