Две недели
Шрифт:
– Игорь, - деликатно позвал Ярослав Викторович, пресекая назревающий разнос, - не хочу вас смущать, но Ирочка весьма специфический человек. Она должна выполнять свою работу в установленном порядке, малейший сбой ввергает ее в ужас, и она долго не может сосредоточиться. Хотя, - тон его стал заговорщицким, и профессор подался через стол к собеседникам, - в данном случае оно и к лучшему. Ирочка ничего не расскажет Анне Степановне.
Он быстро прошел к буфету, и извлек из него три пузатых бокала и бутылку коньяку.
– Юноше уже можно пить?
– осведомился Розенталь у Богданова
– Я коньяк не люблю, - признался Игорь, которому вполне хватило коктейля из святой воды с алкоголем.
– Вы просто не пробовали настоящего, - со знанием дела отозвался Ярослав Викторович.
Он аккуратно поставил бутылку на стол, и с облегченным вздохом сел в кресло.
– Я за рулем, - предупредил Богданов.
Судя по интонации, он отнюдь не возражал против коньяка, и Игорь осуждающе покачал головой. По его мнению, в такое время суток пить не следовало, даже если коньяк действительно хорош. И уж тем более на работе, за такое и выговор словить можно.
– Вы же не думаете, что я вас отпущу, пока не буду уверен в вашей полной безопасности?
– обезоруживающе улыбнулся между тем Ярослав Викторович, ни мало не смущенный ранним часом и прочими условностями.
– Подобные симптомы снимаются элементарно.
– Тогда это перевод продукта, - с сожалением заметил Богданов.
– Это эстетическое и вкусовое удовольствие от употребления напитка, - торжественно возразил Ярослав Викторович, подчеркивая свои слова выразительным жестом, и удивленно посмотрел на Богданова.
– Я не понял, Саша, вы отказываетесь?
– Ни в коем разе, - твердо заявил Богданов.
Некоторое время они молча потягивали коньяк, наслаждаясь вкусом и ароматом, согласно наставлениям Розенталя, и, когда, по мнению Богданова, приличия были соблюдены, он поинтересовался:
– Ярослав Викторович, а почему вы сказали, что я пришел вовремя?
– Так ведь наш Аркадий заболел!
– воскликнул Розенталь.
Опять повисло молчание, и Игорь почувствовал, как Богданов пнул его под столом. Похоже, это означало приказ подключиться к разговору.
– Но ведь вы профессор медицины, - осторожно начал Игорь, - отвезли бы в клинику, обследовали.
Розенталь от изумления даже бокал поставил.
– Мальчик мой, вы представляете кто я? Хотя бы в целом.
Назвать его сущностью у Игоря язык не повернулся, а Богданов помогать не собирался.
– Я величайший диагност из всех, с кем вы имели дело, - откинувшись на спинку кресла, пояснил Ярослав Викторович. Он отпил еще глоток, прищурился и продолжил.
– Мало того, определив заболевание, я способен постичь его природу и, на основе современных исследований, разработать методику лечения. В некоторых случаях.
– Ух ты, - вырвалось у Игоря.
– Совершенно верно, - согласился Ярослав Викторович.
– Простите, но как тогда ваша жена...
– Анна Степановна имеет наследственное заболевание, усугубленное отклонениями в раннем развитии, - с болью признался профессор.
– Тут я бессилен. Мне жаль, но в данном случае...
– Ярослав Викторович, - с несвойственной ему деликатностью перевел тему Богданов, - вы про Аркашу
говорили.– Ах да, - отвлекшись от грустных мыслей, вернулся к теме Розенталь.
– Так вот, ничего особенного я у Аркадия не обнаружил. Мой сын за свои двадцать три года болел всего несколько раз, и поверьте, я лечил его даже без применения таблеток и прочих новшеств. Теперь Аркаша вроде бы в полном порядке, никаких патологий, но он буквально чахнет день ото дня.
– Так где он сам-то?
– подал голос Богданов, допив коньяк и ставя бокал на столик.
– Мы отправили его в санаторий. Вы же знаете, Саша, Аркадий...
– Ярослав Викторович вздохнул и отвел глаза, словно выдавал довольно скверный семейный секрет, - Аркадий не унаследовал сущность, он вполне может покидать ареал обитания на сколь угодно долгий срок, вот мы с Анной Степановной и решили отправить его отдохнуть. Жаль, что придется пропустить занятия, но Аркаша талантливый мальчик, ему это не страшно
– Можем мы осмотреть его комнату?
– спросил Богданов.
– Конечно. Саша, пройдите сами, я посижу немного, возраст, знаете ли.
– Тебя, похоже, здесь хорошо знают, - заметил Игорь, идя вслед за Богдановым вглубь квартиры.
– Давно знакомы. Заходи, - велел тот, толкнув дверь в комнату.
Комната Аркадия представляла собой обычное жилище консервативного студента последнего курса. Письменный стол был завален книгами, на небрежно заправленной постели валялась гитара, а стены и дверцы стенного шкафа украшали плакаты с рок группой "Рамштайн", "Агата Кристи" и портрет Эйнштейна с высунутым языком.
– Давненько я здесь не был, - озираясь, заметил Богданов.
– Что скажешь?
– Ничего, - осмотревшись, решил Игорь.
– Учится человек, и вон, на гитаре тренькает.
Богданов тем временем подошел к компьютеру и просмотрел диски. На подставках, по системе, понятной одному хозяину, находились музыкальные записи, игры, расширенные курсы профильных предметов и одна аудиокнига.
– "Собачье сердце", - торжественно прочитал название Богданов.
– Ну, кто бы сомневался.
Он поставил диск на место, и прошел к кровати. По идее, знак, если он тут имелся, должен был находиться на неприметном месте, но в пределах видимости. Оставалось найти это место.
Игорь взял гитару и внимательно ее осмотрел.
– Дорогая вещь, и явно захватанная, видишь, как между порожков стерто?
– солидно проговорил он.
Богданов, не обратив внимания на его слова, подошел к стене и нащупал гвоздь, вбитый в ногах кровати.
– Стало быть, теперь он ее сюда вешает. Дай сюда гитару.
Знак обнаружился внутри, нарисованный поверх наклейки производителя. Полицейские переглянулись и призадумались. Тут и обсуждать ничего не требовалось, и так понятно, чтобы нарисовать этот знак, надо было не просто пробраться в дом, а еще спокойно сесть, снять струны, нарисовать, затем поставить струны на место, да еще более-менее настроить инструмент.
– Может Ирочка?
– с последней надеждой спросил Игорь.
В задумчивости почесав щеку, Богданов прикинул так и эдак, и слегка хлопнул Игорь по затылку.