Две невесты Петра II

— К примеру, ежели человек здоров, он и будет таким голубым. Ну а если хворь какая, то и камень захворает.

— Как так? — допытывался Пётр.

— Как только хозяин кольца — тот, кто носит его на руке, — захворает, так и кольцо, вернее, камень изменится.

— Что значит — изменится?

— А то значит, ваше величество, что и камень потускнеет, болеть станет.

— Ну-ка, княжна, дайте мне это кольцо, — попросил Пётр.

— Извольте, ваше величество, — протянула она кольцо.

Пётр без труда надел его на средний палец левой руки и, отстранив от себя руку, внимательно посмотрел на него. Цвет камня по-прежнему был ярким.

— А ты, лекарь, случаем не дурачишь всех, кто верит тебе? Смотри, камень каким был, таким и остался.

— Слава Богу, ваше величество здоровы, а то бы он не обманул вас, — убеждённо проговорил лекарь.

— Послушайте, ваше величество, — обратилась к Петру княжна Катерина, — верно, у вас есть какие-то украшения с камнями?

— Есть, немного, правда. Я не большой любитель всех этих штучек. — Он указал рукой на раскрытую шкатулку, в которой поблескивали камнями различные женские украшения.

— Прошу вас, ваше величество, — молитвенно сложив руки, сказала княжна, обращаясь к Петру, — велите их принести сюда, и мы все узнаем и про ваши камни.

Через некоторое время немногочисленные драгоценности государя, хранившиеся в небольшом кожаном мешочке, были доставлены и высыпаны на стол рядом со шкатулкой княжны.

Порывшись в них, княжна взяла в руки золотое кольцо с крупным алмазом и снова обратилась к Петру:

— Неужели, ваше величество, вы носите это колечко? Оно ведь такое маленькое.

— Нет, я не ношу его, — слегка смешавшись, ответил Пётр.

— Тогда чьё же оно? И почему вы его бережёте?

Замешкавшись на минуту, Пётр сказал, глядя на княжну:

— Это кольцо я дарил моей бывшей невесте.

— Машке Меншиковой? — спросила княжна с торжеством в голосе.

— Да, ей, — спокойно подтвердил Пётр, так же прямо глядя на княжну.

Та, уже смутившись от своего победного тона, опустила голову, но тут же обратилась к Близнецу:

— Скажи, что сулит этот камень тому, кто его станет носить?

— Этот? — повторил Близнец, беря из рук княжны тонкое кольцо с красивым крупным камнем. — Этот алмаз самый редкостный из всех камней.

Он умолк, разглядывая кольцо. Все напряжённо ждали. Наконец он заговорил, словно читая не видимые никому письмена, начертанные на камне:

— Алмаз — редкостный камень, он укрощает гнев и сластолюбие, сохраняет воздержание и целомудрие.

Он замолчал ненадолго. Все ждали, что он ещё скажет.

— Ежели маленькую его частицу истереть в порошок и дать человеку в питье, то тот непременно умрёт, и никто не дознается, отчего помер несчастный.

Некоторое время в комнате было так тихо, что стал слышен шелест сирени, росшей у самого окна.

— Ваше величество, — прервала тягостное молчание княжна Катерина, — дайте мне это кольцо, вы же его всё равно носить не станете? — Она вопросительно смотрела на Петра, ожидая ответа.— Нет, лучше не так, — сказала княжна, не дождавшись. — Давайте поменяемся. Я подарю вам вот это кольцо, — она протянула ему кольцо с бирюзой, — а вы мне отдадите это.

Пётр молча взял из её рук кольцо и вновь надел его на средний палец левой руки.

Может быть, эта история с кольцом, а может быть, недавний разговор с Остерманом, к которому Пётр всё чаще и чаще возвращался в воспоминаниях, были причиной его плохого душевного состояния.

Пожалуй, разговор с Остерманом посеял главную смуту в его душе. А разговор был неприятный. Как-то раз после охоты Петру доложили, что из Москвы приехал Андрей Иванович Остерман и дожидается его уже давно. Увидев своего наставника, Пётр обрадовался, кинулся ему на шею. Тот растрогался, прослезился, проговорил:

— Возмужали вы, ваше величество, совсем взрослым стали.

После радостной встречи Андрей Иванович повернул разговор так, что, вызвав государя на откровенность, поведал ему всё, что узнал недавно о княжне Катерине.

— С которой, — добавил Остерман, — ваше величество сейчас в большой дружбе.

При упоминании о княжне лицо государя нахмурилось, но он попросил своего наставника рассказать ему всё. Пётр понимал, что только важное сообщение могло привести в Горенки Остермана, не любившего дальних поездок.

И тут Остерман, не желавший и опасавшийся усиления влияния Долгоруких на государя, рассказал ему о том, что княжна Катерина, перед тем как сблизиться с его величеством, была посватана за графа Мелиссимо, брата австрийского посла, что всё уже было оговорено, что молодые люди любили друг друга и лишь ждали разрешения каких-то формальностей, чтобы вступить в брак.

— В брак с графом? — удивился Пётр. — Я слыхал о чём-то таком, но ни о каком браке не шла речь.

— Да, но после того, как было решено сблизить княжну Катерину с вами, речь о браке с графом Мелиссимо уже не шла.

— Кем решено? — не мог прийти в себя Пётр.

— Полагаю, самой княжной Катериной, — потупив глаза, тихо произнёс Остерман.

— Княжной? — не поверил Пётр. — Возможно ли такое?

— Может быть, не только ею, но и по настоятельному совету её батюшки.

— Её батюшки? Князя Алексея Григорьевича?

— Полагаю, что так, — убеждённо подтвердил Остерман.

— Господи! Да что ж это такое творится? — схватившись руками за голову, простонал Пётр. — Да разве возможно такое? — повторил он.

Он остановился против Андрея Ивановича, смотрел ему в глаза и не мог вымолвить ни слова, не желая верить в подобную подлость.

— Возможно, — твёрдо сказал Остерман и, с жалостью глядя на государя, продолжал: — Теперь, когда вашему величеству всё известно, только в вашей власти прекратить эти отношения.

— Нет, нет, нет, — с болью проговорил Пётр, кружа по комнате и всё так же сжимая голову руками.

Остерман со страхом наблюдал за ним.

— Нет, нет, нет, дорогой Андрей Иванович, теперь от меня уже ничего не зависит, я не волен...