Две силы

– Ранена? Ну, давайте её сюда.

Из телефонной трубки раздался надоедливый, но на этот раз слегка патетический голосок Серафимы Павловны:

– Я убита, товарищ Берман.

– То есть, как убиты? Вот, ведь, разговариваете.

– Ах, это всё равно! Меня убил этот ваш сторож. Два раза стрелял. Насквозь. Я при смерти. Я там такое нашла… Не могу по телефону. А он из ружья…

– Что вы там нашли?

– Ах, не могу по телефону.

– Вышлите всех из комнаты и скажите.

Серафима Павловна, несмотря на её предсмертное состояние, почувствовала себя где-то у самого порога власти. Прикрыв трубку ладонью, она повернулась:

– Вы, товарищи, оставьте помещение, идёт служебный разговор.

Товарищи на цыпочках оставили помещение. Подождав несколько секунд, Серафима Павловна прошептала трагическим топотом:

– Телефон.

– Ну, я у телефона.

– Ах нет, я нашла телефон!

– Где нашли?

– У этого мужика. У сторожа, телефонный провод. А он меня застукал и убил.

– Ага. Позовите мне этого секретаря.

– Товарищ секретарь, товарищ секретарь… Передаю трубку…

– У телефона Барман. Я приеду через… сколько до вас километров от Неёлова?

– Около тридцати.

– Приеду через полчаса или сорок минут. Вы пока эту женщину уложите в постель, сильно она ранена?

– Не могу знать, но вся спина в крови.

– Я привезу врача.

– Осмелюсь доложить, товарищ Берман, что Лесная Падь, кажись, горит, как будто зарево. Мне-то не видать, а у которых глаза получше, говорят, зарево зачинается…

– Хорошо. Пока.

Товарищ Берман положил трубку и по другому телефону заказал вездеход, санитарную машину, врача, две пожарных машины, следственную группу и сто солдат на грузовиках. Вездеход и врач должны быть готовы через пять минут. Хорошо бы на самолёте, но вечером приземлиться будет слишком опасно.

Берман закурил таинственную папиросу. Серафима Павловна, по-видимому, оказывается той каплей, которая переполнила чашу “случайностей” и открыла пути к какой-то закономерности. Это, как будто, первый признак существования где-то в Неёловском отделе или около него какой-то крепко сплоченной группы, которая раскинула свои щупальцы от Лыскова с его таинственными происшествиями до Лесной Пади с её не менее таинственным проводом. Телефонный провод – это, во всяком случае, нечто реальное. Если только он не сгорит в пожаре.

В вездеходе товарища Бермана уже ждал тот же кругленький, жовиальный, пахнущий сигарами и коньяком врач. Врач поздоровался с Берманом отчасти подобострастно, отчасти игриво, но никаких вопросов задавать не стал. Дорогу до Пескова проехали быстро, тряско и молча. Товарищ Петров уже ждал на крыльце парткома.

– Так что, осмелюсь доложить, товарищ Серафима Петровна, как будто, плохи. Бредят, что ли. А зарево – изволите сами видеть.

Берман посмотрел на темнеющий небосклон. Там, где-то вдалеке, действительно, что-то розовеет. Но городские глаза Бермана не смогли различить больше.

– Это, товарищи, как Бог свят, пожар, – вмешался какой-то вертлявый мужичёнко. – Глаза у меня охотницкие, за сто верстов видят. Как Бог свят, Лесная Падь горит, вот так и полыхает, вот так и полыхает!

Берман, не отвечая ничего, вошёл в дом. Серафима Павловна лежала на парткомовской кровати, и даже при свете паршивой лампочки было видно, что с ней плохо. И лицо, и платье были в крови, слова вылетали путаные и не совсем сознательные, и из них Берман мог установить только то, что он уже знал: в конуре сторожа Серафима Павловна открыла телефонный провод, сторож накрыл её на месте преступления и стрелял в неё. Для дальнейших выдумок сил у Серафимы Павловны не было.

– Осмотрите её и доложите мне, – сказал Берман врачу.

Врач с суетливой помощью секретаря парткома кое-как раздел Серафиму Павловну, которая начинала терять сознание, тем более, что это ничем уже не грозило. Осмотрев Серафиму Павловну со всех сторон, врач доложил:

– Как будто, ничего серьезного. Дробовые ранения сзади. Так что, вероятно, никакие органы не затронуты.

– Сейчас придёт санитарная машина, отвезите Серафиму в госпиталь. Примите все меры к её выздоровлению.

Товарищ Берман вышел к машине. Сейчас даже и его городские глаза могли отметить зарево. Вдали над лесом, на фоне уже совсем потемневшего неба, медленно-медленно подымался багровый цветок пожара. Берман готов был скрипеть зубами – все следы будут сожжены.

Машина двинулась дальше, в тьму, освещённую только лучами фар по неровной просёлочной дороге. Берман торопил шофёра, хотя понимал ясно: пожарные машины прибудут не раньше, чем через полчаса-час. Что за это время сможет сделать он, Берман, и что за это время останется от охотничьего замка НКВД и его тайны?!

Над головой Бермана низко прогудел самолёт. Потом другой. Потом третий. Это мог быть только Медведев. Вероятно, попытается замести даже и оставшиеся следы… Нужно торопиться.

Подъехав к клубу, Берман, действительно, застал там Медведева. Медведев, расставив ноги и засунув руки в карманы, смотрел на огненное зрелище. Сухие брёвна здания горели, как спички. Пламя вздымалось к чёрному небу, заполнило собою всю внутренность дома, широкими языками пробивалось сквозь окна и двери, весело трещало и бурлило, металось под ветром из стороны в сторону. К зданию нельзя было подойти и на пятьдесят шагов. Где-то гудели самолёты.

– Я приказал сбрасывать огнетушители, – сказал Медведев. – Но, кажется, и это не поможет.

Берман не ответил ничего и даже не спросил, как это Медведев очутился здесь раньше него, Бермана. Пламя как-то странно гипнотизировало его. Он, конечно, видел пожары. Но это было в городах, где каменные стены оказывали огню долгое и упорное сопротивление. Здесь же, казалось, всё радовалось этому перевёрнутому вверх ногами водопаду пламени. Радостно горели сухие брёвна, и так же радостно смотрел на это зрелище чёрный ночью лес, только первые ряды деревьев выхватывались из тьмы отсветами пожара… Раздался глухой взрыв, и снопы искр и головешек так же радостно взлетели над пламенем.

– Это просто порох взорвался. Там есть ещё и боевые патроны, – тоже сейчас будут взрываться, – спокойно сказал Медведев.

– Как давно служит у вас этот сторож?

– Не у меня, – пожал плечами Медведев. – Он тут, кажется, с самого основания “Динамо”.

– Что вы о нём знаете?

– Ничего. Думаю, что и знать нечего. Мужик, таёжник, неграмотный, словом, дикарь.

– А не ошибаетесь ли вы?

Медведев снова пожал плечами.

– Таких, как он, здесь, как муравьев в лесу… Ошибаюсь ли я? Какие у вас основания так думать?

– Есть основания. Серафима Павловна открыла телефонный провод в его сторожке. Он в неё стрелял и ранил, кажется, легко. Потом, вот, поджёг клуб и, конечно, скрылся…

Медведев резко повернулся к Берману всем своим корпусом.

– Это всерьёз?

Берман показал рукой на пожар:

– Сами видите… А Серафиму Павловну я уже допрашивал…

– А где её муж?

– Вероятно, где-то здесь околачивается.

– Г-м, – сказал Медведев. – Я полагаю, что наш товарищ Чикваидзе давно бы рад от своей половины отделаться, так что, может быть, тут дело вовсе и не в стороже. Пока что нет ни одного из них. Кстати, а где же беспризорники?