Две стороны одной монеты
Шрифт:
Медикаментозное лечение дает хорошие результаты. На терапию чаще всего приходит Бэка, ее реже мучают кошмары, вернулся аппетит, она завела нескольких друзей в отделении. Персонал отмечает, что Рейвен почти не появляется, в последней ситуации конфликта со сверстниками Бэка обратилась за помощью к взрослым. Рейвен не появилась».
Начало очередной записи измазано чернилами, несколько слов перечеркнуто. И уже по этому Эрик понимает, о чем будет написано дальше. Очевидно, Шмидт узнал, что Рейвен действительно «следующая ступень эволюции».
«30.01.1952
Бэка… Не знаю, что случилось. Я сдал анализ на содержание в моей крови наркотиков
Следующая заметка появляется только через неделю. Очевидно, Шмидт тратит все время, которое у него есть, чтобы убедиться в том, что он не спятил.
«7.02.1952
Бэка — мутант. Мутанты существуют. Теперь понятно, почему у нее развилось психическое расстройство… А может, наоборот, расщепление личности спровоцировало развитие мутации. Я не могу обсудить это ни с кем из коллег, и эта книга — единственное хранилище моих мыслей… Девочка напугана своей способностью и просила никому не говорить об этом. Я не знаю, что делать…
8.02.1952
Я решил держать все в секрете. Что сделают с этим ребенком, если узнают правду? Сдадут на опыты, как зверька. Лечение пошло ей на пользу. У Бэки нет провалов в памяти, Рейвен больше не появляется, самочувствие и поведение девочки улучшились. Но впереди ее ждет возвращение в приют… Это не закончится ничем хорошим. Боже, не дай мне наделать глупостей…»
Шмидт сомневается, брать ли ребенка к себе и стоит ли обращаться к генетикам или медикам за помощью в сложившейся ситуации или сначала разобраться самому. Он исписывает четыре страницы прежде, чем Эрик читает о том дне, когда он забирает Бэку домой.
«13.02.1952
Бэка счастлива, я — не знаю. Уверен, что поступаю правильно. Кто еще сможет позаботиться о ней, не раскрыв секрета и следя за Рейвен? Возможно, рецидива никогда не случится при должном подходе. Но надеяться на это безрассудно. Я буду наблюдать за Бэкой и заботиться о ней. Она — хороший ребенок!»
Когда Эрик читает эти строки, ему становится почти физически нехорошо. Он закрывает книгу и идет прогуляться на улицу, а потом в лес, к озеру. Где проводит около двух часов, пока за ним не приходит встревоженный Чарльз.
— Он ведь думал, что справится с ее проблемой. Думал, если присмотрит за ней, будет ей хорошим родителем, то убережет ее от дурного…
— Он был всего лишь человеком, Эрик. А Бэка была больна…
— У Ванды способность куда сложнее… А мы всего лишь мутанты без опыта воспитания детей, — в голосе Эрика сарказм, но Чарльз кладет ладонь ему на плечо и улыбается.
— Все бывают родителями в первый раз, и ты хорошо справляешься. К тому же ты не один, Эрик.
***
Эрик опирается на ограду, окружающую могилу его матери, и смотрит в сторону дороги, где Чарльз с Вандой ждут его в машине. Ванда машет ему рукой через боковое стекло.
Он достает записную книжку из кармана, листая страницы, сам не зная зачем. Ему хотелось бы спросить сейчас у матери совета. Как справлялась она, когда Эрику поставили диагноз? Что чувствовала? Верила ли, что все получится, как Чарльз, или несла груз тяжелых переживаний, как Эрик сейчас?
Но навряд ли она вела себя, как Шмидт, который никогда не стал любящим отцом для девочки. Он так и остался для нее врачом, опекуном и ученым, который ведет записи о ней, как об объекте наблюдения. Как бы он ни старался, светлая Бэка ускользнула из его рук, уступив место кому-то более приспособленному к выживанию.
***
«20.08.1952
Обострение.
Рейвен украла мои записи о ней и устроила скандал, ушла из дома, два дня ее искала вся полиция Нью-Йорка. Я поместил ее в клинику для повторного курса лечения и психотерапии, опасаясь ухудшений. У нас с Рейвен был серьезный разговор по поводу проявления ее способности при людях. Не уверен, что я справляюсь. И все же намерен верить в лучшее. По этическим и психологическим причинам я не могу вести с ней терапию. Ее психотерапевт — мой старый друг, он обещал держать меня в курсе изменений…25.09.1952
Лечение дало эффект. Но теперь я не уверен, с кем говорю за ужином и кого отвожу в школу по утрам — Бэку или Рейвен? Возможно, это третья личность. Возможно, две личности слились в одну. Она ведет себя недоверчиво, осторожно. Вызывающее поведение не выходит за рамки нормы для типичного подростка. Пока мне не удается наладить теплый контакт.
15.10.1952
Прошло больше полугода с тех пор, как я взял Бэку к себе на попечительство. Когда перечитываю первые записи о ней, мне кажется, что я писал о другом человеке. Кто бы ни управлял телом моей подопечной сейчас — это не Бэка. Теперь я уверен в этом. У Бэки новые друзья, она скрытничает все больше, а вчера я узнал, что она не посещает психотерапевта уже три недели. Фред Даркхолм позвонил мне и спросил, как идут дела у Бэки, ведь, якобы, я сам попросил прекратить терапию, потому что ей стало лучше. Где бывала Бэка после того, как покидала мой автомобиль возле клиники?.. Нас ждет серьезный разговор завтра утром.
16.10.1952
Сегодня я говорил с Ним. Не уверен, как назвать его. Потому что писать о том, что я говорил сам с собой, — это сумасшествие. Мой вопрос о словах Фреда Даркхолма послужил триггером, вызвавшим ее обращение. Бэка приняла мой собственный облик, и Он отвечал на мои вопросы за Бэку. Я не могу назвать причину, по которой она выбрала именно мое лицо для разговора. Возможно, она видит меня подобным монстром, угрожающим ее личности. Или, наоборот, считает меня авторитетным защитником, способным отстоять ее интересы. Есть вариант, что она просто решила поставить меня в крайне неудобное положение. Но я был вынужден принять это и вести диалог с человеком, который отказался представляться.
«Имя не важно, доктор. Важно лишь мнение, которое я хочу донести…»
Альтер-личность — некто вроде оборотной стороны Рейвен. Которая, скорее всего, его и породила. Холодного, надменного — и желающего уничтожить недостатки Рейвен, а значит, и саму Рейвен. Он хочет быть «человеком моего круга». Среди тех, кто имеет власть над «такими, как Рейвен. Больными, уродствами этого мира…» Как будто негативная часть отношения Рейвен к своей особенности, своей настоящей внешности с синей кожей и желтыми глазами, выросла в нечто радикальное. Оно росло в ней, копилось, подавляемое двумя личностями, Рейвен и Бэкой, и, в конце концов, проявилось в новой альтернативе. Полной холодной ненависти к мутации, которую Он не способен отождествить с собой. Из его ответов я понял, что Он не знает о том, что он и есть мутант, способный к изменению своего тела. Он оказался слишком самостоятелен… Он напугал меня, если честно…»
Осталась ли хоть где-то личность самой Бэки тогда? Эрик вспоминает рассказ Рейвен о ее встрече с мутантами, об Азазеле… Возможно, именно в тот период жизни она была больше Бэкой, чем Рейвен. Хотя Шоу никуда не пропадал…
«17.10.1952
Бэка ничего не знает о Нем. Хотя она всегда знала о существовании Рейвен. Надеюсь, мне удастся однажды спросить Рейвен, если от ее личности сейчас что-то осталось… Он пока не появлялся, а я не заводил разговор о терапии…