Две стороны одной монеты
Шрифт:
— Если хочешь, можем поехать в другой день. На сегодня мы проделали достаточно работы. Ванда сказала, что вместе с Хэнком приехала Рейвен.
— О! — Чарльз слегка оживает. — Это же отлично! Она в порядке?
— Да, все вроде бы нормально. Я не расспрашивал, Ванда начала рассказывать про свои рисунки.
— Она чудесный ребенок, Эрик. И ты хороший отец, — Чарльз искренне улыбается ему.
Ванда действительно делает то, что не могут сделать разговоры, намеки и все возможные попытки Эрика сдвинуть камень с мертвой точки. А именно — примирить семью Ксавье-Марко.
Он считает, что тут не обходится
— Да. Отец, который даже не знал о ее существовании… — Эрик хмуро смотрит в свою полупустую кружку, когда получает легкий шлепок по руке.
— Ты же понимаешь, что не все зависит от тебя, великомученик? — Чарльз лишь повторяет его слова, иронично поднимая бровь.
Разговоры между ними на тему ответственности за проблемы глобального и местного масштаба в жизни мутантов походят на партию в шахматы. Сможет ли один убедить другого в силе внешних обстоятельств и облегчить груз вины?..
— Кто бы говорил, а?
После обеда они едут в клинику и скрытые телепатией от внимания медперсонала проходят по палатам. Здесь не так шикарно, как в пансионате, но пациенты выглядят ухоженными, а работники — доброжелательными. И Эрик немного рад за этих людей, тому, что они нашли приют в другом месте, не пропитанном больным руководством Шоу. Каким бы чудным доктором он ни был, по их мнению.
Палата Эммы в самом конце коридора, и они добираются до нее последней, методично проверив воспоминания каждого бывшего жителя Вестчестера. Пока Чарльз передает ему данные, Эрик делает записи в блокноте: имена тех, кто приезжал в пансионат по делам к Шоу, имена охранников, обрывки разговоров между Шоу и его людьми…
Они входят в ее комнату осторожно, словно боясь спугнуть бешеного зверя. Эмма сидит на постели с книгой, одетая в белый халат. Ее светлые волосы коротко острижены и не торчат лохмами, как в последний раз, когда Эрик видел ее. Тогда он не знал, что это Эмма. Она была той женщиной, что постоянно смеялась ему вслед…
Эрик думает, что ей под шестьдесят, и только потом вспоминает, что ей около сорока… Болезненная кожа в царапинах, глубокие морщины на лице, неестественные бледность и худоба, пальцы, обкусанные в области ногтей до мяса. Но самое ужасное — взгляд, как будто смотрящий сквозь, и застывшее выражение странной радости на лице. Будто все, что происходит с ней сейчас, — благо по сравнению со временем, проведенным в Церебро. Эрик думает, что, возможно, так оно и есть. И в своем сумасшествии эта женщина нашла худой мир.
Чарльз скрывает их присутствие и осторожно подносит пальцы к виску. Этот жест помогает ему сосредоточиться. Но стоит это сделать, как Эмма тут же поворачивает голову в их сторону, и Эрик вздрагивает, потому что понимает, что она смотрит прямо на них.
Ее губы растягиваются в сумасшедшей улыбке, и она начинает хихикать.
Чарльз растерянно трет лоб.
—
Что? Не работает? Смог увидеть что-то?— Я… Она все же телепат… Кажется, с ней не работают мои блоки. Мне трудно… проникнуть в ее разум, — он хмурится, но прежде, чем Эрик что-то отвечает, Эмма вдруг подает голос.
— Эрик Леншерр, металлокинез, Нью-Йорк, Бронкс, Восток 196-я стрит, 235, квартира 4.
Тишина звенит у Эрика в ушах, а может, это снова весь металл в здании вибрирует в такт его бешеному пульсу. Это его адрес… Квартира матери, в которой он жил с восьми лет…
Эмма глупо смеется, и Чарльз пытается проникнуть в ее разум еще раз, выхватывая куски воспоминаний, связанные с Эриком.
— Она… Это… Не может этого быть!
Чарльз испуганно смотрит на Эмму, которая в открытую хохочет, снова и снова произнося имя и адрес Эрика.
— Она нашла тебя еще до того, как я оказался в Церебро! Она тебя спрятала… Твою силу… Не знаю, как ей это удалось, но…
— Ха-ха-ха! Чарльз Ксавье, телепатия, Вестчестер, Салем центр, Греймалкин лейн, 1407. Ха-ха-ха!
— Это из-за нее мои способности не могли проявиться? — Эрик дергает Чарльза за плечо, продолжая таращиться на хохочущую Эмму.
— Я не… Не знаю, кажется, да. Она смогла как-то взломать систему Церебро. У нее была еще одна способность, что-то связанное с ментальными блоками. Для Шоу это был сюрприз.
Смех Эммы вдруг резко обрывается, и она смотрит на стоящих перед ней мужчин огромными испуганными глазами.
— Шоу! Шоу! Себастьян!
— Эмма, ты знаешь, где он? — Эрик отодвигает Чарльза в сторону и проходит в палату. Он подходит к женщине вплотную, беря ее за плечи.
Она не сопротивляется и не пытается вырваться. Только смотрит на него пораженно, будто впервые видит, а потом снова начинает хохотать.
Они растерянно переглядываются, но Чарльз морщится от боли и качает головой. Эрик чувствует отголоски его ощущений: в голове Эммы кошмарная каша вперемешку с хрусткими осколками наполовину разрушенных блоков, не дающими Чарльзу беспрепятственно проникнуть в ее разум.
— Шоу… Шоу… Я знаю, где Шоу… Да-да! — она вдруг вцепляется Эрику в руку с такой силой, что остается синяк, и смотрит прямо в глаза, словно пытаясь передать ему свои мысли.
— Где он?
— Я знаю правду… знаю все… знаю, где Шоу! — еще какое-то время Эмма бормочет одно и тоже, не способная справиться с инертностью своего разума.
И когда Эрик уже думает отпустить ее, она вдруг застывает и тихим, почти нежным голосом произносит:
— Клаус Шмидт, Нью-Йорк, Бронкс, Лафайет-авеню, 2600, К-345.
— Что это за адрес? Что там? — Эрик встряхивает Эмму, но та начинает смеяться и больше не может сказать ни слова.
По ее щекам текут слезы, и Чарльз мысленно зовет медсестру с уколом успокоительного. Эрик видит, что его трясет похуже Эммы. Он берет друга за локоть и тянет к выходу, пока им вслед на все отделение несутся безумный смех и крики…
Они оказываются на улице, и Чарльз дышит так глубоко, что у него вот-вот закружится голова от гипервентиляции.
— Дыши спокойно, все в порядке, — Эрик оттесняет его к стене здания, за крыльцо — подальше от улицы и посторонних глаз. У него самого от напряжения дрожат руки, и он старается сдерживать рвущийся наружу металлокинез.