Двенадцать ворот Бухары

— У тебя сегодня хорошее настроение, ты, кажется, очень доволен?

— Да, — сказал Карим, — я так доволен, что меня распирает от радости.

— Чему же ты так радуешься, скажи, я порадуюсь вместе с тобой!

— Я радуюсь, потому что завтра или послезавтра мы нападем на Старую Бухару, разорвем паутину эмира… А я разобью в пух и прах гарем эмира, найду свою Ойшу… А если не найду… — Карим помолчал. — Тогда не знаю что… — сказал он, задумавшись. — Конечно, возможно, и не найду… Кто знает…

Куйбышев улыбнулся, встал, подошел к Кариму, положил ему руку на плечо.

— Не грусти, найдешь, непременно найдешь! Если твоя Ойша тебя любит, она тоже будет искать тебя. Вы найдете друг друга. Но только не думай, что этим все кончится. После того как мы разорвем паутину эмирата, как ты говоришь, нужно будет строить жизнь заново. А это нелегко, не обойдется опять без борьбы. Поэтому, друг, подпоясывайся потуже и готовься к большим делам!

— Я готов! — сказал Карим, опять воодушевившись. — Мой покойный отец говорил мне когда-то: «Никогда в жизни не успокаивайся, не будь беспечным. Одно дело окончишь, другое уже на очереди».

— Правильно говорил твой отец. А кто он был?

— Он был рабочим на заводе… Помню, как он привел меня на хлопковый завод, там работали наши земляки; они таскали кипы хлопка и грузили их в вагоны. Мой отец два года работал с ними, потом однажды поскользнулся на доске и упал с грузом вниз, повредил позвоночник. Долго болел, когда стал понемногу вставать, взял меня и ушел в Гиждуван. Там немного поработал и умер. Я остался в доме родных Ойши, и мы выросли с ней вместе…

— Да, — сказал Куйбышев наконец, глядя не на Карима, а куда-то вдаль. — Да. Это жизнь тысяч бедняков и трудящихся, которая привела их к революции, к великой революции. Ты непременно добьешься своего счастья, Карим, ты найдешь свою Ойшу.

И вот слова Куйбышева сбылись. Карим нашел свою Ойшу. Это ее голос…

— Что? Это Ойша? Ойша-джан! — сказал он, шагнув к ней.

Она тоже, забыв все, поспешила к нему. Но, оказавшись лицом к лицу, они вдруг смутились и стояли, держа друг друга за руки.

— Пусть падут твои беды на меня, Карим! — сказала Раджаб-биби. — Как хорошо, что мы видим тебя здоровым и невредимым!

— Здравствуйте, дорогая матушка! — сказал Карим. — А вы как, здоровы?

— Ничего! Спасибо революции, которая опять нас свела друг с другом! Все-таки вот дожили мы до светлого дня!.. Сто тысяч благодарностей богу, что мы нашли нашего брата Хайдаркула, а Карим нас нашел!

Услышав это, Карим удивился.

— Это правда? — спросил он.

— Да, Хайдаркул мой дядя! — радостно говорила Ойша.

— Ну, ладно, — сказал наконец Хайдаркул, обращаясь к Кариму. — Так что ты мне собирался сказать, Карим-джан?

— Простите, товарищ комиссар. Я увидел Ойшу и так растерялся… Товарищ Куйбышев хочет вас видеть. Сегодня в пять часов будет ждать вас.

— Хорошо, я приду непременно, — сказал Хайдаркул. — А у меня тоже к тебе просьба, Карим-джан. Что, если ты попросишь разрешения у товарища Куйбышева и отвезешь Ойшу с матерью в Гиждуван, оставишь их там и вернешься?

— Это мое самое горячее желание, — сказал Карим.

— Сегодня же и поедем! — воскликнула Ойша.

— Коли так, пойдем собирать свои пожитки, — сказала Раджаб-биби.

Обе они хотели через проход войти со двора, но в эту минуту с улицы вошел Асад Махсум с двумя своими людьми и краешком глаза увидел Ойшу, которая на радостях не успела накинуть паранджу. Асаду Махсуму показалось, что за всю свою жизнь он не видел девушки такой совершенной красоты. Эти глаза и брови, этот нежный рот, эта прелестная фигурка поразили его; он забыл, зачем пришел, и кто тут есть, и что здесь делают… Он обернулся к Хайдаркулу и не здороваясь спросил:

— Кто эта пери? Неужели из гарема эмира?

Здравствуйте, Махсум! — резко сказал Хайдаркул. — В чем дело? Чем могу вам служить?

Серьезный тон и слова Хайдаркула заставили Асада опомниться.

Здравствуйте, здравствуйте! — сказал он торопливо. — Извините, комиссар, красивые девушки вынуждают меня все забывать… Горячее сердце несчастье, говорят. Это верно. Я увидел эту девушку и забыл поздороваться…

— У этой девушки есть хозяин, Махсум…

— Девушки теперь свободные стали, «бесхозные», — засмеялся Махсум.

— Это моя племянница, — строго сказал Хайдаркул. — А Карим-джан — ее жених.

— О, поздравляю, поздравляю! — Махсум повернулся к Кариму — Я не знал, прошу прощения! Когда свадьба?

— Как удастся, — сказал Карим.

— Смогри, без меня не устраивай той, я обижусь, Карим-джан! Так и знай!

— Мы заняты… Некогда… Женщины нас давно ожидают… — сказал Хайдаркул. — Если у вас ко мне дело, пожалуйста!

Асад Махсум подошел к нему совсем близко и тихо сказал: Позвольте мне поговорить с матерью эмира.

— О чем?

Мы придумали военную хитрость: для того чтобы заставить врагов Советской власти сдаться без переговоров, без войны и кровопролития, мы написали от имени матери эмира обращение, и нужно получить ее печать.

— Не лучше ли нам работать без таких хитростей? — сказал Хайдаркул.

— Можно, конечно, — сказал задумчиво Асад. — Но тогда много крови прольется. Сейчас вокруг Бухары появилось множество шаек басмачей. Каждую ночь нападают на кишлаки и грабят. Убивают солдат, забирают их оружие, винтовки… Я ни днем ни ночью не имею от них покоя, не ем, не сплю… С какой из этих маленьких шаек сражаться? Если бы они еще не убегали! Вот потому я и говорю, что это обращение во всяком случае нам не повредит… Может быть, они и сдадутся…

Хайдаркул подумал и дал разрешение.

Асад Махсум вошел в дверь большого дома. Хайдаркул и Фируза продолжали записывать женщин. Карим постоял немного, потом, простившись с Хайдаркулом, ушел, чтобы испросить разрешение отвезти в Гиж-дуван Ойшу и ее мать. Надо было еще найти какую-нибудь арбу для этого.

А Асад Махсум, войдя в переднюю перед большой мехманханой, остановился у двери и попросил, чтобы мать эмира подошла поближе, потом сказал:

— Здравствуйте, ваше высочество, государыня-матушка! Я Асад Махсум, сын байсунского казия… Вам кланяется господин Мирзо Муиддин Маннуров.

— Пусть не кланяется, а подохнет, неблагодарный! — отвечала мать эмира. — Пусть вспомнит, кто сделал его баем и богачом! Благодаря чьему могуществу он стал Мирзо Муиддином? Не Алимхан ли помогал ему и покровительствовал? Как же может человек изменить своему покровителю и государю?!

Асад немного смешался и не знал что сказать. Если эта оставленная всеми старуха, не понимая ничего в революции, приписывает все эти события, сражения, разгром Мирзо Муиддину, о чем тогда с ней говорить?! Мирзо Муиддин тоже странный человек… Зачем было передавать старухе поклоны и приветствия? Он, Асад, взялся за это, чтобы сказать об обращении и получить печать. А что болтает эта старуха?