Двенадцать ворот Бухары

— Не горячитесь, госпожа! — сказала мать Ойши, выступая вперед и загораживая дочь. — Нехорошо так. Хоть мы и нищие, мы такие же рабы божьи и правоверные, как и вы; и мы знаем себе цену и бережем свое достоинство.

Наплевать мне на ваше достоинство! — сказала дастарханщица и уже подняла кулак над головой Ойши, но кто-то задержал ее руку. Обернувшись, она увидела Оймулло Танбур, которая укоризненно качала головой.

— Нехорошо, госпожа! — сказала Оймулло. — Успокойтесь! Мы ведь уже не во дворце, а в чужом доме, вокруг нас красные войска…

Дастарханщица вырвала руку и напала на Оймулло:

— Вы теперь заодно с джадидами?

Убирайтесь!

Она хотела ударить Оймулло, но Ойша оттолкнула ее. Какая-то стряпуха набросилась на Ойшу, мать Ойши схватилась со стряпухой. Дастарханщица, оправившись от толчка, тоже напала на Ойшу и ее мать. Некоторые служанки приняли сторону Ойши, и началась потасовка, поднялся крик и шум.

— Эй, эй, что за шум?! — раздался голос Фирузы. — Эй, госпожа дастарханщица, придержите свои руки! Довольно, Ойша, хватит!

Этот повелительный голос заставил служанок прекратить драку.

— Что случилось? Почему ты плачешь? — спросила у Ойши Фируза.

— Она дерется, — сказала Ойша, показывая на дастарханщицу. Холуйка бессовестная!

— Надо им дать по рукам! — сказала мать Ойши. — Они хоть и сброшены с лошади, а из стремян ногу не вынимают!

— Кичатся своим «высочеством», которого нет!

— Правду говорят, что бык умрет, а свирепость остается!

Узнав, что дастарханщица по старой привычке подняла руку на служанок, Фируза сурово посмотрела на нее:

— Не стыдно? Волосы седые, а вы, как ребенок, ничего не понимаете? Ведь вас за это могут вывести на Регистан, судить перед всем народом и расстрелять!

— Дурные привычки — беда наша! — сказала, выступая вперёд, Оймулло Танбур. — Здравствуй, Фируза, здравствуй, дочка!

— Здравствуйте, дорогая моя учительница! — обрадовалась Фируза. — Вы живы-здоровы? Как хорошо, что мы опять увиделись! Тахир-джан так вас ждет!

— Об этом потом поговорим, — сказала Оймулло. — Сейчас надо этот скандал прекратить. Они тут подрались, и мне пришлось вмешаться. Лучше было бы устроить так, чтобы госпожи разместились в одном доме, а служанки — в другом.

— Я для этого и пришла, — сказала Фируза. — Войдите в комнаты, сейчас придет дядюшка Хайдаркул, составит списки.

— Что за списки, дочка?

Тот, кто захочет уйти, может идти куда угодно. Для этого и надо составить список, чтобы понять, кто уйдет, кто останется.

Дай бог тебе жить тысячу лет, Фируза-джан! — сказала мать Ойши. Позволь нам с Ойшой поскорее уйти отсюда! Сил больше нет!

Ладно, — сказала Фируза, гладя Ойшу по голове. — Идите на террасу, сейчас придет дядя Хайдаркул, запишут вас, и можете ехать куда хотите.

— Хайдаркул, говоришь? А кто он такой? Откуда?

— Он работает в Центральном Комитете партии, родом он из Каракуля, кажется. А что, вы его знаете разве?

— Нет, — сказала старуха задумчиво. — У меня был когда-то младший брат, Хайдаркулом звали, нас с детства разлучили…

— Да вот сейчас вы его увидите! — сказала Фируза.

По ее просьбе все служанки, стряпухи, девушки с «банного двора» собрались на террасе. Оймулло Танбур вошла в маленькую комнатку привратника, в которой жила. Двор опустел; тогда Фируза подошла к воротам и крикнула:

— Пожалуйста, войдите!

Вошел Хайдаркул, с ним начальник караула. Два милиционера внесли и поставили возле террасы небольшой столик и табуретку. Хайдаркул положил на стол папку, которую нес в руках, вынул из нее бумагу, карандаш и обратился к женщинам, столпившимся на террасе.

Простыми, понятными словами он рассказал про революцию, про свержение эмира, объяснил, что рука эмира больше не держит их за воротник и они вольны отправляться, кто куда пожелает.

— А чтобы вы могли вернуться домой, в свой кишлак, в свой край к родным и друзьям, мы вам поможем добраться до места. Поэтому мы и хотим составить список, узнать, кто куда хочет отправиться, чтобы получить разрешение правительства.

Я назначен заняться этим делом. Ну-ка, Фируза, спрашивай по очереди у каждой женщины и говори мне, а я буду записывать.

— Раньше всех запишите Оймулло! Если я нынче же не отведу ее домой, дядюшка-ювелир с ума сойдет!

— Хорошо, я запишу! — сказал Хайдаркул, но ничего не мог записать, потому что имени Оймулло не знал. — Постой, дядюшку-ювелира зовут Тахир-джан?

— Да, Тахир-джан!

Пока Хайдаркул записывал, мать Ойши, прикрыв лицо платком, подошла поближе.

— Хайдаркул! — окликнула она его.

— Что? Разве вы знаете меня?

— Как же сестре не знать своего родного брата? Я…

— Раджаб-биби?!

Он произнес это имя, и перо выпало из его рук. Он был ошеломлен, сбит с толку… В один миг он вспомнил свой кишлак, родной дом, отца, мать и сестренку. Голос Раджаб-биби словно сдернул покров забвения, которым давно были покрыты воспоминания детства. Из мира суровой действительности этот голос перенес Хайдаркула в далекий мир воспоминаний…

…Сорок лет назад он не знал никаких забот, и весь мир для него был ограничен двором, где он играл с Раджаб-биби, и родным кишлаком. Иногда, бегая за овцами и козами, он помогал пастуху, иногда собирал для своей матери хворост или в кругу мальчишек устраивал борьбу… И везде его сестренка Раджаб-биби была с ним рядом. Если он, забравшись на тутовник, тряс, она внизу подбирала ягоды. Если он на берегу реки ловил рыбу, Раджаб-биби искала для него червей и приносила ему. Если он, пытаясь прокатиться на осле, падал, Раджаб-биби вытирала ему пыль с лица, перевязывала своим платком ушибленные руки. Если же он в борьбе с ребятами рвал одежду, Раджаб-биби быстро зашивала ее, чтобы не узнала мать и не бранила его. Удивительно хороша была для них жизнь! Никакие печали и горести не омрачали их детства. Кусок сухой просяной лепешки, урюк или яблоко — и они были сыты; козье молоко придавало им силы. Летом в жару босоногие, в одной рубахе и штанах бегали по песчаному берегу реки. Только зимой, в сильный мороз, какой бывает в Каракуле, нельзя было играть на воздухе.

И вот однажды какие-то люди увезли двенадцатилетнюю Раджаб-биби. Хайдаркул не хотел расставаться с сестрой, но отец обругал его, побил и выгнал со двора.

Тогда впервые Хайдаркул заплакал. Не от побоев отца, а от разлуки с сестрой. Он залез на высокий тутовник, росший у дороги, и спрятался, притаился среди ветвей. Когда всадники увозили Раджаб-биби, Хайдаркул из рогатки сбил шапку с одного из них, а у другого лошадь встала на дыбы и чуть не сбросила его на землю. Всадники не видели, кто стрелял, громко бранились и уехали, увозя с собой Раджаб-биби. Только потом уже Хайдаркул узнал, что Раджаб-биби увезли в погашение долга, который отец не мог уплатить вовремя. После смерти отца и матери, вступив на самостоятельную дорогу, Хайдаркул услышал как-то, что сестра его вышла замуж в Гиждуване. Он узнал даже, что муж у нее хороший, есть дочка. А тут сам Хайдаркул попал в такой водоворот, что не только не мог повидаться с сестрой, но потерял и всю свою семью — жену и любимую дочь…

И вот теперь, после стольких лет, Хайдаркул снова услышал голос Раджаб-биби, снова увидел свою сестру… Увы, теперь Раджаб-биби была не та, какой он помнил ее… Она уже старая, стан ее сгорбился, голос стал хриплым, в нем звучала печаль.

— Не во сне ли я? — воскликнул Хайдаркул и протянул руки. Раджаб-биби по-молодому соскочила с террасы и обняла брата. Фируза, увидев это, даже прослезилась, и все присутствующие были тронуты встречей брата с сестрой и на время позабыли о себе. Особенно радовалась Ойша; если бы не стеснялась, то сбежала бы к ним и тоже обняла своего дядю.