Дверь в...

Он попытался обнять меня за плечи, но я отшатнулась к стене. Он меня целовал, но я замерла и напряженно стояла, не отвечая.

– Ну, что за глупости? – сердился он, добиваясь от меня взаимности. – Белла, это нелепо, я не совершил ничего плохого. Джеймс просто отдал мне мертвеца, я сделал всего несколько глотков! Ты же мне не позволяешь…

Случилось то, чего я боялась. Эдвард менялся, менялись его взгляды, впитанные за десять веков. Вседозволенность превращала его в монстра – в того, кем он и являлся, того, от кого бабушка защищала наш мир, не подозревая, что он давно заселен ими. Эдвард говорил, что хотел бы попробовать «наркотики». Что ж, он не удержался и попробовал их.

– Я вообще не понимаю, почему ты злишься! – оставив меня страдать у стены, он отступил и возмущенно высказывался. – Какое тебе дело до моего морального облика, если ты все равно не собираешься идти со мной, разделить мое существование?! Я хочу попробовать, что такое быть настоящим вампиром, прежде чем уйду. Мне выпал шанс, а я его бездарно трачу! Все ради тебя, только мое самопожертвование тебе не нужно. Мы расстанемся через несколько месяцев. Позволь мне быть собой, - и с этими ужасными словами он ушел в комнату, раздраженно плюхнулся в кресло. – Если хочешь, я сегодня же уйду, - добавил глухим голосом.

Но я не смогла его выгнать. Понимала, что должна, но наше совместное время действительно утекало сквозь пальцы. Я подумала, что это слишком эгоистично с моей стороны – поставить ему условие, но первой нарушить его. Это условие имело смысл только, если бы мы были вместе. Но если расставание неизбежно, я не имела никакого права принуждать Эдварда отказаться от того, что он так жаждет.

Поначалу казалось, что вскоре я его окончательно потеряю. Эдвард одичает, как те, другие, станет высокомерен и жесток. Он возвращался домой удовлетворенным, и его глаза становились краснее с каждым днем. Я больше не спрашивала, как он проводит ночи, не хотела знать подробностей. Только однажды предупредила, что красные глаза – не лучший способ затеряться среди людей.

Эдвард ничего не ответил, но совет во внимание явно принял. Его глаза с тех пор немного посветлели и сохраняли оранжевый оттенок с вкраплениями бордового по краям, и если не присматриваться, казались карими. Очевидно, что он точно знал, когда следует остановиться, чтобы его радужка не приобрела пугающий красный блеск.

Наши отношения после того, как я приняла его таким, какой он есть, пусть даже он чудовище, наладились. Как Эдвард и мечтал, мы стали в выходные путешествовать в различные красочные места мира, чтобы он мог своими глазами увидеть шедевры архитектуры и искусства, созданные людьми. Некоторыми из них мой вампир по-настоящему восхищался, спрашивал, могла бы я сделать ему эскиз того или иного строения, который он сможет использовать в своем мире. Я с удовольствием и вдохновением занялась этой работой, и Эдвард неоднократно подчеркивал, что мы бы отлично сработались в паре: я бы проектировала дома, он их строил и продавал. Но даже этим он не убедил меня присоединиться к нему.

Нежность тоже вернулась, и каждый вечер мы проводили в объятиях друг друга, невзирая ни на что. По-прежнему избегали слов любви, но чувствами были пронизаны каждая ласка, каждый жест, каждое осторожное движение, каждый наш стон. Шорох одеял приглушал наши взаимные крики, скрип кровати казался музыкой для ушей, а рычание Эдварда в последний момент было завершающим аккордом опасной связи.

После того, как получали свое удовольствие, мы долго лежали, глядя друг другу в глаза. Я тихонечко перебирала волнистые непослушные пряди Эдварда, гладила его идеально гладкую кожу, он улыбался и целовал меня – медленно и с оттенком грусти. После чего вставал и уходил – это стало еженощным ритуалом. Знаю, он привык в своем мире пить кровь понемногу каждый день. По всей видимости, он вернулся к старому режиму, заодно употребляя и глоток-другой человеческого «вина». Я больше не могла сердиться на него за это, хотя знала, что должна была.

Однако когда наступило жаркое лето, я стала замечать признаки новых перемен: усталость во взгляде и уменьшение количества ночных вылазок.

– Эдвард? – удивленно спросила я однажды, обратив внимание на цвет его глаз. Они снова стали золотистыми, чересчур светлыми для охотника на людей. Подошла – Эдвард стоял возле окна, ковыряясь в своем сотовом телефоне, на подоконнике лежали крошечные детали – и недоверчиво пригляделась, а затем провела под его нижним веком кончиком пальца. – Что случилось?

Я могла предположить, что только какое-то происшествие, вряд ли приятное, снова поменяло его взгляды – как по мне, так в лучшую сторону.

– Передумал, - коротко ответил Эдвард и нахмурился.

– Скажешь, почему? – улыбнулась я печально, искренне сочувствуя, хотя еще не знала, чему.

Эдвард отложил телефон в сторону.

– Они старались создать для меня видимость правильности такого образа жизни. Убивали всякий сброд, чтобы склонить меня – проституток, алкоголиков и наркоманов, тех, о смерти которых никто не вспомнил или не пожалеет. Теперь думаю, я был для них просто игрушкой, или способом разнообразить их жалкое существование, или вызовом. В конце концов им надоело со мной нянчиться, и они показали свое истинное лицо. Виктория на моих глазах хладнокровно убила девочку лет восьми, случайно забежавшую за укатившимся мечом под темную арку, где мы стояли. Она не пила ее, просто сломала шею. Я мог попытаться защитить ребенка, если хотя бы предположил, что Виктория способна на такую бессмысленную жестокость. Я смотрел в эти маленькие угасающие глаза… - он покачал головой в неверии.
– В нашем мире нет детей, Белла, но даже мы умеем ценить чужую жизнь и никогда не убиваем ради развлечения. Это чудовищное зрелище.

Мое дыхание перекрыли удушающие слезы. Я слушала Эдварда, закрыв ладонями рот, чтобы не разрыдаться в голос.

– Потом за девочкой прибежала ее мать, я все еще не мог отойти от шока. Виктория убила ее тоже. Она бросила ее мне, оставив немного крови, это уже вошло в привычку, но на этот раз я не смог смотреть на мертвую женщину, как обычно – с чувством пренебрежения, предвкушая, как ее кровь окажется во мне. Я просто положил тело на бетон и ушел. Выругался, а они лишь рассмеялись мне вслед, как идиоты. – Эдвард с отвращением покачал головой, обнажая зубы.
– Они не понимают, что делают… Они – настоящие примитивные животные, Белла, ничуть не лучше тех людей, которых мы выращиваем для корма. Они вампиры… но не поднялись ни на одну ступеньку эволюции. Я не хочу стать таким, как они.

Тут я не выдержала и, заплакав, обняла его за талию, прижимая к себе. Я была в ужасе от того, что он рассказал, но счастлива, что это стало ему уроком и остановило. Я поняла, что он никогда и не падал в моих глазах, он не был чудовищем, как другие. Я была рада, что не ошиблась в нем.

Эдвард сказал, что больше не встречался с Джеймсом и его компанией, потеряв к ним всякий интерес. Позже он нашел их след на окраине города, пробежался по нему вплоть до Канадской границы и убедился, что они ушли. Их больше не было в городе. Это стало облегчением для нас обоих. Вскоре мы перестали о них даже вспоминать.

Огромное спасибо <a class="link" href="#" rel="nofollow" style="text-decoration: none; color: rgb(204, 204, 204);" target="_blank">lilit47</a> за эмоциональное стихотворение к главе!

Как страшно бедной Белле жить на свете!

В любой момент придут вампиры эти,

И будут кровь её, не спрашивая, пить.

Но очень хочется немножечко пожить!

И Эдвард как с цепи сорвался тоже,

И даже Белла удержать его не может -

Так манит человеческая кровь...

Что перевесит? Сущность иль любовь?

Инстинкт вампира притупил сознанье,

Но стать убийцей не позволит воспитанье.

И очень хочется вернуться в прежний мир!

Но потерять любовь... Что выберешь, вампир?