Дверь

– Ты постарайся спину прямо держать. Так красивее. И безопаснее – на волосы не наступишь. Я оставлю тебя ненадолго.

Он наполовину исчез в люке, усмехнулся и повторил стишок слово в слово. Довольный такой – словно ему крысу в шоколаде дали.

Я спорить не стала. Надо так надо. Дождалась, пока не утихли его шаги. Дрожащими руками достала книгу. Попросила показать свое лицо. В данный момент меня оно волновало больше всего на свете. Увидела. Взвыла тихим волчьим воем. Это я? Нет. Это не я. Это – мертвая невеста из мультика. Даже хуже в сто раз! Что за рожа? Панда какая-то. И плакать нельзя – сажа потечет и сделает меня еще страшнее. Зато волос – на трех таких как я.

– Ладно. Зато я теперь ему нравлюсь, – сообщила я книге.

Спросила про ребят. Без прежнего интереса. Даже самой странно. Они где-то там, решают мою судьбу, волнуются за меня. Придумывают как извести Сварта.

На картинке новое собрание государственной думы. Казаки пишут письмо турецком султану. Азартно размахивают руками и снова спорят. Только собака курит себе потихоньку.

– Смешные вы. Меня тут изуродовали. Быть может, навсегда.

Мне стало стыдно – что я все за себя беспокоюсь. Погладила книжную страничку, на которой красовалось карикатура на Тоника. Интересно, а как народ отнесся к нарядам моих друзей? Небось, удивили они всех своим нездешним видом.

Спохватилась – на столе, перед которым сидел Тоник, лежала какая-то карта. Надо бы глянуть на нее.

Попробовала прием с повторением вопросов. На карте нарисовано озеро и остров на нем. И много стрелок. Ну, прям как на карте Великой отечественной войны. Кто куда пошел и кого победил. Надеюсь, что это был план моего освобождения. И тут чья-то рука размашисто перечеркнула остров большим крестом. Что бы это значило? Тоник и Пиксель с раскрытыми ртами – вопят, не иначе.

Наблюдать за диспутом мне наскучило. Буду тренировать спину, чтоб выдерживала новый вес прически, и тосковать. Сижу себе на самой верхотуре с прямой спиной, как буддист, окрестности рассматриваю. Загораю себе потихоньку и жду последствий переваривания крысы. Заодно говорю сама себе разные комплименты для повышения самооценки. А потом решила наклониться над краем башни и волосы свесила. Не знаю зачем, но было забавно.

Здоровенная чайка вернулась на череп скелета. Смотрела на меня пристально. Словно собиралась нанять на работу.

– Брысь, пернатое!

Не двигается. Рожа противная. Тупая. Кинуться в нее, что ли?

– Ты – сестра той чайки, которую сожрал Сварт? Мстить будешь? Глупая птица – я-то тут причем? Это он во всем виноват!

Птица тяжело спрыгнула с креста и поковыляла ко мне. Вот еще чего вздумала – клеваться, наверное, будет. Или выпросить еды хочет? Не дам. Каша еще осталась. На ужин должно хватить. Каша с ароматом крыс и одним недоеденным крысиным хвостом.

– Лети себе, родная. Рыбу лови. Нам самим жрать нечего. Сама видишь – тут одно железо, а я не ржавчина, чтоб им питаться.

Чайка наклонила голову, прислушиваясь. От скуки я рассказала ей про задумку Сварта.

– Ну и как мне его отговорить? Я передумала. Я не хочу тут жить. Тут природы нет. И разваливается все. А он империю задумал делать. По сути – это ведь кладбище. Кроме покойников никого нет. Наверное, тут все подвалы доверху забиты костями. Разве можно жить на кладбище? Я тоже думаю – нет. А он не понимает. Ему чем мрачнее, тем лучше. И чтоб все боялись. У нас тоже один такой был. Адольфиком звали. Садюга редкостный. Но с империей у него ничего не получилось. Это ни у кого не получается.

– Ты с кем этот ту разговариваешь, – Сварт подозрительно покосился на птицу.

– Сама с собой. Ты же не хочешь меня слушать?

– Хочу.

Сдуру я рассказала ему про свои фантазии. И даже про то, что в нашем мире умение Сварта поднимать покойников из могил придется по душе некоторым правительствам.

– Ты так думаешь?

– К сожалению, я в этом уверена. Они ухватятся за тебя обеими руками. Столько бесплатной рабочей силы. Армии из покойников. Брр.

Мне кажется, именно после этого разговора все пошло наперекосяк.

Тоник и Пиксель действительно орали. На весь военный совет. И даже на собаку. Из-за повышенной агрессии и бесконтрольной злости у них начались проявления волшебства. Спонтанные. Собака первой поняла, что дело труба и по-быстрому свалила на безопасное расстояние.

– Хороший был стол. Два века выстоял, – миролюбиво высказался седобородый волшебник довольный происшествием.

– А болото как осушать будем?

Тоник смущенно шмыгал носом, стесняясь своего недальновидного поступка.

– Придется приспосабливать трясину. Будем говносборник тут обустраивать, – учитель старался выглядеть спокойным, но мысленно клял себя за неумную шутку с поглощением живой лягушки.

Выдав указание огородить гиблое место, учитель пригласил военный совет перебраться у его дому. Но, ни Пикселя, ни Тоника никто не позвал обсуждать план уничтожения черного колдуна.

– Ты теперь типа изгоя. И на кой черт было верблюдиться? – без особого укора спросил Пиксель.

– Само как-то получилось. Как они только начали голосовать за уничтожение острова, я не сдержался. Но ты и сам хорош. У половины волшебников теперь бороды опаленные.

Тут Тоник приврал. Опаленные были все. Но только поначалу.

– Ну, психанул, с кем не бывает? А молния шаровая классная получилась, да?

– Хорошо, что они умеют быстро восстанавливаться, – Тоник вспомнил промашку с плевком и с досады едва снова не плюнул, но вовремя спохватился.

Тренировочные совиные полеты закончились и птицы смирно дремали в вольерах.

– Обедать! – позвал приятный, но строгий голос.

На обед им предложили уху, переглядываясь, ребята скушали ее с большим аппетитом. Оглядывали на добродушную хозяйку, поначалу подозревая, что учитель проговорился и уха была сварена с намеком на злодеяние.

Глава 27. Замок и дракон

Не объяснив для каких целей, Сварт потратил пару часов на приманивание. Он сам так сказал – буду приманивать, а ты не мешай. Я подумала, что он сейчас завалит нас едой, но не тут-то было. В результате заклинаний у нас образовалась целая картинная галерея из произведений психанутого художника.

– Я сразу их заприметил, пока по лесу бродил, – потирая руки, пояснил Сварт.

– И на кой нам эти мерзкие рисунки? – складывая картины в стопку, поинтересовалась я.

– Ты что, совсем не понимаешь ничего? Это же отличный образец материализации бредовых фантазий. Погоди и сама увидишь, как они мне пригодятся.

Его восторг мне кажется легко объяснимым – он сам не умеет рисовать. Иначе бы он так не сиял при виде монстроватых уродов, которых жестоко потрепало время.

– Он – гений.

– Ага. Особенно в том, как распорядился своими произведениями.

Я прекрасно помню, какое впечатление они у меня вызвали. Первое впечатление – мирное белье на веревке посреди леса, а потом вглядываешься и хочешь удрать куда подальше от такой неземной красоты.