Двести веков сомнений (Ралион 6)
Шрифт:
Строили Академию более сорока лет. Поначалу это кажется странным – давно уже никто не строит так долго. Подлинной причины никто не объясняет. Говорят что-то про тектонику, про силовые линии, про точки равновесия – не понять, шутят отвечающие или издеваются. Но построена Академия на совесть. А уж внутри… бродить там можно несколько месяцев. Не счесть музеев, выставок, учебных помещений… Как-нибудь попрошу устроить экскурсию. Моё звание ненгора, открывает вход за белые ворота, но как-то неловко идти одному.
В этот раз мы переместились через портал, не пришли на своих двоих. Где именно со мной разговаривали,
Потом я понял, отчего. В кои то веки кто-то попал в Скрытый Дом, и – надо же – не мудрец великий, а неуч, который в магии не понимает ни слова. Последнее – совершенная истина. Нет у меня таланта к магии, никакого. Д. посоветовал не брать в голову, и я стараюсь не брать.
– Проходил мимо стены и увидел, что там отверстие, – повторил я в сотый раз и мой собеседник в сотый раз кивнул, что-то записал. Рядом на столе – неизменный хрустальный шарик в изящной оправе. Записывают… Уже, наверное, десятка два таких записей у них есть, судя по тому, сколько нашлось желающих меня выслушать. Надо отдать должное, и кормили, и поили – язык быстро устаёт, да и воздух здесь застойный. – Заглянул внутрь и увидел человека…
Потом меня разобрало любопытство.
– А тот, кого я вытащил, – спрашиваю, – что он видел?
Маг посмотрел на меня как-то странно.
– Это всем интересно, – ответил он наконец. – То, что он видел, повредило его рассудок. Если мы и сможем вернуть его в норму, он всё равно ничего не вспомнит.
– Послать кого-нибудь на разведку?
– Чтобы безумцев стало больше? Пока не выяснится, что там случилось, никакой разведки.
– Странно, – говорю, – а что известно про Скрытый Дом?
– Только легенды, – отвечает маг и устало вздыхает. – Самым новым из них тысяча лет.
Понятно.
Я ожидал от магистров – или академиков, или как их надо называть – большей смелости, но после подумал, что напрасно. С разбегу прыгать в неизвестное – невелика смелость. А то, что во всех особых местах всегда полно неприятностей, явных или скрытых – известно всему миру.
Когда меня отпустили, было уже темно. Доставили прямиком в Теальрин – деревушка такая, рядом с тем самым монастырём. Для меня там сняли комнату. Д. всё ещё не было.
Устал я ужасно и сразу же лёг отсыпаться. С этого часа я и начал видеть странные сны.
Про тринадцатое число придуманы самые страшные приметы и истории. До этого вечера сны мне снились редко, были отрывочными, а если оказывались страшными (когда болеть доводилось) – то и вовсе забывались.
В этот раз сон был чётким, цветным, со всеми ощущениями. То, что это сон, я понял не сразу. Оказалось, что я не в состоянии управлять своими действиями. Началось так: открываю глаза и вижу ту самую комнату, из которой несчастного студента вытягивал. Оглянулся…
Ничего страшного. Прихожая. Два дверных проёма; один, по правую руку – без двери. Коридор. Дверь во втором проёме приоткрыта и сквозь щель свет брезжит. Хороший свет, солнечный. Рядом небольшая деревянная лавка, над ней – вешалка. И всё.
Не знаю, ощущал ли я во сне запахи, но если
бы та комната была настоящей, там, наверное, пахло бы пылью и старым деревом. Так показалось. Затем я понял, что тот, чьими органами чувств я пользуюсь, вовсе не повинуется моим указаниям. Я хотел выйти в комнату за дверью, а «он» взамен обернулся.Ещё одна дверь.
Показалось, что из-за неё доносятся голоса. Язык незнакомый, но где-то я его уже слышал. Жаль, не запомнил ни одной фразы.
«Я» сделал шаг к двери.
Прислонился к ней ухом. Услышал сквозь щели жалобную песню сквозняка. Чьи-то шаги.
Дыхание.
Нечеловеческое дыхание. Ровное, мощное… собака, вымахай она ростом с дом, могла бы так дышать. Перепугаться я не успел: ноги стремительно отнесли «меня» назад. И «я» вошёл в комнату.
Обстановка скудная. Деревянная кровать, устланная высохшей травой, небольшой стол (видимо, человек, сколотивший этот стол, плотничал впервые в жизни)… Коврик на полу. Вернее, циновка. Узор на ней – необычный, яркий, легко запоминающийся. Чёрные и белые волнистые линии поверх солнечного диска. Солнце за причудливой решёткой…
Наверное, «я» услышал что-то из-за спины. Дверь, к которой «я» стоял, прижавшись ухом, словно взорвалась. Была – и не стало, только белые брызги во все стороны. Что-то рванулось оттуда – жуткое, кипящее, отдалённо напоминающее очертаниями человеческую фигуру… и я проснулся.
Вовремя. Терпеть не могу, когда меня собираются убивать, даже если это во сне. Понял – уже не заснуть. Побродил-побродил, да вышел на улицу. Деревенька тихая, возле монастыря жить безопасно. Очень кстати. До рассвета оставалось несколько часов, и я направился в ближайшую таверну. Увеселительных заведений здесь невероятно много; кажется, каждая семья владеет хотя бы одной таверной, харчевней или постоялым двором. При обилии паломников это неудивительно. А раз сам настоятель Хоунанта не прочь как следует выпить, то легко представить, как здесь с этим просто.
При всём при том – никаких драк, скандалов, ничего неподобающего. Чудеса, да и только…
Зашёл я в таверну («Резной посох» называется) и понял: не мне одному не спится.
Они оба сидели за дальним столиком – Д. и Чёрточка. Оба были уже изрядно навеселе.
– Давай к нам! – крикнул Д., завидев Клеммена. Тому показалось, что вся таверна уставилась на него. Не каждого приглашают к своему столику такие посетители… Юноша шёл, рассеянно глядя по сторонам (как учил Д.: почти не поворачивая головы, но замечая всё до последних подробностей). Задержал взгляд на ольте в егерских одеждах. Где-то я его уже видел. Точно.
– Ну что, отыграли? – спросил Клеммен, пытаясь отодвинуть стакан, в который ему щедро плеснули вина. Боги милостивые, ну и привычки. Такое вино надо пить по маленькой рюмочке в исключительных случаях, а здесь оно рекой льётся. На Д. не похоже. Он что, действительно пьян?
Чёрточка снял очки и укоризненно посмотрел на благодушного, раскрасневшегося Д.
– Так я и думал, – произнёс он сокрушённо. – Трепло ты, а ещё доктор наук.
Доктор, подумал Клеммен. Каких именно наук? Д. о своих научных званиях не очень распространяется. Читает лекции, знаю, но кто их сейчас не читает.