Движение Rapid Eye
Шрифт:
Мой друг в Лондоне (весьма недооцененный художник Николас Слэгг) сделал себе татуировку под обеими подмышками. Он любит демонстрировать ее в ресторанах, полных туристов. В одной подмышке — слово «Да». В другой — слово «Да». Отличная татуировка. Хорошая шутка для вечеринки. Возможно, для некоторых Дада — Бог, помогающий миллионам людей справляться с Повседневностью каким-то скромным, но изощренным способом, но здесь, сейчас, Дада — мертвая лошадь, или мертвая собака.
Абсурдности, как и протеста, как и перестановки, более недостаточно. Мертвая Собака или любая другая гниющая туша, если уж на то пошло в этом отношении, была полезна для активистского искусства в 1928 году, и в обществе, зависящем от животных (живых, но, что гораздо важнее, мертвых) в качестве традиционного арт-посредника, как часть полотна. Особенно это распространено в Америке, где корова, идущая на бифштексы, почти такая же священная икона, как Христос (отсюда, полагают некоторые, феномен таинственных расчленений скота на Среднем Западе, о чем говорится в другом месте этого издания). Здесь, в Калифорнии, имеется Марк Полайн, творящий автоматы из дохлых животных, Серрано (куда ж без него), работающий с тушами животных и все способы стилизованного надругательства над
Теперь, хотя должно быть ясно, что подавляющая часть активистского искусства неспособно перевернуть ничего, кроме ранее существовавших художественных традиций и, в случае с мертвыми животными, может лишь продолжать нахлестывать всю ту же старую лошадь, или собаку.
Широко разрекламированные дадаисты из Залива, возглавляемые такими людьми, как редактор «Vile» Анна Банана, были, очевидно, изрядно разочарованы, узнав, что означает Дада. Местный художник-шутник Монте Казазза, как мне говорили, однажды взял на себя смелость продемонстрировать это им.
Фото: Монте Казазза
Во время одного обычного общественного сборища старый весельчак Монте обрядился в военную форму и достал заряженный револьвер. Когда собравшиеся радикалы расселись по местам, он извлек из портфеля дохлую кошку, швырнул ее на ковер, поджег, а затем ушел, заперев дверь. Еще одно мертвое животное. Имеет ли это отношение к Дада? Я не понимаю фишки.
На Востоке, в Балтиморе, член Церкви СубГения Майкл Толсон (иначе называемый «экспериментальный сортир») наделал шуму своим творением «Писающая собака/Какающая собака», в котором был задействован сам Майкл, с обнаженными гениталиями, но при этом загримированный, избивавший два собачих трупа, свисающих с потолка железнодорожного туннеля (прекрасный индустриальный акустический штрих). Ничего удивительного, что Толсон был арестован по обвинению, которое без сомнения он и хотел на себя навлечь, выставил себя полным идиотом и отделался условным сроком. Ага, чувак, вот такое странное здесь искусство.
Большая часть американского альтернативного концептуального искусства Америки 80-х годов вдохновлена «Флексусом», полностью исчезнувшим в 70-е. Хотя в группе было и несколько англичан, она преимущественно состояла из американцев и немцев, ее центр, что неудивительно, находился в Дюссельдорфе. Йозеф Бойс, разумеется, был самым знаменитым членом, но в группу также входили Йоко Оно, Дик Хиггинс, Эмили Уильямс, Роберт Филиоу, Ла Монте Янг, Даниэль Споэрри и дерьмовый корейско-американский видео-художник Нам Юн Пейк (прославившийся тем, что отрезал галстук у Джона Кейджа). Манифест группы, написанный Джорджем Мациунасом, гласил, что Флексус — не-художественная группа, чье искусство строится на развлечении/удивлении, и не притязает на значительность, индивидуальность, мастерство и исключительность, которые доминируют в высоком искусстве наших дней. По-моему, это звучит прекрасно. У истоков стоит Марсель Дюшамп.
Бойс, на деле, настоящий водевильно-комедийный остряк, которому навязали роль коменданта концентрационного лагеря. Ему повезло, и не пришлось раболепствовать перед арт-дилерами и владельцами галерей, поскольку у него была небольшая группа покровителей, которые гарантированно покупали все его творения. Таким образом, он мог сосредоточиться на подлинном бизнес-искусстве — создании себе имени. Как и Уорхол, Бойс стал превосходным художником, потому что он смог создать самое совершенное произведение искусства для одержимого образами медиа-общества — личность. Его шляпа-«хомбург», военная куртка, джинсы, охотничьи ботинки, трость (как уорхоловские солнцезащитные очки и парик), по своей сути, были бутафорией. Частью картины, которой являлся он сам. Его одержимость шкурами, кожей, мехом, жиром, как известно, возникла в результате его личного опыта военного летчика (он был сбит), поэтому, как это обычно и бывает, то, что представлено публике в качестве инверсии нормальности, причуды или дадаистской иррациональности, на деле является отзвуком прошлого. Символом чего-то важного, что, как считает человек, произошло ранее. Тайный код. Ах. Как с самым глубоким культурным материалом, все, что человек должен сделать, это взломать код (прочитать книгу, получить Диплом), чтобы получить дар понимания, осмысления, познания. Но кажется, никто не задается вопросом — а познания, собственно говоря, чего?
Как водевильный комик, Бойс знал, что то, что он на самом деле делает, мало чем отличается от того, что делают Томми Купер или Терри Гилльям. Понимая, что сюрреализм — это развлечение, и используя его для развлечения. (Хотя, по правде сказать, он создал немало работ, которые нельзя назвать развлекательными, такие, как например, недавно выставленная «Пробка из бревен»). Учитывая эмоциональную и концептуальную значимость, которую мы придаем словам и образам, к тому же вычисляем, как полагаем, иррациональность, сопоставление и шутливое озорное манипулирование эстетически забавно. Сидеть и смотреть на Бойса, объясняющего значение искусства мертвым зайцам, занятие не для мрачных лиц. Другое творение Бойса, которым восхищаются в Америке, — он стоит и сжимает кусок сала в руке, а затем из его кулака появляется кусок «плазмы». Это проходит здесь особенно хорошо потому что, кроме забав с дохлыми животными, другое излюбленное развлечение американских художников — эякуляция и использование мокрых, липких «тактильных» субстанций, именуемых «плазмой». Телесные выделения — хороший бизнес. Мэпплторп получил широкую рекламу за свой цикл фотографий спермы, Серрано — со своей мочой, несмотря на то, что эта традиция устарела уже к тому времени, когда Йоко Оно рисовала своей кровью в 1960 году. Один мой знакомый, нью-йоркский неоист Иштван Кантор («урожденный» Монти Кэнтсин), пытался продавать пузырьки со своей кровью в качестве Произведения Искусства с 1979 года, и, кажется, в Америке уже не осталось почтальонов, которым не случалось бы доставлять конверта, содержащего засушенное семя плодовитого Джерри Древа, одному из его собратьев по мейл-арту. (Мастурбация на память — одна из идей Древа, которую не украл Дэвид Боуи). Таким образом, мы снова вспоминаем нашего приятеля Толсона, который, кажется, готов пойти на что угодно во имя главной движущей силы Американского Искусства — Паблисити. Не удивительно, что Толсон снял фильм о себе, занимающемся
тем, что можно увидеть в любом порнографическом фильме в магазинах Сан-Франциско — в фильме на него мочатся.Разумеется, разница между тем, чтобы смотреть на человека, на которого мочатся, потому что ему это нравится, или потому что ему за это заплатили, и человека, на которого мочатся в имя искусства, чисто контекстуальная. Подчас, когда искусство освобождают от этой смирительной рубашки, и стимулирующие идеи искусства используются теми, кто знает общество и способен понять аудиторию настолько, чтобы побудить ее к самоанализу, что-то может произойти.
Постижение Своей Аудитории — непростая игра. С некоторыми людьми это срабатывает. С другими может и не пройти. Будучи сотрудником фэнзина «Ripped & Thorn», я не слишком увлекался творчеством «Ants» в конце семидесятых, когда Адам сыграл в «Max Factor», участвовал в спектаклях, носил пластиковые макинтоши и пел песню Сынов Европы в «Furs», общественных туалетах, слывших местами панковских сборищ. Затем Адам покинул свой сквот и познакомился, через Джордан, и благодаря своей роли в джарменовском «Юбилее», с Малкольмом Маклареном. Предприимчивый и разносторонний Малкольм вытащил Адама из «Ants» и придумал «Bow Wow Wow» — крайне недооцененный проект в педофилии поп-ниспровержения. Адам тем временем познакомился с Марко из «Rema Rema» и начал писать легкие песенки о пиратах, стал очень богатым и знаменитым. Однажды я спросил его, зачем он это сделал, и он ответил — Малкольм объяснил мне, что нужно «знать свою аудиторию». Адам сказал, что его аудитория хочет быть эффектной, поэтому он и решил превратить их в героев. Адам стал поп-фаном, выбравшим путь наименьшего сопротивления. Он дал своим фанатам яркие запоминающиеся образы (мятежные пираты, американские индейцы) и забыл о самоанализе, который, как он сказал, остается уделом хиппи. Никаких телесных выделений.
Фото: Джордан и Вивьен Вествуд с друзьями в бутике Малкольма Макларена «Секс»
Адам — искренний великий развлекатель в духе Нейла Даймонда и Тони Беннета, уверен в том, что его аудитория глупа. Другие панки понимают, что это не так.
В лучших традициях «Битлз» и «Пистолз», английская группа «Throbbing Gristle» дает свой последний концерт здесь, в Сан-Франциско. Их неформальный лидер Дженезис Пи-Орридж тут хорошо известен. Кое-где в городе можно увидеть граффити с его логотипом — Духовный Крест, вызывающий больше вопросов о его значении на улицах, чем в галерее. Это не так уж интересно. Все, что вам нужно для международной интриги — маленькая горстка преданных фанатов с баллончиками краски. Кампании граффити Ситуационистского Интернационала в Париже («Будь реалистом, требуй невозможного»), повлиявшие на Папу Иоанна-Павла, и которые лишь недавно были удалены, как и мощные трафареты в Лондонском метро были выполнены всего лишь несколькими ребятами, как сказала мне Пенни Рембо, а в случае Crass, четырьмя или пятью членами группы, путешествующими по кольцевой ветке без билетов. (Фред и Джуди Верморель понравилась идея, и они заплатили ребятам за то, чтобы те расписали Лондон эпитафией Сида Вишеза — «99 % — дерьмо» — для рекламы их безнадежного проекта «Миллионы таких, как мы», но не возникло никакого интереса, потому что те, кого это волнует и так знают это наизусть).
Пи-Орридж — искусный художник, использовавший разнообразную тактику, распространенную в андеграундном искусстве и, как Макларен и Джейми Рейд сделали с «Пистолз», отправил их на улицы, которым они и принадлежали. В COUM Transmissions, в 1976 году, он сделал ставку на ироничную, незаслуженную «ретроспективу» в Институте Современного Искусства, принесшую ему международное признание (среди прочего там были выставлены использованные «тампаксы» в стеклянных коробочках на постаментах), и поцеловался на прощание с потребительским арт-миром, который, будучи редактором общепризнанного справочника «Современные художники», он знал вдоль и поперек. Вместе с Монте Казазза он создал жанр индустриальной музыки раньше, чем кто-то услышал о разрушенном «Pruitt Igoe» квартале домов. А с графиком Питером Кристоферсоном, электронным гением Крисом Картером и художником и стриптезером Кози Фанни Тутти, появившихся из артистических гетто Мартелло-стрит и Бек-роуд, с самоизобретенными инструментами и измененным восприятием создал «Throbbing Gristle» — одну из самых влиятельных, близких панкам групп, вслед за «Пистолз», «Clash», «Crass», и — не хотелось бы это признавать, но давайте будем честными — «Jam».
В свое время Пи-Орридж брал многое из Дада и сюрреализма, шок-арта, Венских акционистов, перфоманса, поп-арта, Флексуса, неоизма, футуризма, панка, байкерских культов, хипповства, сатанизма, Церкви Процесса, битников, мейл-арта, скрэтч-видео, эйсид-хауса, евро-электро-попа, оккультизма, британского рока, фашистских образов, йиппи, научной фантастики, драг-рока Восточного побережья, порнографии, компьютерных технологий, ситуационизма и анархизма. Присваивая и всасывая различные культуры и выплескивая их на улицы, как кровавые сгустки мокроты. Человек Возрождения, творец утопического анти-искусства.
Неудивительно обнаружить изобилующее в работах COUM, «Throbbing Gristle» и его последней группы — «Psychic TV» (поп-пропаганда его «Церкви» — они все получили — «Храм Духовной Молодости») повторяющееся использование пыльных зеркал и магии. Как у Уорхола или Бойса, искусство Пи-Орриджа также главным образом заключается в создании личности, но в случае последнего — это экспериментальная личность, эмпирический Новый человек Ницше, достижимая модель образа жизни, поощряющая циничную искушенность и практическое использование всех видов искусства, как коммерческого, так и эзотерического до конца, который идет по пути прогресса и, как и в случае с ЛаВеем, является социально эволюционным. Созидание окружающего мира полное, 24 часа в сутки, всегда. Это не искусство на почтовой открытке, или в галерее. Это не искусство, непонятное, скучное представление, производящееся на холодном полу галереи или записанное в пыльных, педантских книгах. Там, где многие не идут дальше движения (процесс), Пи-Орридж обладает ловкостью, достаточной для воровства, наблюдения, изучения, осмысления, искажения и (используя любые материалы, технологии, медиа или контекст), задает особые вопросы о Жизни. Когда в 1982 году он попросил меня и многих других людей прислать ему кровь, волосы или сперму, как мейл-артист, неудивительно, что это было нужно для целей более значительных, чем просто искусство. И учитывая то, что художественный мир и Пресса совершенно не поняли или проигнорировали.