Двое из двадцати миллионов

– Давайте в аптеку - вон на углу,- сказал офицер,- что же это вы так...

– Нет, Митя,- говорила Шарову Маша. Они сидели на той же скамейке на бульваре, рядом играли ребята, гоняли мяч.- Нет, все это детство... Слишком многое встало между нами тогдашними и теперешними....

– Ты просто все забыла... ты не представляешь себе, как я тебя искал...

– Ничего, Митенька,- Маша гладила его по голове, перебирала волосы,все образуется. И потом, ты как-то игнорируешь самое главное: я люблю Сергея, и нас с ним война связала. Намертво. Навсегда.

Митя схватил ее руки.

– Пойми, я не могу жить без тебя, не могу... И тут большой резиновый мяч с силой ударил Митю в лицо. Он вскочил, бросился к ребятам. Они наутек. Маша смеялась. Старалась сдержаться, но смех разбирал ее все больше и больше. Она хохотала.

Митя, обиженный, стоял рядом. Наконец Маша взяла себя в руки, сказала серьезно:

– Прости, не сердись... И почему ты все-таки в форме железнодорожника?
– Маша прыснула снова.

– Да потому, что военная износилась до дыр. А эта осталась от Вани, старшего брата. Был машинистом, то есть гражданским, а его наповал, во время рейса. Разбомбили состав с эвакуированными...

– ...Знаешь, Машенька,- сказал однажды Сергей,- до моей комиссии два дня, а у меня есть давний долг, до войны еще все собирался съездить в свой детдом, повидать нашу нянечку - "Пятихворовна" мы ее звали. Видно, какое-то имя мы так переболтали. Она нас жалела. Веселая такая была, вечно шутит, песенки нам поет. А то поплачет, когда кто обидит... Пятихворовна.. добрая душа. Сто раз собирался и ни разу не съездил. Не знаю, жива ли? Ведь вечность прошла...

– Поедем, Сережа. Поедем прямо сейчас...

– Это недалеко от Москвы. Электричкой.

– Спасибо,- сказала Маша,- но я говорить не умею...

Вместе с краснощекой нянечкой вошла Петровна- сестра-хозяйка толстая-претолстая, сонная женщина в белом халате.

– Здрасьте, - сказала она, - бабушка в инвалидном доме живет, болеет она, а присматривать у нас некому. Вот я вам адрес списала...

Сергей взял бумажку, простился.

– Будем ждать,- провожала их заведующая,- приезжайте побеседовать с ребятами. И вы тоже, пожалуйста...

Они шли тропинкой по краю высокого, крутого обрыва, под которым далеко внизу, красиво изгибаясь, текла речка. А по ту сторону речки открывались широкие дали - степи, перелески и снова степь до самого горизонта.

Ни единой живой души кругом.

– Поцелуй меня, Сережа...- сказала Маша. Сергей обнял ее, поцеловал. И долго, долго, очень долго длился этот поцелуй. У Маши были закрыты глаза. Потом она открыла их, и, постепенно проясняясь, пробуждался от забытья ее взгляд, и, глядя на бескрайние дали за рекой, она сказала Сергею, отстраняясь:

– Тут бы пулеметную точку... обзор какой... Сергей оглянулся, посмотрел - обзор был действительно потрясающий.

– Не надо, Маша, не надо... постарайся забыть. Пойдем, тут поворот должен быть, а за ним наш детдом...

– Как вы говорите - Пятихворовна?

– Да, да. Пятихворовна. Полная такая, круглолицая. Волосы с сединой...- ответил Сергей заведующей детдомом.

– Нет, нет у нас такой. А фамилию вы ее не знаете?

– Это, наверно, про Никишкину спрашивает лейтенант,- вмешалась в разговор пожилая медсестра.

– Старший лейтенант,- поправила ее заведующая.

– Извиняюсь,- сказала медсестра,- но Никишкина давно на пенсии. До войны еще. Ее, верно, как-то так ребята похоже называли.

В дверях кабинета столпились молодые нянечки и с большим интересом, подталкивая друг друга и посмеиваясь, рассматривали Сергея.

– А вы, значит, наш воспитанник?
– спросила заведующая.

– Конечно.

– Вот удача-то...- расплылась она,- побеседуйте с нашей ребятней... Это ведь какое для них событие будет...

– В другой раз, сейчас мне нужно отыскать Пятихворовну... Как вы сказали? Никишкина она?..

– Тут внучка ее у нас сестрой-хозяйкой. А ну, Татьяна, живо сбегай, покличь Петровну,- сказала медсестра краснощекой молодой нянечке, и та исчезла.

– А что же вы нас не познакомили с вашей спутницей, товарищ старший лейтенант?
– сказала заведующая.

– Это моя жена. Познакомься, Маша.

– Какие у вас награды почетные, Маша, "За отвагу" - подумать только, такая девочка... И "Звезда" еще... Может быть, вы, Маша, тоже выступите у нас?

– Вон она в коляске сидит, Никишкина, - сказал санитар.

Сергей и Маша вышли в садик инвалидного дома. В коляске, широко раскрыв глаза, сидела старуха в ситцевом платье, в больших ботинках. Сергей старался не выдать своего волнения и огорчения при виде ее. Они подошли с Машей. Но слепая старуха продолжала, не моргая, смотреть вдаль.

– Здравствуйте, нянечка Пятихворовна,- сказал Сергей.

Не переводя взгляда, старуха спросила:

– Это кто говорит? Есть тут кто или мне послышалось?- спросила она глухим голосом. Сергей подошел к ней совсем близко.

– Это я, нянечка, Сережа. Иванов Сережа. Старуха протянула руку, прикоснулась к Сергею,

– Не помните меня, Пятихворовна? Я вам тут подарочек маленький...

Сергей положил ей на колени принесенный пакет.

– Спасибо, - старуха прикоснулась к пакету, - а тебя не припомню, если бы увидела, может быть... Да и то наврядли... вырос, небось..

– Нянечка Пятихворовна, это я тот, что у заведующего банку варенья увел... Сережка... Старуха покачала головой.

– ... Ну, тот, что мышонка ему в ящик подсунул... Неужто не помните? Вы меня еще спрятали тогда... А когда я лежал и у меня горячка была, вы плакали и богу за меня молились..

– Нет, деточка, - с сожалением сказала старуха,- много вас у меня было, так много... Одни уходили, другие приходили... Нет, детка, не вспомню... Меня в сорок первом удар схватил. Я похоронку на Васеньку единственного моего - как получила, так и упала и в себя, говорили, месяц не приходила. И глаза стали все хуже, хуже с той поры... и памятью совсем ослабла... Как ты сказал, тебя звать?

– Сережа. Сергей Иванов.

– И еще здесь есть кто-то?

– Маше. Жена моя.

– Вы садитесь, дети, на лавочку. Вот она...- Старуха нащупала скамью рядом с собой. Сергей и Маша сели.