Двое в лодке

– Я знаю, где мы.

– Класс. Нам надо где-то перекантоваться тихо и незаметно.

Я тоже вышел наружу, окинул мутным взглядом жиденький лес, спускающийся с холма вниз, стрёмные домишки, раздолбанную дорогу. Осмотрел себя и Женьку, вздохнул:

– Придётся бросить всё, кроме пистолетов и денег.

Она кивнула и стала стаскивать бронежилет, мы сложили автоматы и всё остальное в шахте у входа, у меня остался пистолет за поясом и пара гранат в карманах, у неё — мешок и ещё один пистолет, который она сунула в штаны спереди и прикрыла пиджаком:

– Пойдём, отсюда можно уехать автобусом.

– А нас возьмут, таких пыльных?

– Куда они денутся, - она распустила волосы и зачесала их на одну сторону, прикрыв синяки, достала из кармана десятидолларовую купюру, - деньги пыльными не бывают.

– Ты же говорила, они фальшивые?

– Я говорила «может быть». К тому же, мы никому не скажем, - она подмигнула и потащила меня вниз по тропинке.

***

Поездку в автобусе я почти не запомнил, правая половина тела в какой-то момент отнялась напрочь, в голове шумело, кто-то нагло пялился на меня слева почти впритык, где-то на середине дороги я осознал, что слева — окно, и что смотрю я в пол, но почему-то кажется, что пол — это верх, а падаю я назад, вниз. Сосредоточиться на том, что Женька говорит, было очень тяжело, я всё время смотрел на её губы и у неё была радужная помада.

Когда мы вышли на свежий воздух, стало немного легче, но ноги продолжали заплетаться, Женя таскала меня за руку как маленького, с кем-то разговаривала, периодически трясла меня за плечи.

В первый раз я немного пришёл в себя в какой-то подворотне, в небольшом глухом тупике с мусорными ящиками. Осмотрелся, понял, что отрезвившее меня чувство — это злость, а вызывает её здоровый чернокожий мужик, что-то неразборчиво тараторящий моей Женьке. Лицо у неё злобное, но малость перепуганное, судя по тону разговора, он что-то от неё хочет. Я попытался пошевелить правой рукой — фигня, небоеспособная конечность конкретно. Ладно, чи ни в первый раз.

Немного сменил стойку, дождался, когда в его речи опять мелькнуло нервное «бич» и несильно зарядил левой в подбородок. Мужик чуть покачнулся, с подофигевшим видом задёргал ртом, выдохнул предложение, которое я оборвал ещё одним прямым в рыло, сразу после первого мата. Намотал на кулак ворот его футболки, притянул поближе и очень тихо и вежливо сказал:

– Show some respect, o'key?

Не знаю из какой задницы подсознания я выдрал эту фразу, скорее всего, из тех самых гундосых боевиков, которые смотрел в детстве — никаким другим способом английский язык в мой мозг не просачивался. Но мужик после этой фразы как-то ростом даже меньше стал, проблеял слабое «окей» и покосился на Женю. Она поморщилась и что-то сказала мне по-английски, я сделал вид, что понял и опустил руку. Уставился невидящим взглядом перед собой, сознание опять поплыло. Они вроде бы договорились, она подцепила меня под локоть и потащила куда-то, завела в тускло-желтое помещение, в котором я с трудом опознал гостиничный холл, быстро переговорила с мужиком за стойкой, взяла у него ключ, сунула деньги и побуксировала меня вверх по лестнице.

Когда она два раза провернула в двери ключ и с облегчением уронила свой мешок на пол, я вдруг понял, насколько сам устал. Мы доковыляли до широкой кровати и рухнули поперёк, разбросав руки в стороны. Переглянулись. В её глазах было столько всего... и всё такое не женское. Я опять почувствовал себя последней сволочью, отвернулся, уставился в потолок. Потолок качало, как будто он в море перекупался, никогда больше не буду мешать стимуляторы с обезболивающим.

– Почему ты не говорил, что знаешь английский?

Я косо улыбнулся и пожал плечами. Точнее — плечом, левым, правое не двигалось и похоже, от распухания на всю комнату его удерживал только рукав. Надо его снять.

– Помоги, пожалуйста, - я перекатился на бок, стал стаскивать свою разнорукавную куртку, Женька тоже схватилась, вдвоём мы с ней как-то справились, бросили на пол. Стукнуло громко — две гранаты и пистолет, я теперь безоружный. Женя тоже вытащила свой, положила на тумбочку, не вставая стянула пиджак и блузку, оставшись в майке. Села по-турецки, участливо заглянула мне в лицо:

– Тебе сильно плохо?

Я опять пожал плечом, понял, что её такой ответ не устраивает и буркнул:

– Нормально. Качает немного, а так — уже лучше. Тебе Вика ничего про передоз от этой фигни не рассказывала?

– Нет, у нас времени не было.

– Ясно.

Мы помолчали, она немного повертелась и опять заглянула мне в глаза, почему-то виновато:

– Лёш... а почему ты промолчал тогда, в лимузине?

Вот же ж не было печали! И что ей сказать? О чём они там говорили, в лимузине, таком, что у неё лицо виноватое и она удивляется, что я промолчал? Ещё одно пожатие плечом, хитрый усталый взгляд, такой, умудрённый жизнью:

– Не хотел вас перебивать, вы так душевно общались.

Она отвела взгляд и буркнула:

– Я его ненавижу.

– Я тоже.

– Нет, я его раньше знала. Он такое чмо...

– По нему видно. Не переживай, и до него доберёмся, - я подмигнул ей.
– Я тебе даже позволю лично его пристрелить, хочешь?

Она довольно заскакала на месте с улыбкой ребёнка, получившего огромный яркий подарок:

– Правда?! Ты такой лапочка!

– Только я ему ноги сначала переломаю, я Вике обещал.

Она перестала кривляться и посерьёзнела:

– А что он ей сделал?

– Я не расспрашивал. Но судя по всему, это он занимается подбором кандидатов для гастарбайтинга...

За дверью что-то громко щёлкнуло, мы дёрнулись и через секунду сидели оба напружиненные и с пистолетами, у меня по виску ползла капля пота, сердце ломилось из груди наружу. В дверь постучали и женский голос что-то крикнул. Женя выдохнула и опустила пистолет, нервно улыбнулась, ответила на том же языке и женщина ушла, скрипя половицами. Я поднял бровь, Женька пояснила:

– Обслуживание номеров, предлагали завтрак заказать.

Мы оба криво усмехнулись, трясущимися руками молча отложили оружие, опять улеглись, я стёр ладонью пот. Она подползла поближе, осторожно положила голову мне на плечо:

– Не больно?

– Нет. Укол, наверно, ещё действует, - я повернул голову и поцеловал её куда дотянулся — в макушку. Её волосы пахли гарью и пылью, ещё немного порохом, но вполне возможно, мне это просто приглючилось. Трапециевидные стены я созерцал уже минут десять, а вращение, как на большой карусели, ощущал с самой шахты. Ну хоть дошёл, и на том спасибо.

Женька прижалась ко мне крепче, я ощутил, как быстро колотится её сердце — позднее зажигание, наконец-то и её пробрало. Хоть бы в истерику не ударилась... Я с трудом перевернулся на бок и обнял её, она уткнулась лицом мне в грудь, вытирая слёзы о футболку. Зря она это, футболка грязная как чёрт знает что, ещё воспаление какое-нибудь себе на глазах натрёт.

– Жень, ты б сходила умылась. Я грязный, занесёшь заразу.

– Не-а, - она потрясла головой, крепче вжимаясь в меня, - я грохнусь по дороге.