Двое в океане

— Ого! — восхитился он. — Оказывается, мы на славу пропахали Гольфстрим! Отличная работа!

Торопливо извлек из заднего кармана свой неизменный блокнот, а из-за уха один из карандашей.

— Кост! Переведи мне, пожалуйста, что значит «условные обозначения».

— Это значит…

В следующий момент динамик на стене голосом вахтенного штурмана возгласил по-английски:

— Внимание! Мистера Марча просим срочно подняться на мостик для экстренной радиосвязи. Повторяю…

Американцам было предложено в категорической форме покинуть борт «Онеги». Томсон устало улыбнулся: «В таких случаях последнее слово — за ними». Марч негодовал: «Это насилие!» Матье поначалу пошебуршился: «Я гражданин другой страны. Почему должен подчиняться их приказу?» Потом, поразмыслив, тоже покорился обстоятельствам — если останется на «Онеге» один, то это будет выглядеть демонстрацией, а его лаборатория в Квебеке тесно связана с американской в Нью-Йорке, во многом зависит от нее. Так можно лишиться и материальной основы для дальнейших исследований в районе океана, с которым не первый год связан Матье. Собой рисковать он готов, но ставить под удар труд целого коллектива лаборатории, работающей по этой программе, не имеет права.

Марч сказал Смолину:

— Ты пойми, Кост, если я и сейчас откажусь, то там, в Научном фонде, мне больше не видать ни одного цента. А ведь я только-только всерьез стал заниматься этой темой. Ты представляешь, Кост, ведь в конечном счете наше с тобой дело нужное. И делать его надо в тех условиях, которые нам создают против нашей воли. Если мы не будем делать, то кто же? Не так ли, Кост?

— Так. Никто не сделает.

— Вот! Вот! И ты меня поймешь, Кост. — Клифф расхаживал по палубе и смотрел себе под ноги.

— Пойму.

Американец вдруг быстро обернулся, глаза его загорелись:

— Наверное, даже хорошо, что я буду на берегу раньше, чем вы! Очень даже хорошо. Наверняка там уже дожидаются вас и конденсатор для спаркера, и вал для судового винта. Раз не пускают в Норфолк, позабочусь, чтобы все переправили в Ла-Гуайра. Вы, кажется, пойдете в Венесуэлу?

— Надеемся…

— Значит, все будет в порядке! Я обещал капитану. А если деловой американец обещает — он не подводит.

Голос Клиффа звучал так, будто он в чем-то оправдывался и теперь горячими заверениями пытается смягчить вину. Но Смолин не был расположен к снисхождению.

— Деловые американцы как раз и подвели, — усмехнулся он. — У вас и подводят по-деловому.

Перед самым обедом на горизонте проступила темная точка, которая быстро увеличивалась в размерах и вскоре превратилась в очертания идущего полным ходом военного корабля. Его острый форштевень решительно рассекал волну. Красиво шел корабль! Белые пенистые крылья по его бортам создавали впечатление невесомости, хрупкости, изящества — словно большая морская птица летела на встречу с «Онегой». Как было бы приятно и даже радостно смотреть на это элегантное украшение морской пустоты, если бы корабль не торопился за тем, чтобы насильно отобрать у «Онеги» трех прижившихся на ее борту хороших людей.

В нескольких кабельтовых от «Онеги» корабль, вдруг накренившись на левый борт, сделал плавный маневр, меняя курс, и теперь шел уже параллельно, опустив крыло пены у форштевня, — сбросил скорость. С самого клотика грот-мачты до ватерлинии он был одноцветно сер, только на мачте ярко полыхал, празднично оживляя солдатскую строгость облика корабля, большой, броско полосатый, в четком сочетании синего, белого и красного флаг Соединенных Штатов Америки. Казалось, этот корабль, такой подтянутый, такой юношески порывистый в очертаниях корпуса, мачт, ракетных установок и пушек на палубах, пришел пофлиртовать с мирной белобокой неуклюжей «Онегой», которая так стосковалась по общению в своем долгом морском одиночестве.

— Средний сторожевик! — определил кто-то из моряков.

Из раскрытой двери ходовой рубки слышался квакающий английский — по радиотелефону шли переговоры со сторожевиком.

— Палубной команде на спуск катера! — прогремев в динамиках голос капитана.

Ага! Значит, отправку гостей взяли на себя мы. У Кулагина поначалу было иное предложение: раз американцы явились силком забирать своих, пускай и катер свой присылают. Капитан распорядился иначе: мы не сдаем их с рук на руки, а провожаем. А гостей положено провожать по чести. Таковы традиции.

Еще через несколько минут над «Онегой» затрепетали на ветру четыре пестрых полотнища флажковой азбуки.

— Что это значит? — поинтересовался Чайкин у Мосина.

— Это вроде бы приветствие… — неуверенно пробормотал первый помощник и в раздумье почесал за ухом. — По правилам положено. Мы обязаны первыми приветствовать военное судно. Но в данной ситуации…

— Что значит в данной ситуации? — перебил Чайкин, которому было интересно все.

Мосин пожал плечами, бросил неуверенный взгляд на стоящего рядом Смолина.

— …В данной ситуации можно было бы и без особых любезностей. Но так распорядился капитан. А он — власть!

В ответ на привет «Онеги» на мачте сторожевика почти сразу же взлетели ввысь точно такие же флаги, а к ним еще один лишний, шестой. Но что означал шестой, Мосин не знал.

Через полчаса судовой катер с бодро тарахтящим мотором и солидно восседающим на корме у руля Рудневым стоял у раскрытого люка лацпорта.

Провожающие собрались на кормовой палубе. Матросы носили к борту вещи отбывающих. К личным их чемоданам присоединили картонную коробку из-под пепси-колы.

— Что это? — удивился Томсон, когда коробку перед тем, как отнести на катер, торжественно, как приз, поставили перед ним на палубе.

— Ленты! — с нарочитой невозмутимостью пояснил Золотцев. — Копии магнитных лент из вычислительного центра. Здесь все, что мы наработали за эту неделю на полигоне. — Золотцев улыбнулся, и дужки его очков бодро сверкнули в солнечном луче. — С вами наработали! — подчеркнул он. — Так что это принадлежит вам по праву. Берите! Владейте!

Выслушав перевод, Томсон кивнул:

— Спасибо, сэр! Это великодушно. И по-товарищески. — Он наклонился, поднял коробку, потряс на руках, словно проверяя ее тяжесть, подмигнул Золотцеву. — Ого! Неужели мы с вами столько бумаги намарали? Выходит, все-таки не зря нас кормил кок.

Томсон отдал коробку подошедшему матросу и протянул Золотцеву маленькую сухую руку:

— Будем считать, что все же это не самое последнее слово ученых. Спасибо!

— Наверное, ученым есть еще что сказать, — в тон ему ответил Золотцев и тоже поблагодарил: — Спасибо!

Томсон подошел к Солюсу.

— А вдруг встретимся и мы с вами, академик? А? Почему бы нет?

— Всякое бывает… — пожал плечами Солюс. — Хотя вряд ли. Возраст!

Томсон кивнул.

— Вы правы, у нас с вами, коллега, все, все уже позади! Увы! — задумчиво провел рукой по подбородку, показал глазами на собравшихся на палубе. — А вот как у них? Есть ли у них что-то впереди?

— Будем надеяться, — проговорил Солюс. — Другого нам с вами не осталось — только надеяться. Хотя дела не столь уж веселые…