Двор. Книга 2
Шрифт:
В середине недели Зиновий Чеперуха кончил строительство у себя в квартире и послал Гришу с Мишей к товарищу Дегтярю и мадам Малой, чтобы те зашли на несколько минут. Клава Ивановна не заставила себя ждать, а Иона Овсеич передал через мальчиков, что не имеет ни минуты свободного времени, если дела позволят, он заглянет завтра вечером.
— Зиновий, — сказала Клава Ивановна, — ты не должен обижаться: наш Дегтярь работает за десятерых.
На другой день Иона Овсеич позвонил Чеперухе на завод имени Кирова и просил, когда тот будет возвращаться со смены домой, чтобы завернул к нему на фабрику, он будет ждать у себя. С утра стоял густой туман, через каждые пять секунд на море выл звуковой маяк. У Зиновия сильно ныла культя, и от большого напряжения набрякли руки,
Когда Зиновий зашел в партбюро, сидели люди из цехов, товарищ Дегтярь просил на минуту извинения, чтобы закончить с ними разговор. Речь шла о подготовке к республиканской промышленной выставке, Иона Овсеич, в присутствии главного инженера, поименно отбирал лучших модельеров и мастеров для изготовления образцов, а начальников цехов предупредил, что за каждый экспонат будут отвечать своей головой. Начальники не возражали, наоборот, они сами подчеркивали, что никакой скидки на качество сырья или сжатые сроки никто не допустит, и смотрели при этом на Зиновия, который внимательно слушал весь разговор. Модельер, выступивший последним, даже прямо обратился к Зиновию и твердо обещал, что наши художники обуви не подкачают и постараются, как для Парижа. Иона Овсеич сделал замечание, поскольку в его сравнении дал себя знать гнилой душок низкопоклонства перед иностранщиной, и привел известный факт, что наша русская обувь еще до революции котировалась на международном рынке, а знаменитые осташи из города Осташкова и женский сапожок широко бытовали на Руси, когда в Европе об этом еще не имели представления. Модельер немножко поежился, но признал допущенную оплошность и, в свою очередь, привел широко известный факт насчет той же Франции, где бедные слои населения издавна практиковали деревянную обувь, называется сабо, об этом даже писал в своих рассказах Мопассан, которая, как две капли воды, повторяет наши старинные лапти, только без задника и боковок. Пример с лаптями Иона Овсеич признал удачным и, поскольку уже затронули данный аспект, сослался на такие древние города, как Рязань и Козельск, где плетение лаптей достигло уровня подлинного искусства.
— Однако, — подбил окончательно итог Иона Овсеич, — лапотная Россия канула в далекое прошлое, и это надо понимать со всей ясностью.
Затем, без паузы, товарищ Дегтярь обратился к Зиновию Чеперухе, передовику завода имени Кирова, и поинтересовался, как у него лично с бытом: полностью закончили строительство ванной и туалета или есть недоделки и требуется еще помощь?
Вопрос, как он был поставлен товарищем Дегтярем, застиг Зиновия немножко врасплох, ибо только накануне вечером Гриша и Миша приглашали товарища Дегтяря на ужин, чтобы отметить окончание строительства.
— Зиновий, — радушно улыбнулся Иона Овсеич, — ты молчишь, и люди могут подумать, что они здесь лишние. А здесь все свои.
В ответ Зиновий тоже улыбнулся и повторил товарищу Дегтярю вчерашнее приглашение отметить окончание строительства.
— Да, — спохватился Иона Овсеич, — надо ввести присутствующих в курс дела, а то мы начали с другого конца. Товарищи, Зиновий Чеперуха, которого вы видите перед собой, до войны, вместе с матерью и отцом, отец простой одесский биндюжник, занимал небольшую комнатушку, а все удобства, как сами догадываетесь, располагались в общем дворе.
Главный инженер, а за ним начальники цехов и сам герой дружно засмеялсь, Иона Овсеич поднял перед собой ладонь, просил успокоиться и продолжал:
— А сегодня, на пороге второй послевоенной пятилетки, Зиновий Чеперуха имеет отдельную, изолированную квартиру со всеми удобствами: своя вода, свой туалет, свой душ, короче говоря, все, о чем раньше можно было только мечтать.
Начальники цехов, один за другим, поднялись, пожали Зиновию руку, а художник-модельер по секрету спросил у гостя, какое отношение к этому имеет наш товарищ Дегтярь. Зиновий, в ответ, задал встречный вопрос: а какое отношение художник-модельер
имеет к своим моделям?— Стоп! — остановил Иона Овсеич. — Никто из нас не делает больше, чем должен, и давайте не будем возвращаться к этому.
Несмотря на запрет, начальник заготовочного цеха все-таки попросил товарища Дегтяря, чтобы тот объяснил людям, как у него, который круглые сутки не выходит с фабрики, выкраивается еще время, чтобы вникать в нужды двора и заботиться о своих соседях.
— Товарищи, — Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, — я уже один раз просил не возвращаться к этому вопросу, и не будем повторять.
Когда остались вдвоем, Иона Овсеич минуту помолчал, подошел к окну, которое выходит на фабричный двор, как раз закончилась смена, рабочие, среди них особенно много женщин, повалили толпой, и сказал с волнением в голосе:
— Какой у нас удивительный рабочий класс! Какие люди! Сколько бы мы ни отдавали им, все равно мало, все равно мы всегда у них в долгу.
Небольшой ужин, который хотел устроить Зиновий, Иона Овсеич просил перенести на субботу, перед выходным, потому что сегодня у него совещание в райкоме, а повестка дня такая, что дай бог закончить и успеть на трамвай. Кстати, вспомнил Иона Овсеич, на ужин надо бы пригласить Хомицкого, Ланду, Марину Бирюк, вместе с Дегтярем и Малой получится пять человек, пожалуй, хватит. Неплохо было бы и представителя из Сталинского жилкоммунотдела, но это Зиновий пусть сам решает.
Кроме тех, кого перечислил товарищ Дегтярь, Зиновий пригласил еще Ефима Граника, Лялю Орлову, Дину Варгафтик и Аню Котляр с Адей. Насчет Ани Котляр и Ади у Катерины были сомнения, хотя она лично против них ничего не имеет, а бабушка Оля пошла еще дальше и прямо заявила, что товарищу Дегтярю это не может понравиться. Зиновий сверкнул глазами, закричал: «Прекратите свои бабские штуки!» — и на том поставили точку.
Иона Овсеич, когда увидел, сколько собралось гостей, сказал, тут надо будет полдня только для того, чтобы со всеми поздороваться, и пожал каждому в отдельности руку. Старый Чеперуха сделал товарищу Дегтярю комплимент от всей души, что рука у него крепкая, как двадцать пять лет назад, как будто время не имеет над ним власти.
— Матерый комплиментщик! — погрозил пальцем товарищ Дегтярь и крепко обнял Иону Чеперуху.
Доктор Ланда, который принес с собой немецкую «Лейку» с магниевой вспышкой, просил Дегтяря и Чеперуху на секунду задержаться и не двигаться. Когда раздался щелчок и можно было опять двигаться, Иона Овсеич обратился к полковнику Ланде с убедительной просьбой, чтобы в его объектив попадали такие люди, как потомственный транспортник Иона Чеперуха, мастеровой Степан Хомицкий, старейшая активистка и общественница Клава Малая, жена кадрового офицера, кавалера Золотой Звезды Марина Бирюк, а Дегтярей надо фотографировать поменьше.
— Овсеич, — ответил полковник Ланда, — успокойся; тебе просто повезло — ты как раз стоял рядом с потомственным транспортником Ионой Чеперухой, но на фотографии я могу тебя отрезать.
Люди весело засмеялись, Иона Овсеич тоже улыбнулся, но дал понять, что хорошая шутка должна хорошо знать свое место.
Старый Чеперуха напомнил дорогим гостям, что пора за стол, а то горилка выдыхается, люди стали отодвигать стулья, но Иона Овсеич поднял руку и громко сказал:
— Товарищи, я думаю, среди нас голодных нету, мы пришли не кушать и пить, а чтобы поздравить нашего соседа, фронтовика Зиновия Чеперуху, который родился и вырос в этом дворе, со вторым новосельем!
Иона Овсеич, а за ним все остальные ударили в ладони и попросили хозяина показать квартиру, которая настолько изменилась, что, хотя находилась на месте старой, но была на нее похожа, как день на ночь.
Зиновий открыл дверь туалета с желтой, под слоновую кость, пластмассовой ручкой, просил заходить по трое, чтобы не создавать тесноты, пустил воду из крана, из душа, потянул цепь бачка, в унитазе запенилось, забурлило, как будто ударили в упор из пожарного шланга, а через пару минут, когда зашли следующие трое, бачок был опять полный, и, только потянули цепь, опять запенилось и забурлило.